В течение полувека российские женщины боролись за равные права в адвокатской деятельности. Однако общество предпочитало видеть в них домохозяек, а не разрушительниц старых традиций. Даже когда законодатели готовились принять закон о допуске женщин в число присяжных и частных поверенных, консервативные взгляды одержали верх. Женщинам было определено заботиться о нравственности, интересах правосудия и основах государства путем рождения и воспитания граждан Российской империи. Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта борьба, если бы не революция.
Начало пути
Женщины начали бороться за своё право на адвокатскую деятельность в 1870-х годах, хотя они уже ранее выступали в качестве представителей по делам других людей. До реформы законодательства не было ограничений для женщин в сфере судебных дел. В отдалённых регионах России некоторые из них, как отмечает юрист Владимир Спасович, имели богатый опыт в юридической практике.
Судебная реформа, принятая в 1864 году, не изменила этого положения, и вначале женщины продолжали представлять интересы в судах, и суды не препятствовали им в этом. Конечно, это были единичные случаи, и без государственного контроля над деятельностью представителей они оставались почти незаметными. Однако в 1874 году был введён институт частных поверенных. Претендентов обязали сдавать экзамены и получать свидетельства, разрешающие заниматься делами. Тогда стало ясно, что количество женщин, желающих стать частными поверенными, достаточно велико. Это привело к реакции и начало механизма изменений.
В 1875 году министр юстиции Константин Пален запретил судам выдавать женщинам свидетельства. В своем циркуляре он ссылался на высочайшее повеление от 14 января 1871 года, которое устраняло женщин от постоянных занятий в правительственных и общественных учреждениях. Циркуляр был критикован в печати, обвиняли Палена в неправильном толковании повеления, которое фактически запрещало прием женщин на должности в правительственных учреждениях, "где места предназначаются по назначению от начальства и по выборам".
Правительствующий сенат также не согласился с министром юстиции и принял решение в пользу женщины, которая обжаловала отказ допустить ее к экзамену на звание частного поверенного. Однако спустя несколько недель Пален все же одержал победу, и высочайшее повеление было разъяснено так, что запрет на прием женщин в правительственные учреждения распространяется и на получение звания частного поверенного.
В законодательство это толкование было внесено позднее. Осталось неясным, могут ли женщины выступать защитниками по уголовным делам и вести дела в мировых судах, где они могли вести по три дела в год. Иногда женщинам удавалось работать благодаря этому умолчанию, но это было случайно, и вышестоящие инстанции часто наказывали тех, кто допускал женщин в суд.
Попытки урегулировать эти отношения не привели к успеху. Например, в 1897 году комиссия по пересмотру законодательства в судебной сфере рассматривала вопрос о предоставлении женщинам права работать частными поверенными, но этот вопрос был закрыт из-за того, что у женщин не было права получить высшее юридическое образование. В 1905 году вопрос снова был поднят, когда открылся юридический факультет при женских курсах, но дальше обсуждений дело не продвинулось. Время от времени женщины пытались защищать свое право на адвокатскую деятельность через судебные инстанции, но проигрывали.
В 1908 году встал вопрос о женщинах в присяжной адвокатуре. Три выпускницы университета, Гиршман, Бубнова и Подгурская, подали заявление о принятии их помощниками присяжных поверенных. Сначала их просьба была удовлетворена, так как закон не запрещал это по аналогии со статьей 406¹⁹ Учреждения судебных установлений.
Однако, Московская судебная палата отменила это решение совета присяжных поверенных, указав, что деятельность частных и присяжных поверенных однородна, и поэтому законодатель не мог запрещать одно и разрешать другое. Юридическое сообщество было недовольно таким расширительным толкованием закона, но доступ женщинам в присяжную адвокатуру оставался закрытым. Это положение продолжалось до конца 1909 года, когда из-за громкого скандала проблему попытались решить законодательным путем.
Разрешить нельзя запретить
В ноябре 1909 года в Санкт-Петербургском окружном суде произошел инцидент, который современники назвали уникальным в истории юстиции. Рассматривалось дело о краже, в котором несколько человек были обвинены. Одним из подсудимых представляла интересы Екатерина Флейшиц, которая недавно стала помощником присяжного поверенного в петербургской адвокатуре.
Председательствующий судья спросил прокурора о его мнении относительно возможности участия Флейшиц в качестве защитника. Помощник прокурора Ненарокомов в своем заключении высказал возражение, указывая на то, что действующее законодательство не предоставляет женщине такого права. Защитница возразила, что никто не запрещает ей это делать. После обсуждения суд все же разрешил Флейшиц заниматься защитой. В ответ Ненарокомов заявил, что принятый судебный акт незаконен, и поэтому он не может оставаться в зале суда. Заседание было отложено, а юридическое сообщество возобновило дискуссию о правах женщин.
«Закон не разрешает женщине быть защитником». — «Но и не запрещает!»
