- Сколько ещё ты будешь это терпеть? Почему нельзя просто им отказать - ты что, немой? Ты что, можешь только мычать в ответ?
Мимо пролетела машина, словно лезвием разрезав конец фразы. Но визг проскальзывающих по льду шин не смог перекрыть пронзительный голос Дарьи.
- Ведёшь себя, как тряпка.
Дмитрию не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть её лицо: тёмное, напряжённое, сведённое в гримасу постоянным раздражением. Оно всегда было в его голове, готовое предстать перед ним в любое время, стоило только захотеть. Часто ли он этого хотел? Возможно, не этого он желал, когда впервые её увидел: не скандалов, не оглушительных криков, близких к истерике, не взбешенных взмахов руками. Но он старался об этом не думать. Лучше всё равно не станет. Прислушиваясь к позвякиванию перцового баллончика в Дашиной сумке - нервному, но равномерно откликающемуся на каждый её шаг - Дмитрий считал удаляющиеся фонари проспекта, серебряными иглами впивающиеся в чёрное небо.
Она замолчала. Вряд ли это надолго: через зимнюю куртку он ощущал, словно голой кожей, как её злость заставляет колебаться сырой воздух. Рядом с ней он всегда чувствовал себя раздетым, уязвимым, как оголённая туша в мясной лавке.
Над головой светила безликая луна, зеркально-гладкий слепой глаз. Её холодный цвет - цвет твёрдого, безвкусного куска сливочного масла - казался на оживлённом вечернем проспекте странно безразличным и неправдоподобно чужим.
Спокойствие Дмитрия вплеснуло новую порцию холодной ярости в её вены. Дарья тяжело задышала, сжав челюсти. Отогнать подступающую волну не получалось. Когда он повернулся к ней, не замедляя шаг, её плечи передёрнуло от его низкого размеренного голоса:
- Ты сама знаешь, они ставят условия. Я выполняю. Они платят.
- "Знаешь"?! Знаю ли я?! Я посылаю их со всеми условиями каждый чёртов сезон! И меня достали их презрительные рожи, когда я это делаю. Знаешь, что они сказали мне в последний раз? "Почему бы тебе не согласиться, если Дмитрий всё равно останется?" Эти твари даже не сомневаются! Весь театр удобно сидит на твоей трусливой шее.
Дмитрий повернулся к девушке, но она только плотнее сжала побелевшие от злости губы. Чёрные волны волос подпрыгивали на ходу. Они блестели так же роскошно, как в день их первой встречи, и между бровями глубоко залегала всё та же гневная складка, придававшая ровному лицу черты императорской гордости - не менее привлекательной сейчас, чем полтора года назад.
Она сжала руки в кулаки, вонзив острые ногти в ладони, но гнев не отступил. Напротив: от осознания того, что мягкие голубые глаза с глупой, неуместной нежностью изучают её лицо, ей захотелось кричать. Ещё не так давно эти глаза казались ей интересными: голубой и коричневый, если смотреть издалека, и просто сумасшедшие, если подойти совсем близко. Несокращающийся зрачок придавал Дмитрию загадочность, приводящую в особенный восторг зрителей на "Дракуле". Она едва ли замечала Дмитрия до анизокории: зрачок перестал сокращаться в результате травмы, когда напавший на Дашу грабитель ударил подоспевшего Дмитрия в глаз. За последовавшие три месяца, которые Дмитрий провёл в больнице, она пришла к выводу, что храбрый спаситель был ей симпатичен. К тому же теперь его простое лицо выглядело куда более интригующим благодаря зрачку, зияющему, будто портал в ад. Интерес к личности Дмитрия подкрепляли и ходившие в театре ничем не подкреплённые сплетни о шизофрении его двоюродного дяди, деда или другого далёкого родственника.
Дарье хватило трёх месяцев отношений, чтобы разочароваться в своих ожиданиях. За интригующим обликом не оказалось ничего более мистического, чем лёгкая амнезия, вызванная сотрясением мозга при ударе. За демонической внешностью Дмитрия скрывался самый посредственный человек: довольно скучный собеседник, слабая личность, неплохой, но совсем не амбициозный актёр. Она с досадой удивлялась тому, насколько менее привлекательным он был на самом деле, чем казался ей по слухам. Вампир на сцене, один взгляд которого заставлял кровь стынуть в жилах, за кулисами превращался в обыкновенного мягкотелого страдальца, готового безропотно выносить на своём горбу любой произвол руководства.
***
Гримёры разошлись, окончив свою работу. Лицо Дмитрия скрылось под толстым слоем белил; чёрные впадины глаз отражались в глубине старого зеркала, как в толстом слое льда. Он не сводил взгляда с искажённого отражения, оправляя вышитое золотом жабо. Дарья продолжала с нажимом водить тёмной кисточкой под его глазом, царапая тонкую кожу жёсткими ворсинками.
- Даша, послушай, - актёр осторожно накрыл её руку своими длинными худыми пальцами, и она нервно дёрнулась, будто они были ледяными. Красный рукав Дмитрия безжизненно повис в воздухе. - Я не умею с ними говорить. Если хочешь, пойди и поговори сама. С тобой они не будут спорить.
Дарья бросила кисточку на измазанный гримом стол, её лицо перекосило:
- Со мной? Ты предлагаешь мне пойти к ним и просить за тебя, как за ребёнка? Как за инвалида? - Дмитрий вздрогнул от резкого взмаха рукой, на секунду подумав, что она ударит его по лицу. - Всё, что ты можешь, это послать к ним меня? С кем я встречаюсь и живу, с сопливым маменькиным сынком?!
