Назначили на должность командира полка нашего командира эскадрильи. Он и в должность вступить толком не успел, как из штаба авиации флота указявка: провести летно-тактические учения. Да не просто, а под контролем группы из главной инспекции министерства обороны. Во главе группы гроза всех командиров полков генерал-лейтенант Одинцов. То есть все будет серьезно и по-взрослому. Ни малейших скидок на молодость командира полка. Может быть, именно потому, что молодой и подсунули под инспекцию? Опытные кадры жалели, а молодого командира пусть едят, другого быстренько поставим.
Только поставили, а тут глядишь и снимут. И было это на Сахалине, в отрыве от привычной обстановки. Но все прониклись. И бомбометание, и пуск ракет, и стрельбы сплошь пятерки. Стали у нас зачеты принимать. Средний балл – 4,5. Штурман-инспектор, на зачет полчаса дал, и перед тем как собрать листки с ответами вдруг неожиданно сказал:
- Приготовиться к отсчету! Внимание, отсчет! Запишите результат отсчета на листках.
Сработали на автомате. А потом только вспомнили, что в Наставлении по Штурманской службе есть положение о том, что штурман должен всегда знать время с точностью 2 секунды. Короче, и тут не осрамились.
Даже строевой смотр оставил у проверяющих благоприятное впечатление о внешнем виде и строевой подготовке полка. Это в лагерных-то условиях!
Результат: полк получил «пятерку»! Чего раньше в природе даже в принципе быть не могло. Мы и на «хорошо» не рассчитывали. Но уж очень ради командира старались.
И вот утро субботы. Проверяющие еще с вечера улетели. Полк стоит на полосе, командира ждем. Смотрим, идут. Командир в обнимку с замполитом и оба без фуражек. Начальнику штаба махнул, мол, не надо доклада. Вышел на середину строя, отвесил полку поясной поклон и сказал:
- Спасибо! Молодцы! До понедельника никто никого искать не будет. Все свободны.
Даже Ганнибал своим войскам, таких подарков не делал. Кинулись тут все командира качать. Радость всех такая обуяла, что одного прапорщика только через две недели на мысе Елизаветы обнаружили. А это северная оконечность Сахалина. Как он туда попал, для всех загадка? Но он даже в рыболовецкую бригаду на работу устроился.
Остальные вокруг Поронайска куролесили. Через неделю удалось полк собрать. Чуть, бедного командира из-за потери руководства полком не сняли. Но все вовремя образумились. Прапор не в счет. Это и в других полках бывало.
---------------
Сыр на поплавке
Был у нас один техник. Звали его, скажем, Боря. Нормальный такой техник и лет до сорока, пил в меру. А тут зачастил. И чем дальше, тем больше. Никакого удержу на него нет.
Взялись за Борю и командование, и политотдел, и женсовет, да и жена руку приложила. Так, что неделю в черных очках ходил. Все эти уважаемые люди и организации постановили: надо, что бы Боря перерыв в пьянках устроил. Что бы по субботам и воскресеньям дома сидел. Никаких гастрономов, никаких рыбалок, никаких гаражей, никаких умственных посиделок. Пусть пока дома посидит. А как от пьянства отвыкнет, то пусть в художественной самодеятельности участвует. Или кружок, какой среди матросов ведет.
А Боря и не возражает. Известное дело, супротив политотдела и женсовета только дурак попрёт. Только замечает жена, что и в субботу и в воскресенье он уже до обеда пьяный сидит. Обыскала все в квартире – ничего. И не выпускает его никуда. Сама в магазин, его на ключ. Приходит – готов! Допрашивала его, как ухитряется?
- А так, - говорит, - во мне сила такая есть. Как суббота или воскресенье подходит, я в астрал выхожу. Иной раз и сам не хочу – вытаскивает меня что-то. А там, в астрале-то, страсть, все со стаканами! И мне наливают. Вот с закусью у них там слабовато.
Жена про астрал слушала, а сама думала: «Где ж этот гад водку прячет?» Еще раз квартиру обыскала. Нет ничего. Только замечать стала, что в астрал он чаще всего в туалете выходит. Оттуда косой выползает. В его отсутствии еще раз туалет обшарила и нашла все-таки выход в астрал. В сливном чугунном бачке он был. То есть она. Бутылка спирта, пробкой заткнутая, в воде. А на поплавке плавленый сырок «Дружба» лежал, надкушенный.
