Мавзолей для мертвеца
Это никакое не требование, мол, не выполнишь его – тебе же потом будет хуже, да так, что и с жизнью распростишься. Это и не шантаж, вроде если ты не выполнишь то-то и то-то, твоим родным и близким очень не поздоровится, а когда с ними все будет кончено, сразу же наступит твоя очередь. Нет-нет, я и пальцем никого не трону, и мухи не обижу, причем не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом, ведь при жизни я работал ветеринаром. И я всегда чувствовал, что создан для этого благородного призвания. Я дышал своей работой, души в ней не чаял, она была для меня практически всем.
Живым? И как это понимать? Как есть, так и понимайте. Я замялся, точно язык проглотил, почесал пальцем висок. Ах, конечно, вот же глупость! Мне надо было начать рассказ иначе – дать основную мысль в первых же строках, а не загонять ее на десятый план. Я сильно постучал кулаком по груди. Бояться нечего – не найдется теперь того кулака, который повредит мне: в этом теле (я опять постучал по груди) ни капли жизни. Ни стука, ни звука от этого ссохшегося куска плоти, что прячется за моей грудной клеткой: оно замолчало теперь навсегда, не забьется отныне оно от любви, и никто не разобьет его. Я не верил в загробную жизнь, поскольку не мог представить себе, как возможно жить после жизни, но теперь, накормленный досыта опытом, понял, что очень даже прекрасно – прямо класс, класс, класс!
У каждого мертвеца должен быть собственный мавзолей – неважно, каких кровей или какого сословия он был при жизни: богатый ли, бедный ли, фабрикант или обычный рабочий. Пусть и маленький (это же ведь какая головная боль – ухаживать за громадными кладбищенскими хоромами, целым городом из десятка мавзолеев), пусть самый маленький и невзрачный (ярче и пестрее не значит лучше), но все же как-никак целый мавзолей. Я утвердительно кивнул: маленький мавзолей проще полностью обойти с тряпкой, чем несколько мавзолеев. Да, это все твое богатство, и оно как бы не должно тебя тяготить. Но все равно мысль о том, что тебе вручную и без помощника придется выполнять так много работы, как-то, не знаю, не то что мало утешает, а, скажем, охлаждает пыл и заставляет почесать лоб и выдохнуть: «Охо-хо». Поймите меня правильно, гробы и могилы – это тоже хорошо: кому каждая копейка дорога, тому и их достаточно за глаза, а много ли надо обычному человеку после смерти? Я не пытаюсь обесценить гробы и могилы, а мавзолеям, наоборот, дать сто очков форы. Просто зачем отказываться от большего, если можно легко, практически за красивые глаза, получить это самое «большее». То есть ты же можешь попотчевать себя свежей рыбой. Ты посмотри, нет, ты только посмотри на нее: она же сама буквально просится в рот, так что отложи консервы до тех времен, когда и на рыбу не будет хватать, и вообще голод замучает.
У меня, между прочим, имеется собственный мавзолей. Я подошел к мавзолею и прислонился плечом к его стене. Невозможно удержаться и не воскликнуть мысленно: «Какая красота! С ним только открытки делать и в бюро ритуальных услуг раздавать всем, кто хочет не в обычной могиле в прах превращаться, а истлевать с шиком и роскошью». Мой мавзолей невысокий: темечком не ударишься, если захочешь выпрямиться во весь рост, но и руки полностью не вытянешь над собой, придется в запястьях их согнуть. Ох и ах, ох и ах – так и распирает постоять по очереди у каждой могилы и похвастаться: мол, смотрите, как меня ценят и любят! Не посчитались ни с какими тратами, чтобы я чувствовал себя, как король. Мой мавзолей выкрашен белой краской, в завещании я не указал, какой цвет стен был бы мне к лицу. Жаль, не успел поделиться с окружающими своими предпочтениями в цвете. На круглые колонны – две по обе стороны от входа – я обошел мавзолей – и по пять вдоль правой и левой стены – положена двускатная крыша с выступающим козырьком. Это чтобы было где укрыться от дождя, если вдруг не угадал с погодой, природа же не дала человеку способность носом чуять – дождь ли будет, солнце ли. И, кстати, о солнце: от него здесь тоже можно спрятаться, если угадал с погодой, но не предвидел, что случится жуткая жара. В общем, тут как судьба распорядится.
