Шурка с детства была шустрая. Шило, да, и только. Другое имя для нее и представить было сложно. Батька зачем-то с попом поругался и тот стал давать его ребятне «особенные имена». Шурку поп изначально Алёксой назвал. «Что это за имя такое?!» Вот Александра-другое дело. Поэтому, когда в город отправляли и справку в сельсовете выписывали, то и год рождения исправили, и имя! Вот так и стала Шурка на год старше и имя, вроде как, красивое приобрела. Сама-то она не такая симпатичная, но фигуристая и бойкая. 6 классов закончила. Не какая-нибудь. Можно и в город отпустить.
В городе все другое. Люди, дома. Кино, наверное.
С завода, куда Шурка устроилась, ее в пожарную часть направили. Телефонистка заболела. Сказали, что ненадолго. А там начальник. Ну, и красавец! И форма такая. На Шурку не смотрит совсем. Взрослый. Женатый, наверное. Надо что-то придумать, чтобы выяснить.
Придумывать ничего не понадобилось. Вторая телефонистка на смене быстро разболтала: «Ой, наш-то, наш-то вдовец, лет 10 уже. Жена родить не смогла. Царствие ей небесное! А красавец какой и вежливый, начитанный. Может и из бывших. Ой, да что это я!? Ты трубку-то, трубку сымай, чего смотришь? Звонят же!»
Через полгода Шурка и фамилию поменяла, а еще через полгода, в феврале, Степку родила. Степана Николаевича.
Шел 1941 год.
Немцы подошли к Пушкину в сентябре. У мужа машина была служебная, он и дал ее своему водителю семью вывезти. Как откажешь!? Там же детей трое, жена, сам человек хороший. Пропала машина вместе с водителем.
Шурка в тот же день по рельсам в Ленинград ушла. Пешком. Некуда больше было идти. Хорошо, хоть туда успела. И вроде сильная, деревенская, но Степка такой тяжелый, что его многие из тех, кто с ней шел, на руках успели подержать. Налегке шли, помогали, не отказывались.
Как с мужем в городе встретилась даже не помнила. Успел-таки, и слава Богу!
Поселили их в Центре. Квартира огромная. Хорошо, что с камином! А то как же?
Свекрови в феврале 42 го не стало, 53 года всего, так с внуком и не понянчилась. Строгая была женщина, но многому Шурку научить успела. На Охте похоронили. Сундук от нее остался. Муж как-то смог привезти.
Кружева в нем красивые, духами пахнут. Поменять можно. Рынок-то рядом.
Везучая Шурка, все-таки: и Степка у нее, и муж! Только не видит она его совсем! Бывало паек передаст и бежать. Один раз вообще вшей принес. Из пор выковыривала.
29 июля 42 го эвакуировались. Шурке только-только 23 исполнилось, а Степке полтора.
Муж, конечно, в городе остался. Попрощаться толком не успела.
Только б у него все хорошо было. А уж Шура со Степкой не пропадут.
Степка понимает все, но молчит, не разговаривает, если над деревней, куда эвакуировали, самолет летит, сразу под стол прячется.
«Наши это, Степушка, наши! Вылезай!»