Найти тему
Алексей Макаров

Рейс первый Часть вторая (жизнь судового механика) Глава четвёртая

1. Шторм в Новогоднюю ночь на севере Атлантики
1. Шторм в Новогоднюю ночь на севере Атлантики
2. т/х " Хасан" во льдах Охотского моря
2. т/х " Хасан" во льдах Охотского моря

Рейс первый

Часть вторая

(жизнь судового механика)

Глава четвёртая

Под утро прошли Четвертый Курильский пролив и вышли в Охотское море. Погода ещё держалась нормальная, но судно уже иногда закладывало до десяти градусов на оба борта и оно иногда носом зарывалось в очередную волну.

Но через двенадцать часов, непонятно откуда налетел циклон. Это Леониду было непонятно, а штурмана, наверное, всё знали заранее. Ведь они регулярно получали карты погоды.

Он так резко пришёл этот циклон! Первый циклон в жизни Леонида, в который он попал.

Если циклон шёл вдоль Курил по Тихому океану, он продолжал так же идти вдоль Камчатки, вплоть до Чукотки и тогда суда прятались за Курильские острова в Охотском море.

А если циклон переваливал Курилы и вторгался в Охотское море и шёл на Магадан, то тогда суда прятались за Курилы уже с океанской стороны.

Но тут почему-то циклон поймал «Читу» на середине Курильской гряды и никто никуда спрятаться не успел.

Леонид как раз стоял на вахте. И шторм начался ближе к полуночи.

На вечерней вахте, когда ему никто не будет мешать, Леонид захотел подробнее ознакомиться с устройством судна. Но это ему не удалось.

Корму судна начало задирать и обороты двигателя начали «гулять». При очередном ударе волны об нос судна оно тряслось и содрогалось.

В машину позвонил дед и приказал перевести главный двигатель с автоматического управления на ручное и снизить обороты до среднего. Капитан после этого с мостика по громкой связи несколько раз спрашивал машинное отделение:

— Какие у вас там обороты? Почему вы держите такую отсечку топлива?

А Леониду то, что до этих вопросов?

Если стармех сказал ему по телефону:

— Поставьте отсечку пятьдесят семь, - Леонид и ставил пятьдесят семь. Деду виднее, сколько надо ставить. Ослушаться деда Леонид не мог.

Через полчаса дед звонил вновь:

— Поставьте осечку сорок восемь, - Леонид ставил сорок восемь.

Ещё минут через двадцать:

— Поставьте отсечку сорок пять, - да пожалуйста. Вот вам сорок пять.

Леонид всё делал так, как ему приказывал дед. У него опыт. Он всё знает.

А капитан чуть ли не каждые пятнадцать минут по громкой связи постоянно спрашивал:

— Какая отсечка топлива?

Леонид от такой напряжённой обстановки уже и забыл, что что-то хотел изучить. Он следил только за оборотами главного двигателя и ему постоянно приходилось регулировать подачу топлива штурвалом управления.

Одной рукой он держался за штурвал, а другой брал спикер и докладывал капитану:

— Сорок пять, - если тот вновь требовал информацию об отсечке топлива.

Хотя какие это были сорок пять? Там было и десять, там бывало и шестьдесят, потому что Леонид штурвалом поддерживал только обороты среднего хода.

Но капитан, после очередного ответа, всегда отвечал:

— Ясно. Так держать.

Но корму постоянно закидывало, винт оголялся и обороты главного двигателя при каждой волне «гуляли» то от минимума, при которых он чуть ли не останавливался – до максимума, когда регулятор оборотов их сбрасывал.

По носу лупило со страшной силой. Как говорил один из наиумнейших друзей Леонида по училищу Серега Кобелев с силой П нулевое.

Порой становилось страшновато, когда от очередной волны корпус судна сотрясался, как спичечная коробка и раздавался неимоверный грохот:

— Бам! Бам! Барабам!!!!

При ударе волны ноги сами отрывались от палубы и Леонида подбрасывало на несколько сантиметров. Приходилось держаться и за штурвал, и за леера поста управления.

Теперь Леонид понял, почему на переборках у унитазов и в душевых кабинах прикреплены точно такие же поручни.

Судно сотрясалось от удара каждой волны, но оно всё равно продолжало идти вперед. «Чита» шла в балласте, почти пустой. В порту её загрузили пустыми пятитонными контейнерами весом по одной тонне. Поэтому пароход и напоминал пустую бочку, а стихия его валяла, как хотела.

В полночь вахта Леонида подошла к концу и его пришёл сменить второй механик. Он взял управление на себя и отпустил Леонида с Максимовым отдыхать.

Леонид не чувствовал никакой опасности от происходящего. Он по простоте своей душевной не понимал всю серьезность ситуации, в которую попало судно, но его всё интересовало …

У него даже возникло ощущение, что это происходит не с ним, а он всё это наблюдает со стороны в каком-то странном кинофильме.

В машинном отделении, конечно, светло. Всё стоит на своих местах. Всё блестит и работает. Эта равномерная работа механизмов вызывает состояние успокоения, потому что всё нормально работает, всё крутится, вертится. Что может ещё произойти?