Громкий скандал заставил министра юстиции обратиться в Правительствующий сенат с вопросом о возможности женщин выступать в качестве адвокатов. Сенат пришел к выводу, что отсутствие прямого запрета в законе не является достаточным основанием для положительного ответа. Согласно мнению сената, принцип "Что не запрещено, то разрешено" применяется только в уголовном праве и не распространяется на данную ситуацию.
В законе существует норма, согласно которой женщины могут выступать только в качестве поверенных своих мужей, отцов и братьев, что ограничивает их право выступать по другим делам. Правительствующий сенат отменил решение Санкт-Петербургского окружного суда о допущении госпожи Флейшиц к защите и заявил, что вопрос о женщинах-адвокатах может быть решен только на законодательном уровне. Вскоре в Государственную думу был представлен проект закона "О допущении женщин в число присяжных и частных поверенных", который должен был урегулировать законодательные, правоприменительные и общественные расхождения. Однако, эти противоречия только обострились.
«Женщина не человек»
Первое обсуждение законопроекта в Государственной думе состоялось в мае 1912 года и сразу стало одним из самых скандальных. Отчеты о заседаниях напоминали доклады с полей сражений, только в залах думы происходила борьба между традиционным взглядом на женскую природу и прогрессивными идеями. Консервативные депутаты утверждали, что заниматься адвокатской деятельностью несовместимо с предназначением женщины - "рожать и воспитывать граждан Российской империи".
Оппоненты обвиняли их в узком мышлении XVII века и напоминали, что недавно также говорили о женщинах-врачах, которые сейчас успешно лечат людей. Противники законопроекта сомневались, что русский народ сможет доверить женщине решение своих дел. Сторонники приводили пример крестьян из Нижегородской губернии, которые жаловались на то, что госпожа Окунева, окончившая Санкт-Петербургский университет и помогавшая им составлять прошения и жалобы, не может представлять их интересы в суде. Адепты позитивного права утверждали, что существующие законы, ограничивающие права женщин, будут противоречить нововведению. Сторонники естественно-правовой концепции предлагали устранить противоречия путем создания новых законов.
Компромисс был недостижимым, и обсуждение переходило из думского зала на страницы печати, где уже спорили публицисты. Обе стороны, поддерживаемые философами и писателями всех времен, пытались понять, какую опасность представляют для общества эмансипированные женщины в целом и "адвокатши" в частности.
По мнению одних, следовало готовиться к разрушению семьи, ненатуральной конкуренции между женщинами и мужчинами и падению морали. По мнению других, семья уже была разрушена из-за ослабевших мужчин, конкуренция должна была показать сильнейших, а женские юристы могли лучше других защитить моральные основы общества. Аргументов с обеих сторон было много, но, по словам газет, суть спора сводилась к бесконечному вращению вокруг поговорки "Курица не птица, женщина не человек".
«Чем грозят обществу эмансипированные женщины вообще и «адвокатши» в частности? Нужно готовиться к разрушению семьи, противоестественной конкуренции женщин с мужчинами и падению нравственности».
Возникли и провокации. Например, правый депутат Владимир Пуришкевич в ходе своего выступления в Думе против законопроекта исключительно цитировал Сенеку и назвал женщину "грубым животным". Либеральная пресса быстро ответила на это. В стихотворении "Влюбленный Пуришкевич" фельетонист, используя свою фантазию, создал сцену, в которой скандальный депутат влюбился в прекрасную женщину и назначил ей свидание в парке, но оказалось, что она юристка, которая вспомнила все высказывания депутата вместе с Сенекой и ушла от него с гордо поднятой головой. Приверженцы законопроекта давали понять, что женщины смогут продемонстрировать свои способности в юридической сфере и сумеют справиться с самыми отъявленными хулиганами, даже если они находятся в Таврическом дворце. Несмотря на все скандалы, законопроект был принят Госдумой.
«Нельзя высокое дело правосудия подчинять требованиям феминизма»
В январе 1913 года Государственный совет отклонил законопроект большинством голосов. Отрицательное решение было приписано министру юстиции Щегловитову, который в своем выступлении остро критиковал предложенные нововведения. В своем анализе аргументов противников законопроекта Щегловитов выделил две основные претензии.
Во-первых, он считал, что законопроект был недоработан и вступал в противоречия с действующим законодательством. Например, вопрос о возможности заниматься адвокатской деятельностью для женщин вызывал коллизии с правом работать судьей, так как присяжный поверенный, после 10-летней практики, имел право стать членом окружного суда. Однако российское общество не было готово видеть женщин на судейских должностях, и действующее законодательство не предусматривало такой возможности. Во-вторых, министр опасался, что женщины могут войти в состав советов присяжных поверенных.
Российское общество не готово было видеть женщин на судейских должностях, и действующее законодательство этого не предусматривало.
Щегловитов обнаружил еще одну юридическую проблему в том, что женщины могут принимать участие в судебных заседаниях, где могут рассматриваться вопросы, оскорбляющие их чувство стыда. Закон позволял судьям удалять женщин из зала при обсуждении подобных обстоятельств, и было неясно, что делать с этими требованиями теперь.