Все-таки попал Борис в самодеятельность. В хоре пел. А жена ему кулак из-за кулис показывала, что б не только рот разевал, но и голос, чтобы слышно было.
----------------
С генералом шутки плохи
Комдив у нас был – крутой мужик. Летал лучше всех, но долго в воздухе находиться не любил. Больше всего он дозаправку в воздухе уважал. Сложнейший вид боевой и летной подготовки. Особенно на Ту-16, когда с крыла на крыло. Ее в районе аэродрома отрабатывали. Сколько летчиков обучил, не перечесть! А сам был специалист в этом деле – непревзойденный. И днем, и ночью, и с левого кресла, и с правого, и с одной ракетой, и с двумя, и, даже, с тремя, как он говаривал: «с тремями». И на Ту-16к10, и на ТУ-16К16, и на Ту-16К11-16, и на Ту-16К11-16-26, и на Ту-16 СПС. Если бы был такой Ту-16, который вверх колесами летать мог, он бы и на нем заправку освоил.
И как генерал был суровый. Никому спуску не давал. Сам покоя не знал и другим не давал залеживаться. Вот спит он у себя в генеральской квартире. Холодно, топят в гарнизоне плохо. Но сам выносливый был. И семья у него морозоустойчивая. Терпят. Пока какая-нибудь бабенка гарнизонная не выдержит и позвонит ему: «Караул! Замерзаем!». Тут он встает, звонит оперативному дежурному: «Базе тревога! Построение через полчаса у штаба базы». И это, заметьте, в два часа ночи. Приезжает к ним. И всей базой едут в котельную разбираться, почему плохо топят? Включая начфина, начвеща и начпрода, которые, если разобраться, ни сном, ни духом, то есть ни уха, ни рыла в этом деле не смыслят. А командир автороты и вовсе как бы, не причем. Они едут и командира базы потихоньку хулят. Громко боятся. А ну, услышит – должности лишиться можно. А должность штука хорошая. Вон, начвещь, из Белоруссии. Так у него своя деревня, откуда он родом, в летном обмундировании щеголяла, а та, из которой жена была – в техническом. Чтоб не задавались.
Или, например, труба канализационная забилась и пятиэтажка, извиняюсь, говном поплыла. Так что думаете, он свой генеральский нос на сторону воротил? Нисколько не бывало. Соберет руководство базы и к люку, где два бича ковыряются, проволокой тащат, что люди наши в унитаз кидают. Один раз, не поверите, детское пальто вытащили. Вполне приличное пальтецо. Простирнуть, посушить погладить и вот, хоть носи. Так наш генерал самолично (!) в люк лазил, в летном обмундировании. Когда оттуда вылез, предложил всем офицерам базы лично полюбоваться. И они поочередно лазили туда, как были, в шинелях. С замначфином казус произошел. Он сквозь люк пролезть не мог, толстый такой. Его еле вытащили. Но он все равно ничего не понял, так как в говнах не разбирался и в трубах не соображал. Только выпачкался весь.
Генерал возле Волги своей все с себя, вплоть до перчаток снял, на землю бросил и домой уехал. А начвещь, как был, весь в какашках, так на склад к себе и побежал; генералу новое обмундирование предоставить. Да и остальные не лучше были. Правда, командир автороты возмущался, ему-то, зачем на говно смотреть? У него, мол, в роте все в порядке. Да не в добрый час ляпнул. Мысль изреченная материальна. Уже на другой день на генеральской «Волге» кардан полетел. А в базе торжественное собрание. Так этого капитана, командира автороты, чуть ли не из-за стола вытащили и, как был он в парадной форме, попросили посмотреть и сказать, что это с машиной случилось? А кардан, сами знаете, под днищем находится. И пришлось капитану, как был в парадном, под машину лезть. Так он впредь, каждый день лично все штабные машины на эстакаде осматривал, и никто из дивизионного начальства на исправность автотехники больше не жаловался. Ну а уж в полках…. В полках бывало. Где на всех запчастей набраться?