Поэтому, сдав вахту, Леонид подумал:

«А пойду-ка я поднимусь на мостик и узнаю, что у них там делается. Почему капитан так волнуется?»

Поднявшись на мостик, он вежливо поинтересовался:

— Разрешите войти?

Капитан, держась за поручни, при очередном крене до двадцати пяти градусов, молча взглянул на него, но промолчал.

А третий помощник, стоящий в штурманской, перед картой, с удивлением посмотрел на Леонида и постучал себе по лбу костяшками пальцев.

Леонид не понял его жеста и прошёл к левому лобовому иллюминатору.

Закрепился там за леера, расклинившись между носовой и левой бортовой переборками, и смотрел, что же делается на палубе и вокруг судна.

Палубное освещение оказалось включенным. Из-за этого тьма ночи рассеивалась и по бортам стали видны огромные валы волн со вспененной поверхностью, налетающие на судно и заливающие его палубу.

Лёнька же у нас «умный Вася», поэтому он догадался, освещение включили для того, чтобы лучше видеть откуда набегает волна на судно. Как только очередная волна начинала подходить к носу судна, матрос, стоящий на штурвале, брал курс на неё.

Тут раздавался сильнейший удар волны о нос судна, а иной раз он бывал такой силы, что брызги от этих волн доходили до надстройки.

А до бака было примерно девяносто метров. Остатки волн, долетавшие до настройки, с грохотом разбивались об неё и заливали стекла лобовых иллюминаторов на мостике.

Такого сильного шторма Леонид ещё никогда в жизни не видел. Хотя, где он их мог видеть? Только в кино что ли?

Лёньку, такого умного «Васю» даже посетила «гениальная» мысль, которая возмутила его недоразвитый морской разум. «Как же можно так промухать такой шторм?!».

Наверное, это стало стечением обстоятельств, потому что капитан «Читы» был человек опытный и после этого судно никогда больше в такие штормы не попадало, но этот шторм первого рейса Леонида запомнился ему навсегда.

Леонид стоял, упершись лбом в иллюминатор, с трудом удерживая себя обеими руками за поручни и наблюдал, как огромные валы накатывали на судно и сотрясали его.

Такое зрелищем поразило его настолько, что он даже потерял дар речи. В его мозгу вообще не укладывалось, что такое буйство стихии могло вообще происходить.

Но тут к нему подошёл капитан. Нет он не подошёл к Леониду, а скорее съехал ко нему по скользкому линолеуму мостика, при очередном крене судна до двадцати градусов.

Капитан, закрепившись рядом с Леонидом за один из поручней, вежливо и спокойным тоном спросил:

— Леонид Владимирович, а Вы знаете, что у нас почти нет хода?

Оторвавшись от смотрового стекла мостика и, ещё не придя в себя от увиденного, Леонид в недоумении посмотрел на капитана.

— Нет. Не знаю. Но, по-моему, — он указал рукой в сторону носа судна, — мы идём.

— Нет. Мне кажется, что мы тут, наверное, где-то застряли. Вы спуститесь в машину, пожалуйста, и посмотрите, может быть, там какой-нибудь штырь торчит, за который зацепилось наше судно, - капитан это всё говорил спокойно, обстоятельно, не сводя пристального взгляда с бака, об который постоянно разбивались громадные валы волн.

Леонид, ничего не понимая, только кивнул головой. Ведь сосредоточенный вид капитана говорил, насколько он озадачен и озабочен движением судна.

— Понял. Сейчас проверю, — отреагировал Леонид на просьбу капитана и бросился в машину проверить его предположение.

Быстрее мысли он помчался в машинное отделение. Но, перед входом в него Леонида пробила мысль:

«Елки-палки! Это же надо быть таким вежливым человеком. Штырь. Машинное отделение! Другой бы разорался: «Да пошёл ты отсюда с мостика к такой-то матери!». И перечислил бы все мои низменные особенности. Типа…. «Мешаешь ты нам тут мать твою перемать!». А этот только мягко надавил на моё сознание…».

Леонид остановился перед дверью в машинное отделение поняв, что не надо ему идти туда и смотреть, какой там торчит штырь из-под плит, тормозящий движение судна.

А просто-напросто капитан, интеллигентнейший человек, таким образом, выпроводил его с мостика, чтобы он не мешал ему вести судно в такой сложной обстановке.

Вернувшись в каюту, Леонид только с благодарностью подумал о капитане:

— Да, как хорошо он меня подколол и выпроводил с мостика.

***

Леонид всегда вспоминал этот случай со смехом. Но уже никогда, даже в самых экстремальных ситуациях не лез на мостик.

Даже в жестокие штормá уже, будучи старшим механиком, он только иногда поднимался на мостик, чтобы сфотографировать на память те страшные моменты, в которые попадало его судно. Он навсегда усвоил, что там ребята знают своё дело и не меньше его хотят вернуться к своим семьям живыми и здоровыми.

Конец четвёртой главы

Рассказ «Рейс первый» опубликован в книге «Ромас»: https://ridero.ru/books/romas/

Юность