5 февраля 1918 года был опубликован и вступил в силу Декрет Совета народных комиссаров, принятый тремя днями ранее “О свободе совести, церковных и религиозных обществах”. В поздне-советских и постсоветских упоминаниях об этом нормативно-правовом акте даже само наименование данного декрета заменялось на несуразное название, где он почему-то именовался как “Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви”. Можно было бы считать какой-то случайной ошибкой такое “изменение”, если бы это было единичным случаем, но именно такое корявое название встречается повсеместно, что невольно наталкивает на размышления о своеобразной закономерности подмены.
До революции отношения государства и церкви складывались более чем замечательно. Они и не могли складываться по-другому, так как и государственный и церковный аппарат были накрепко связанны единой целью – управление народными массами, то есть жить за счёт других, не участвуя в трудовом процессе. Первый царь династии Романовых был “избран” на российский престол не за какие-то особые заслуги перед отечеством. Тогда, в 1613 году, в случае выбора за заслуги ну никак не могли избрать шестнадцатилетнего юношу – были другие прославленные мужи, взять хотя бы Минина и Пожарского! Избрал никому не известного парня … отец! Митрополит Ростовский и Ярославский Филарет был в миру Фёдором Никитичем Романовым, то есть никем иным как родным папенькой юноши Михаила, которому “ни с того, ни с сего” выпало счастье быть владыкой огромнейших территорий размером со всю Западную Европу вместе взятую. Вполне естественно, что царь-государь “выбирает” на патриарший престол родного папу, и митрополит становится Патриархом Московским и всея Руси. Могла ли в этом случае церковная власть не поддерживать власть светскую, и наоборот? Вопрос, конечно, наивный.
При Петре I было упразднено Патриаршество, вместо которого учредили Священный правительствующий синод в 1721 году. Теперь всё российское православие руководилось обер-прокурором Синода, назначаемым императором. Такое положение вещей уже и на формальном уровне закрепляло положение церкви в непосредственном подчинении государству. Взамен же православная церковь стала господствующей, что позволяло ей безо всякого труда иметь безбедное существование и весьма серьёзное влияние на российское общество.
Закреплённое положение господствующей церкви подкреплялось самыми разнообразными государственными актами, по сути, запрещающими переход из православия в другие религии и поощряющими переход в православное вероисповедания. За отказ от посещения церковных служб налагались огромные штрафы, вплоть до физического наказания. Штрафовали и наказывали также за отказ от исповеди, пропаганду других религий или атеизма. За переход в католическое вероисповедание ссылали в Сибирь, лишая имущества, а на территориях бывшей Речи Посполитой католическая и униатская церковь подвергалась массовым репрессиям.
Первую свободу вероисповедания дала Февральская революция 1917 года. Временное правительство назначило обер-прокурором Синода В.Н. Львова, который, совершенно в духе императорской власти, продолжил самостоятельно назначать членов Синода, изгоняя оттуда неугодных митрополитов и епископов как “ставленников Распутина”. Вместе с тем уже 20 марта было издано постановление “Об отмене вероисповедных и национальных ограничений”, согласно которому отменялись наказания за вступление в брак христиан с иудеями, язычниками или мусульманами, снимались запреты на усыновление и строительство синагог, мечетей и т.п. Как только стало возможным, огромная часть бывшей православной паствы отхлынула от “духовных пастырей”. В некоторых воинских подразделениях, на воскресных службах, куда раньше по принуждению сгонялся весь личный состав, присутствовало не более 20 %, что более чем наглядно демонстрировало истинное отношение прихожан к церкви. Материальное положение приходов (особенно сельских) резко ухудшилось. Наряду с захватом помещичьих земель, стали частыми захваты церковной и монастырской земли. Весьма часто эти захваты сопровождались актами насилия над церковнослужителями, о чём не без тревоги заявлялось на церковном Поместном Соборе, открывшемся в Москве 15 августа 1917 года. Национальные окраины стали возвращать себе церковные здания, перешедшие во владение православной церкви, в частности на территории Современной Беларуси, Украины, Грузии, Армении, Молдавии, Финляндии, Латвии, Эстонии и т.д.
25 августа 1917 года Временное правительство издаёт документ “Об изменении действующих узаконений по делам Римско-католической церкви в России”, согласно которого католики получают право учреждать епархии, устраивать братства и монашеские ордены, а также строить костёлы. Как видно из вышеперечисленного, так называемое “гонения на православие” началось ещё до прихода большевиков во власть, а теми, кого либеральная публика считает истинными сподвижниками свободы – собственно, буржуазией и её, буржуазной интеллигенцией.
Большевики же, придя к власти, своим декретом от 5 февраля 1918 года, весьма изящно расставили все точки над i, доведя до логического завершения в том числе действия Временного правительства, и в соответствии с существующим положением вещей. Более того! Возможно, сами того не желая, они предоставили православной церкви редкую возможность встать на путь своего прямого назначения – спасение душ человеческих. Это была возможность очиститься от скверны накопительства и стяжательства, как сказано в Святом Писании – “не строить на песке”. Возможность избавиться от груза собственности (в том числе земельной) и роскоши, ибо “всё своё имущество раздай нищим”. Возможность, отделиться от вечно греховной светской власти, ибо “кесарю – кесарево, а богу - богово”. Возможность, не уповать на суд мирской, ибо “не судите, да не судимы будете”.
При сравнении постановления всё того же Поместного Собора Православной российской церкви (смотри выше) от 2 декабря 1918 года и Декретом большевиков возникает неизгладимое ощущение, что большевики были, пожалуй, гораздо более ближе к заповедям Христа, чем высшие духовные сановники.
Собор считал, что Православная Российская Церковь: составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском Государстве пе́рвенствующее среди других исповеданий; Пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления; Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковию в установленном ею порядке, признаются Государством имеющими юридическую силу и значение; Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью; Церковная иерархия и церковные установления признаются Государством в силе и значении, какие им приданы церковными постановлениями; Глава Российского Государства, Министр Исповеданий и Министр Народного Просвещения и Товарищи их должны быть православными; Церковное венчание по православному чину признается законною формой заключения брака.
Декрет “О свободе совести, церковных и религиозных обществах” гласил: Церковь отделяется от государства; Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой; Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью; Школа отделяется от церкви; Принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, не допускаются; Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью; Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием; Религиозная клятва или присяга отменяется; Действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями; и т.п.
Весьма иронично, что данный декрет был отменён всё той-же, на первый взгляд, советской властью – постановлением Верховного Совета РСФСР от 25 октября 1990 года. С этого момента религиозным организациям предоставлялось право собственности и возможность создания юридического лица. Кстати, только лишь эти два пункта в Декрете 1918 года не устраивали представителей разного рода сект, вроде баптистов, запрещённых в Российской Федерации, на данный момент. Была ли полезной отмена положений Декрета 1918 года рассудит только время. Но кажется, что несмотря на его отмену, и возросшие возможности религиозных организаций, люди, с 1990 года добрее не стали.