Я опустил глаза – у стены лежал полупрозрачный пакет вроде тех, что продают в супермаркетах, чтобы покупки в руках не носить. Так, что у нас здесь? Нос в чужие дела некрасиво совать, но пакет лежит у моего мавзолея, потому я сую нос не в чужие вещи и дела, а, считай, в свои. Я нагнулся, раскрыл пакет и вынул плитку шоколада в золотистой обертке – еда полезна для живых, за нее борются, ее воспевают, а нам, мертвецам, пристало ли радоваться таким вещам. На ней я прочитал: «Настоящий черный шоколад». Ну нет, это не лезет ни в какие ворота. Увы, я очень не люблю черный шоколад. Подарок на то и подарок, он должен идти душе на благо и радость, чтобы можно было сказать: «Ах, вы меня до слез счастья довели». А здесь от чего моя душа возрадуется? Она, скорее, обидится. А потом вылетит из тела – и все! Тем более вот такая вот штука едва не уложила в меня в больницу: я отравился, отравился так, как никогда не травился, а потому при жизни не хотелось мне черного шоколада, а после смерти и подавно желания не прибавилось. Фу! Я недовольно вытер нос и убрал шоколад обратно в пакет. Да, в некоторых вопросах я очень привередлив…
Надо заметить, что мой мавзолей, несмотря на его красоту, может быть, в каком-то смысле роскошность – и я думаю, кто-нибудь тоже отметит это у себя в мыслях, мертвецов много, и мнений, почитай, столько же, – пока пустовал. На круглой ручке двери висели два черных собачьих ошейника – ну наконец меня почтили вещами, напоминавшими о моей работе. Вот это в тему и куда лучше подходит, чем шоколад. Некоторым людям надо углем платить за такие неуместные подарки. И венок с двумя пионами. Я обернулся на шум у меня за спиной. Это собралось много разных мертвецов. Все трупы – ой, как все изрядно разложились: сплошные скелеты в истлевших одеждах. Уж что и держит кости, на которых и плоти почти не осталось, так это только лоскуты их одежд. Прикройтесь, уважаемые, чтобы следы смерти не так сильно в глаза бросались. Вот уж где мода всех уравняла. Все эти мертвецы топтались и толкались, но не так, чтобы сбивать друг друга с ног. Они пришли не просто так – собственно, по пустякам и незачем покидать свои могилы, – а на открытие моего мавзолея. Однако кого ни возьми, кругом одни сплошные незнакомые мертвецы – что ни мертвец, то одним словом зевака, но жадность – порок без срока годности и давности, потому не надо быть жадным. Так что пусть остаются. Я мертвец спокойный по натуре, силой прогонять никого не стану. Коли всем не на что больше глазеть – кладбище, если кто не заметил и не понял, место невеселое, не посмеешься лишний раз, да и просто улыбки не выдавишь из себя. Я улыбнулся, хотелось и посмеяться, но это желание быстро прошло. При жизни, к слову, оказаться в компании незнакомых людей было для меня страшным сном. Я немного замкнут по характеру. Я начинал паниковать, язык словно отсыхал, и я превращался… Как бы лучше объяснить. Вот если на скомканную бумагу пролить воду: ясно как божий день, что это ее качества не улучшит – раскиснет и размягчится бумага. Красноречивее не скажешь и не опишешь мое состояние в те моменты. И точно так же со мной бывало, когда круг моих друзей пополнялся новым человеком. Я потер щеку.
По поводу венка. Я не просто так обратил внимание на венок. У живых принято, по крайней мере, я читал, а книги ведь не могут и не должны лгать, и слышал – надеюсь, это не какие-нибудь сплетни стариков на лавочке у подъезда, – что на открытии нового дома или здания принято перерезать ленточку. И все бы ничего, да вот только – ау, раскройте глаза: кругом могилы, а магазины с ленточками находятся не по этому адресу, здесь больше шансов крестами набить сумки и пакеты, чем ленточками. Но смерть это не причина нарушать правила и говорить: «Я что-то не в форме для ритуала, давай повременим». Поэтому роль ленточки выполнит венок. Понятно, к чему все идет? Я присмотрелся к толпе, из нее вышел какой-то мертвец с ножницами в руке. Голые кости, голый череп с пустыми глазницами и истлевшие лохмотья, прямо суповой набор, хотя я и сам кость на кости. Да простым ударом пальца можно из моего скелета выбить любую кость – только выбирай, до какой легче дотянуться. Мертвец подошел к двери мавзолея, снял венок с ручки двери и, протянув мне венок и ножницы, предложил чисто символически перерезать его. И заметьте, я спокоен в присутствии незнакомца.