1. Мир есть всё, что (1) существовало, (2) существует и (3) будет существовать в (4) пространстве. Тем самым указано, что всё пребывает во времени ((1), (2), (3)) и пространстве ((4)).
2. Пространство — это пустота, место обитания мира.
Поскольку мир подвижен, подвижен хотя бы своими частями, — это движение частями, тентаклями и пендуклями, щупальцами и ощупываемым, наиболее заметно, — то пространство неплотно облегает мир, давая ему свободу движения вовне себя и внутри себя.
3. Внутреннее движение мира, то есть движение его частей, — а оно фиксируется органами чувств людей и животных, — не только наиболее заметно, — целый же мир можно охватить лишь взором ума, то есть в интеллектуальном созерцании, — но это внутреннее движение также свидетельствует о том, что внутри мира имеются полости, временно не заполненные частями мира, то есть в целом мир есть всё, что существовало, существует и будет существовать в пространстве, местами замыкая, но не заполняя пространство внутри себя.
4. И если пространство, как местоприсутсвие мира, назвать ничто, а то, чем мир присутствует в пространстве, назвать бытием, то сам мир будет синтезом бытия и ничто, ибо не забываем, что мир движется и потому мир — необходимо непростой, но пористый — временами насыщаемый, временами опустошаемый.
5. Соседство бытия и ничто есть условие движения мира, а движение мира самим изменяющимся наличием свидетельствует о времени, в котором также пребывает мир.
6. Чтобы обратиться к миру «Знаешь что, я тебе умный вещь скажу, но только ты не обижайся!», прежде необходимо разделить мир на субъект и объект, что для мира будет (1) неизбежно диалектично: часть (субъект) обращается к целому (объект), в состав которого эта часть сама входит (целое есть одновременно субъект и объект).
Но если бы только диалектично!.. Сказать миру «умный вещь» можно лишь при (2) наличии ума, то есть субъект должен быть умным. А обидеться миру возможно лишь при (3) наличии эмоционально-чувственной части, органа, у мира как объекта.
7. И вот появляются парни типа Мартина Хайдеггера, Жан-Поля Шарля Эмара Сартра и заявляют, что деление на субъект и объект не только предельно устарело, но и смертельно надоело, оно выставляет человека перед миром со всей непомерной и неприличной эпистемологической наглостью, не захватывает человека целиком, а выбирает в нём только его мозговые косточки, что, стало быть, привлекательно лишь для собак. Познание? Фу-у!..
Кстати, устареть и надоесть для этого деления на субъект и объект возможно, отметим для себя, лишь в его эволюции во времени: когда-то рубанули мир топором на субъект и объект и сочли это новым и вдохновляющим, а теперь вот этот разруб считаем неудовлетворительным и воняющим, края у него уже заветрены, начали гнить, познание уже не приносит радости, как Баруху Спинозе, впрочем, этот гений эпохи безмерного владычества мехмата настолько рационалистично-деревянный, что и ему познание не приносит радости, так что пора, давно пора эти края мира очистить от мерзости субъекта и объекта, сшить их суровыми белыми нитками обратно в целое, как бейсбольный мяч, и, если получится, — приняться наслаждаться «онтикой», то есть бытийной целостностью мира.
Как этим можно наслаждаться, пусть расскажет М. Хайдеггер, если удосужится поставить трансцендентальный вопрос об условии мыслимости наслаждения онтикой мира. Но не возникает сомнения, что сшивание затеяно М. Хайдеггером с одной целью: пристроить человека из Месскирха поближе к кухне, ибо «Бытие и время» — это не о бытии и не о времени, а о человеке и о том, как бы ему в мире устроиться поудобнее, да чтоб совесть не грызла; впрочем, совесть — это из безнадёжно устарелой эпохи разделённого мира, свежая онтика удобно избавляет и от старой совести.
8. А пока М. Хайдеггер думает, поставим свой вопрос: не как человеку мыслить заново сшитый мир, а как быть человеку в сшитом мире?
И тут приходится отвергать все прежние, эпохи субъекта и объекта, категории познания и познаваемого предмета.
В самом деле, вопроса о познании в цельном мире стоять не может. Выходит, успешный процесс познания, завершающийся осознаваемой познавателем истиной, тоже неприемлем. Истина — уже ненужность.
Онтическим парубкам и их чудовищным дивчинам, типа красавицы Ханны Арендт, приходится пользоваться отдалёнными аналогами эпохи субъекта и объекта, ибо как-то же о мире они мыслят, что-то же о мире они пишут. Если рациональное познание — возможная, но непригодная ненужность, то не мыслить мир надобно, а вчувствоваться в него и искать специфически тебе предназначенные поры мира, в которые ты залезешь и успокоишься, пребывая там с удобствами во двре или вовсе без них, как в избушке М. Хайдеггера в Шварцвальде.
При всей бесконечной высоколобости и специфической эрудиции высоколобого это — философия безмыслия и нирванного отдохновения прежде страждущей, но теперь поуспокоившейся твари.
Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны?
Нет, конечно, не видеть. Сны нерелевантны нашей месскирхской онтике.
9. Ясно, что вместо познавательной деятельности фундаментальной онтологией предлагается некий практический активизм. Разумеется, не марксистского типа.
Специфика этого активизма высоким слогом может быть названа мудростью: человек постиг, настиг или угадал своё место в мире, залез туда, благо мир порист, как губка, места всем хватает, и впредь не нарушает гармонии мира своей раздражающей непристойной непристроенностью.
А невысокий слог отметит приспособленчество такого человека. Оно конечно, прилепиться к миру, как банный лист к избранным местам мира — это уже и не приспособленчество, ибо слушать музыку сфер и даже быть как-то причастным к сферному звукоизвлечению есть счастье, смысл жизни, а не какое-то приспособленчество. Но это всё теория… А в эмпирической практике это чревато содружеством с нацистским режимом Адольфа Гитлера, отказом от ректорства во фрайбургском университете по принципиальным мотивам — не избыточная, а именно недостаточная перестройка образования в Германии по выработанным М. Хайдеггером и мыслимыми им истово нацистскими лекалам и т. п.
10. Быть в мире и мыслить мир — конечно, противоположности. Но они альтернативны, исключающие друг друга штуки, только в формально-логическом смысле. Диалектика запросто их синтезирует, что позволит мыслящему высокодуховно быть, а бывающему, и даже бывшему, полновесно мыслить.
Феноменология, напрочь лишённая диалектики хотя бы в мечтах о своём будущем, чревата атомарным одиночеством, пустотой фона своего бытия, подвешенностью в вакууме. А из такого вакуума какие только черти ни лезут по подвесу в голову феноменологу. Так что будьте диалектичны.
А для диалектической учебной практики, скажем, плюньте материи в бороду, сделайте ей непристойную неприятность. Идее поковыряйте в носу или поищитесь ей в волосах, идее, напротив, будет приятно. И М. Хайдеггеру дайте пару подзатыльников. А то чего он!..
2024.02.15.