Если кто думает, что это он так только с руководителями обращался, а рядовым – «отец солдатам», тот жестоко ошибался. И нашему брату, мелочи пузатой, доставалось на орехи. Я лейтенантом был. Назначили в наряд на КДП наблюдателем. Попка с биноклем. Стоит на вышке, смотрит и слушает. Как руководитель полетов очередному самолету посадку разрешает, так наблюдатель тут же свое весомое слово вставляет: «Шасси, закрылки выпущены». А если честно, то за официанткой с завтраком или обедом ездил. Более унизительного для офицера наряда и придумать нельзя. Поехал я в очередной раз за официанткой. А она толстая, как беременная каракатица, оказалась. Посадил я ее рядом с водителем, а сам в кузове, бачки и тарелки придерживаю. Водила по самой пыльной дороге поехал. Подъезжаем к КДП. Я спрыгиваю весь в пыли, а пыль неважное украшение для черной шинели. Тут и славный генерал выходит и, не разбираясь, говорит:
- Отправляйтесь к Петрикову (комендант наш, сволочь редкая), пусть он вам шинель почистит.
То есть отправляет меня генерал на трое суток на гауптвахту. Меньше трех суток тот держиморда-комендант не давал. А больше прав не имел. Петриков, на мое счастье, в отъезде был. Я в общаге шинель почистил, подгладил и на стартовой машине, на КДП поехал, докладывать об исполнении. Но и генерал куда-то уехал. Так я без взыскания и обошелся. А другие влетали, по полной программе. Иногда и от генерала подарочек привозили. На неделю у них наблюдательство затягивалась. На гауптвахте за крысами наблюдали. А потом годами от подарка этого избавиться не могли. Ниже комдива никто снять взыскание не мог. Разве что подвиг, как Александр Матросов совершил бы, тогда командующий, может быть, и снял бы. А с неснятым взысканием ни в должности подрасти, ни в загранку слетать.
Так что шутить у нас с генералом никто не пробовал. Говорят, чувство юмора у него какое-то феодальное было. А посмеяться нам и без него было с кем. Называли его – моральный садист. Но, это я только теперь понял, на таких «садистах» вся наша армия держалась. А ту армию, где начальника больше смерти боятся – не победить!
---------------
Тарлюк и мухтар
Служил с нами один капитан, техник. С ним часто следовал, кобель черной масти, какой-то охотничьей породы, по кличке Тарлюк. По стоянкам по-деловому бегал. Вроде должность, какую исполнял. Серьезный такой песик, все самолеты обходил.
Откуда-то в гарнизоне завелся рыжий кобель, рослый и очень на лайку похож, если бы не масть и не рост. Чисто рыжего окраса, без единого пятнышка, что для лаек нехарактерно. И в холке не меньше метра. Кто-то ему кровь сильно улучшил. И носился этот кобель свободно как ветер. Технари его прикормили, и он тоже полюбил по стоянкам носиться. Там он с Тарлюком и познакомился.
В жизни не видел, что бы два кобеля так дружили. Если видишь на бетоне рыжее пятно, смотри внимательно, обязательно вскоре рядом черное появится. Они даже на Сахалин с нами летали. Подгонят Ан-12 техников перевозить, обе собаки рядом крутятся. Но так, что бы их офицеры не видели, за матросами прятались. А когда команду дают на посадку они в толпе матросов подбегают к рампе, передние лапы на обрез кладут и поскуливают. Матросы их под задницу подтолкнут, и они в самый темный угол прячутся и весь полет их не видно и не слышно. А как самолет сядет, зарулит на стоянку и рампу откроют, они первыми на землю выпрыгивали. Тарлюк не очень любил летать, ему плохо было. Но за другом в огонь и воду.
На каждом построении полка они обязательно присутствовали. На глаза не лезли, за строем прятались. Но все видели и даже смысл построения понимали.