Кроме того, министр настаивал на том, чтобы при принятии закона женщины получали разрешение от своих мужей на занятие адвокатской деятельностью, аналогично женским педагогам. Вторая группа претензий касалась сути проекта. Щегловитов утверждал, что адвокатура неподходящая для женщин, а сами адвокатессы противоречат общественному сознанию и наносят вред интересам правосудия. Суд должен быть неприступным для эмоциональных вспышек, а высокое дело правосудия нельзя подчинять требованиям феминизма, заявлял он, видя в женщине помеху для объективного рассмотрения дел.
В подтверждение своих тезисов Щегловитов ссылался на мнение Кони, Плевако, Таганцева и других авторитетных юристов, которые, как утверждалось, выступали против женской адвокатуры. Он приводил цитаты из Кодекса Юстиниана, где адвокатура была отнесена к чисто мужским профессиям, а также современных иностранных коллег, которые уже столкнулись с последствиями эмансипации.
"Да будет Россия охранена от женских адвокатов. Слабость, проявленная Францией в этом отношении, привела к жалким результатам", - читал Щегловитов письмо члена Парижского апелляционного суда. По мнению министра, в законопроекте совсем не было необходимости. Были "сто женщин, преимущественно нехристианского вероисповедания", которые получили юридическое образование и нуждались в трудоустройстве. И ради этих ста женщин не стоило нарушать основы государства.
«Построенный на неправильной основной мысли, отвергаемый мною законопроект предает забвению одну из главных задач ХХ столетия. Задача эта состоит в том, чтобы удерживать женщину в наиболее свойственной ей деятельности — у домашнего очага и в семье, а отнюдь не в том, чтобы отвлекать ее от этого святого дела, притом таким занятием, которое противоречит высоким и вечным требованиям правосудия, не допускающим ни жертв, ни уступок», — завершил свое выступление министр юстиции.
«Задача эта состоит в том, чтобы удерживать женщину в наиболее свойственной ей деятельности — у домашнего очага и в семье, а отнюдь не в том, чтобы отвлекать ее от этого святого дела».
Щегловитову пытались возразить. Например, Анатолий Кони говорил, что он и его коллеги противостояли женщинам в адвокатуре в конце прошлого века, когда вопрос о высшем юридическом образовании для женщин еще не был решен и целью было не допустить необразованных защитников в судебные залы. Газеты подшучивали над министром, который испугался, что сто адвокатесс подорвет основы государственности. Политические противники напоминали Щегловитове о его высказываниях до того, как он стал министром, когда он был уверен, что женщинам нужно предоставить широкий доступ к юридическому образованию.
Но все контраргументы не возымели действия, и все осталось по-прежнему.
На фронт можно, в адвокатуру нельзя
Противоречия только усиливались. Михаил Гернет, юрист, преподававший в университете и на женских юридических курсах, отмечал, что женщины успешно учились и сдавали экзамены, не уступая мужчинам в знаниях, однако им не всегда удавалось практиковать.
Женщины уже писали книги на юридические темы, успешно работали в судах по делам несовершеннолетних и в консультациях городского союза; некоторым удалось стать председательницами особых юридических комиссий, занимающихся разработкой законопроектов о материнстве и детстве. Во время Первой мировой войны женщины состояли в юридических отрядах, оказывающих помощь населению на фронте.
В январе 1917 года в Петрограде была открыта юридическая консультация, руководимая исключительно женщинами. Однако доступ в адвокатуру для них по-прежнему был закрыт только из-за их пола. Были, конечно, случайные исключения из правил, но высшие инстанции привлекали к ответственности и судебных поверенных, принимавших женщин в свои ряды, и судей, разрешавших женщинам участвовать в судебных заседаниях в роли защитников.
Женщины продолжали бороться за равные права с мужчинами в адвокатской деятельности, несмотря на постоянные неудачи. Ведущие юристы аргументировали необходимость присутствия женщин-адвокатов не только в их собственном интересе, но и в интересах общества, нуждающегося в расширении правовой помощи. Однако, несмотря на многократные попытки возобновить обсуждение законопроекта, в царской России это не удалось.
Первые шаги в сторону достижения гендерного равенства в адвокатуре были предприняты Временным правительством. 1 июня 1917 года было принято решение о допуске женщин к ведению дел в судебных установлениях. Позже, советская власть окончательно разрешила этот вопрос в одном из своих первых документов - Декрете о суде, позволяя женщинам выступать в роли обвинителей и защитников в судах "всех неопороченных граждан обоего пола".
Новый режим открыл перед женщинами возможность входа во все профессиональные сферы. Пресса с гордостью писала о женщинах-судьях, прокурорах и адвокатах, вспоминая также первых женщин в юридической профессии. Одной из ключевых фигур на страницах газет была Екатерина Флейшиц, которую считали первой российской женщиной-адвокатом и которая стала известным советским цивилистом. Однако, было еще тысячи других женщин, которые выбрали трудную профессию и честно выполняли свои обязанности. Сегодня трудно представить, что им когда-то отказывали на основании их пола - просто потому, что они не были мужчинами.