- Даша...
- Отойди от меня! - Дмитрий замер в шаге от стула, протянув к девушке вялую тонкую руку, как гротескный вурдалак из комедийного шоу. - Если бы я знала, что тебя хватит на единственный мужской поступок в жизни, если бы ты не строил из себя нормального мужчину, я бы и близко к тебе не подошла! Я не собираюсь бегать за тобой с носовым платком, как за немощным калекой.
Она сделала два взбешенных шага к двери и успела схватить ремень сумки на табуретке, когда Дмитрий поймал рукой складку её пальто; Дарья с силой рванулась к двери, дёрнув рукой, и сумка резко описала в воздухе плоскую дугу.
Раздался громкий металлический стук, когда она с размаху врезалась в намазанный белилами висок. Дарья знала, что это был перцовый баллончик. Дмитрий схватился за голову, закрыв лицо руками. Девушка моргала мокрыми ресницами, глядя на сжавшуюся от боли длинную фигуру, словно плавящуюся в струящемся алом плаще. Тишина резонировала в воздухе гримёрки, медленно наполняясь тихим стоном.
Дверь со скрипом распахнулась, глухо задев молча отпрянувшую Дашу, и в проходе появилось бородатое лицо.
- Какого вы тут... - глаза за секунду обежали комнату, - что случилось? - взгляд старика зацепился за настенные часы. - Почему Дракула не на сцене?
Из-под рук Дмитрия к подбородку сбежала тонкая красная струйка.
- Какого... - глаза старика снова беспокойно дёрнулись к часам. - Давай на сцену, времени уже нет.
Волосатой рукой он схватил костлявое запястье и потянул Дмитрия за собой. Алый рукав отёр каплю с лица и исчез за дверью.
***
Ослепительный свет ударил в глаза, и правый зрачок сжался в крупинку. Дмитрий не двигался с места, боясь запутаться в неловких, свисающих до пола одеждах. Где он? Прохладный воздух заполз в подмышки между широким рукавом и обнажённой чувствительной кожей. Шея остыла мгновенно, а пульсирующая боль в виске уже раскалила лоб. Сквозь плотное молчание до его уха добрался шёпот. Он подсказывал странные слова, от которых волосы на руках встали дыбом, а по хребту к затылку побежали мурашки:
- Я грешник, дух мятежный, жаждой вечной одержим...
Зловещие слова, наполненные какие-то таинственным смыслом, продолжали неумолимо заливаться в ухо тонкой струёй, и он повторил их вслух.
Они зазвучали чужим гулким голосом. Это доставило ему удовольствие.
***
Дверь в гримёрку протяжно заскрипела, отворяясь.
Даша дёрнулась на звук, но тут же горделиво отвернулась обратно к беспорядку на столе, стряхивая в руку разноцветную косметическую пыль. На её чёрный блестящий затылок падал неподвижный свет пыльной лампы:
- Ну наконец, - раздражение в её голосе звучало теперь менее уверенно. - Я едва тебя дождалась, но такие вещи надо обсуждать вживую. Давай покончим с этим раз и навсегда. Я устала играть мужчину: мне надоело нести за тебя ответственность, разгребать твои проблемы. Я не собираюсь дальше это терпеть.
Дверные петли затрещали и остановили своё движение. Лампа моргнула, и Дашина тень испуганно дёрнулась в сторону двери, но девушка не обратила внимания.
- Ты один раз получил кулаком по лицу, и я повелась, как последняя дура. Думала, ты как мужчина чего-то стоишь. Я отпрашиваю тебя у начальства, договариваюсь с владельцем квартиры, звоню в банк из-за твоих тупых паролей.
Он сделал шаг в её сторону. Она даже не пыталась убежать.
- Я даже баллончик купила... - складка между бровей удивлённо разгладилась. - Дима, ты себя нормально чувствуешь?
Всё-таки она немного переборщила с тенями, особенно на фоне белил: слишком тяжёлый взгляд, особенно когда Дима так неподвижно стоит. А кровоподтёк на виске надо было всё же замазать - какой сильный ушиб, ещё и по старой травме. Возможно, снова небольшое сотрясение. Может, поэтому он стоит в дверях, с этим жутким лицом-маской, пожирая Дашу взглядом? И его тонкие пальцы всё ещё лежат на дверной ручке.
- Дима, ты...
Он пропустил имя мимо ушей. Как и остальные ничего не значащие слова. Дёсны сводило от жгучего зуда, и он сжал ручку со всей силы (её металл обдал холодные тонкие пальцы неприятным теплом), чтобы продержаться ещё хотя бы мгновение. В коридоре висела тишина, и он ясно ощущал, что в соседних помещениях никого нет. Дверь тихо затворилась. Он повернул внутренний замок. Задвижка звонко щёлкнула, заблокировав выход.
Незнакомая черноволосая девушка замерла; её глаза округлились, когда он убрал пальцы с дверной ручки и подошёл ближе. Он почувствовал её страх - а через него какой-то более сильный, ещё более возбуждающий аппетит запах. Как просто. Он знал, что только одно наполнит его силой, утолит жажду его грешной души, обречённой на вечные муки. Её минутная боль и непрожитые годы не могут сравниться с его бессрочными страданиями.
Только когда он схватил её за плечи, она начала кричать. Дракула был очень голоден.
Автор: Даша Лысенко