В конце июля я приезжала к бабушке, живущей в побеленной хате с синими наличниками в небольшом городке. Почему именно в конце июля? Старались приехать на Петровы именины — дядю поздравить и со сбором урожая помочь. Хозяйство у бабушки было большое: сад, огород, пара свиней, корова, гуси, куры. И пчелы.
Нас, детей, укладывали спать на горище, расположенном над коровником, на сене раскладывали одеяла и высокие подушки на гусином пуху. Непривычные звуки долго не давали спать. Ночью услышала какой-то стук:
— Ой, разбойники, наверное! — шепотом говорила брату, толкая его в бок.
— Какие тут разбойники? Корова рогом стукается. Спи!
Рано утром по улицам шли коровы, которых хозяева отправляли пастись под руководством колхозного пастуха. Нашу же пасли сами, на это "выписывали" разнарядку моему брату. Он в то время говорил мечтательно:
— Вот вырастет младшая сестренка — наконец-то ее будут отправлять пасти. А я буду на печи лежать.
Но когда та выросла, коров перестали держать. Молока стало с избытком: дети выросли и разъехались, а соседи предпочитали покупать заводское молоко.
А пока корова еще с нами. Она у нас умница, чистюля, никогда не ложилась на грязное. Я заглядывала в ее большие красивые глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, и видела свое отражение. Внуков на лето у бабушки собиралось много, значит много и помощников. Опавшие груши и яблоки собирали, угощали рогатую любимицу. Она шумно вдыхала своим нежным теплым носом аромат, большим языком подхватывала принесенные фрукты. Теленок смешно прыгал вокруг. Мы его привязывали на лужайке рядом с гусями и напутствовали:
— Остаешься дома. Будешь гусей сторожить, — и оставляли ему полакомиться нарезанные кукурузные листья. Гуси тут же демонстративно делали разбег, широко расставляя крылья, как будто говорили: "Да, можем улететь от вас!", — но, к счастью, только пугали.
Маму теленка, коричневую с белыми пятнами Милочку, выводили на дорогу и вели вниз по улице на пастбище. С соседнего двора выходил со своей рыжей подопечной СашкО, наш товарищ. Нас обгоняли отряды деловито шагающих откушать ряски соседских уток с утятами. У утят такой милый желтый пушок, что так и хотелось схватить и погладить, но они четко держали дистанцию.
Пасти шли на ставок, вдоль которого зеленела сочная трава-мурава. Пока Милка кушала свежую травку, периодически поднимая задумчиву голову с изящными рогами и размышляя о чем-то своем, девичьем, мы могли вдоволь накупаться. В пруду ил доходил почти до колена, пиявки так и норовили присосаться к "замечтавшимся" ногам. Поэтому мы быстро забегали, плавали, катались на надутых вертолетных камерах (недалеко был военный аэродром). Проголодавшись, доставали припасенную вареную картошку, огурцы, помидоры, хлеб с солью и все съедали под чистую.
— Сейчас, я за десертом! — говорил Сашок и бежал к ближайшему огороду (оград не было) за маковыми коробочками.
Разламывали маковые головки и высыпали в ладонь черные крошечные горошинки, тут же в рот — наслажденье!
При хорошем клеве удили рыбу на донку. После полдника возвращались домой. Милка важно шла впереди, покачивая боками. Во дворе бабушка уже поджидала кормилицу, вела доить. Мы же гордо выставляли улов, отгоняя от него вездесущего кота. На ужин нам нажаривали хрустящую рыбку, которую уминали с отварной дымящейся картошечкой! М-м-м!
Вечером ставили в летней кухне сепаратор и делали сметану. Сметана походила больше на масло: желтая, густая, ложкой не провернуть. Сливочное масло при такой сметане не покупали, на ней на сковороде все и разогревали. Тетя потом лепила вареники с картошкой. Так как тесто было из всего самого свежего и домашнего, то вареник получался пышным и еле помещался на тарелке. К нему подавалась банка сметаны. Ничего вкуснее не бывает. А пирожки на свежих дрожжах так раздувались, что начинку было не видно.
— Милка, Ми-лочка! — часто говорила я, прижимаясь к теплой, пахнущей молоком, корове.
— Вот вырасту, заведу себе корову, — мечтала я.
— Комбайн приехал! — вернул меня в реальность братишка. — Пошли солому убирать.
Повязали платки, надели сапоги, рубахи с длинными рукавами, прихватили вилы с граблями.
Часть огорода была засеяна пшеницей и примыкала к колхозному полю. Колхозный комбайн объезжал частные посадки, помогал обмолотить зерно. Пшеницу засыпАли в домашнее зернохранилище, на корм домашнего скота в межсезонье. Мы, вооружившись вилами, скирдовали образовавшуюся солому, потом накрывали брезентом, чтоб не намокла. Пыль от перемолота забиралась под одежду, все чесалось и кололось. Но было весело, и на это не обращали внимания.
— Хочу в комбайнеры на лето податься! Знаешь, какая у них зарплата? Ого-го, целая очередь из желающих, — говаривал мне мой "коллега" по уборке. — В день до десяти трудодней заработать можно! Во как!
Мне, городской, не очень было понятно про "трудодни" и многое другое, но я с пониманием дела поддакивала брату и смотрела на него с уважением.
Вот и каникулы прошли. Что там каникулы? Прошли незабываемые дни детства. Остались лишь воспоминания о парном молоке, о снующих пчелах, об уборке урожая. Воспоминания о времени, когда мы были одной дружной страной.
19.02.2024