Как то назначили полку построение возле казармы. А потом послали посыльных и сообщили, что построение в то же время будет, но к Дому офицеров переносится. В указанное время полк построился. Комэски командиру доложили о наличии людей. Стал командир полка план дальнейшей работы доводить. Смотрим в конце улицы, что к Дому офицеров ведет, два пятнышка появились, рыжее и черное. И несутся они что есть мочи к нам. Подбегают и не за строй, как обычно, прятаться, а к командиру полка, оба подбегают. Уши опустили и хвостами виновато размахивают. Как будто извиняются за опоздание и в строй просятся встать. Дескать, к нам посыльных не посылали и мы на построение к казарме пришли. Ждали, ждали…и вот. Полк хохочет, а командир рукой махнул. И что же? Они тут же за строй забежали. И больше на построения не опаздывали.
--------------------
Тоже летчик
Сидим мы на берегу моря. Четверо нас, два штурмана, один летчик и прапорщик Колабуся. Он когда-то летал радистом, но оказался хорошим плотником. Несмотря на шебутной характер, командование доверило ему ряд плотницких работ на своих дачах, да и по дому. Как признание «боевых» заслуг, его отпустили на две недели отдохнуть в наш профилакторий.
И вот мы, в окружении десятка бутылок водки, с огромным блюдом жареных бычков и ярких, осенних помидор, мирно похмеляемся. Мимо уныло бредут три рыбака с удочками. Под скалами, принадлежащими профилакторию полно бычков. Унылые же они потому, что жены не дали им похмелиться. Они бросали завистливые взгляды на наше изобилие. И спрашивать не надо. Ясно, они из ближайшего пансионата. Полтавчане. Их украинские песни вчера весь вечер доносились до нас. Душевно пели.
Я, преисполненный добротой известного характера крикнул им:
- Эй, парни! Похмелиться не желаете?
- А что, можно? – последовал немедленный вопрос-ответ.
- Хорошим людям – да нельзя?! Об чем речь, ребята?! Подходим, наливаем, поправляем пошатнувшееся…
Из завязавшейся после радостных выдохов и закуски, беседы, оказалось, что мы были правы; мужики – работники Полтавского механического завода. Вчера отмечали счастливое прибытие в заводской пансионат. Ну и несколько перезлоупотребили. Самые крепкие из них пошли на рыбалку. А тут такая удача! Вот, кто не пошел, завидовать будут! И на наш счет они, почему-то, нисколько не сомневались. Хотя, по пляжной экипировке, распознать в нас летчиков трудновато.
- Это вы в доме отдыха? – спросил старший из заводчан, седой, солидный начальник цеха.
- Нет. Это наш дивизионный профилакторий. Мы в профотпуске. Раз в году отпускают две недельки попьянствовать.
- А этот парень, - указал на Колабусю начальник цеха, - тоже летчик?
- Ннн-у, да, - с некоторым сомнением ответил я. Всякий кто находится на своем рабочем месте в самолете во время полета, имеет право называться летчиком.
Тут произошла вещь сильно озадачившая нас. Колабуся запрыгнул на лежак, принял позу Цезаря в сенате, царственно указал на пляжный песок и величественно произнес:
- На колени!
И солидный, седоголовый начальник цеха проворно и покорно стал на колени перед шебутным Колабусей. Мы повскакали и уставились на эту сцену.
- В чем дело? - потребовали мы объяснений.
Вчера, мы в подпитии разбрелись по своим комнатам. А Колабуся, отправился в соседний пансионат. На людей посмотреть и себя показать. Люди, женского пола, ему понравились. Он попытался вступить в тесный контакт, запустив шкодливую руку под кофточку полтавчанки, щедро одаренной украинской природой. Осчастливленная дивчина подняла визг. Когда же «чоловыча частына хору» ухватила его за шеяку, он, злобно лягаясь, кричал: «Пустите, я летчик! Вы не имеете права!». Вот тогда-то солидный начальник цеха, перед тем как дать Колабусе пинка под зад, сказал: «Если ты действительно летчик, я перед тобой на колени стану». Честный человек, сдержал свое слово.
На вечер нас пригласили в полтавскую компанию. Наши мужественные голоса вплелись в певучий рассказ о том, как Галя воду таскала. А поодаль трое мужиков трясли Колабусю, который попытался продолжить свои изыскания в анатомии украинских девчат.