Продолжаю сагу о семье де Роберти. В прошлой публикации я проследила судьбу дочерей Сергея Валентиновича. Но, прежде чем перейти к его сыновьям, мне бы хотелось рассказать о трагической судьбе его племянницы, Екатерины Миляевой, сестры Ксаны Морозовой, в девичестве Бориславских. В архиве академика Н.А.Морозова больше всего писем от Кати Миляевой, его золовки, адресованных ему и Ксане. А в письмах она больше, чем о всех других родственниках, пишет о Бориславских, к роду которых принадлежал её отец. Сохранились письма от Михаила Александровича, Геннадия Александровича, Алексея Алексеевича и Тамары Бориславских. Кто кому кем приходится и в какой степени родства состоит, я разберу позже, по ходу моего повествования.
Невзгоды обрушились на семьи Бориславских и Миляевых с начала революции и преследовали их в течение почти тридцати лет, до середины 40-х годов. Первый удар пришелся на мать Кати и Ксаны, Елизавету Валентиновну Бориславскую. Об этих горестных событиях Е. А. Миляева поведала в письмах к Ксане Морозовой.
12.11.1917. Не буду тебе описывать все тяжёлые события, т.к о них ты знаешь по газетам. Наш дом был очень сильно обстрелян, комната Веры Дм<итриевны> [?] больше всего пострадала. Но по сравнению с тем, что творилось в других районах это была благодать. У Леночки [Миллер - де Роберти, двоюродной сестры Кати и Ксаны] тоже все прошло благополучно, хотя одна пуля разбила стекло и чуть не убила Елизавету Дм<итриевну> [мать Е. А. Миллер].
Речь здесь идёт о о боях красногвардейцев с отрядами юнкеров, оставшихся верными Временном правительству. Вопреки позднейшим утверждениям советских историографов о том, что восстание большевиков развивалось "стремительно и бескровно", в Москве с 29 октября развернулась настоящая война. Копались окопы, строились баррикады, Кремль обстреливался из артиллерийских орудий. К вечеру того же дня, после ожесточенных боев, большевики заняли практически весь город и вышли к Кремлю. С 30 октября по 2 ноября бои продолжались с переменным успехом.Хотя 2 ноября юнкера сдались, стрельба в городе продолжалась еще весь следующий день. За эти семь дней с обоих сторон погибло около тысячи человек. Погибших красногвардейцев схоронили у Кремлёвской стены, а юнкеров - в районе нынешней станции метро "Сокол". Когда строили метро, с перезахоронением останков "врагов Советской власти" заморачиваться не стали...
Никакого ликования и повальной радости от победы большевиков население, понятное дело, не испытывало. В городе была разруха, паралич всех коммунальных служб, люди с ужасом ждали прихода зимы и неминуемого холода и голода:
Е. Миляева - К. Морозовой
Теперь нас больше всего страшит надвигающийся голод. Москвичи ежедневно бегут повально на юг и Кавказ. А мы не знаем что делать и ужасно беспокоимся за судьбу детей. Кроме того, в нашем маленьком особняке нет никакой охраны, организованной домовыми комитетами в больших домах и мы предоставлены случаю и счастию. Все время я ещё беспокоюсь за маму [Елизавету Валентиновну Бориславскую (де Роберти)] , она уехала к Люле [племяннице Элеоноре де Роберти, сестре милосердия в ]. Забыла здесь паспорт и мы не знали, как она доберётся. Наконец, вчера получили от неё открытку, что она уже там.
Но в Луцке мать Кати Миляевой пробыла недолго. От волнений, лишений и недоедания "она совершенно потеряла всякую память, все теряет и забывает," то есть у неё начала развиваться деменция. Возвращаться ей пришлось через Киев, одной, и родные с замиранием сердца ждали хоть какой-нибудь весточки, не зная - " доехала ли она в Киев, где творились такие ужасы, или попала к немцам"..
А. Миляев- Н.А.Морозову. Марта 8/21 1918г.
Очень беспокоимся о Елизавете Валентиновне. Она должна была выехать из Луцка как раз перед бомбардировкой Киева и ехать через Киев. Боюсь, что она попала на вокзал в Киеве как раз во время этих ужасов. Ни от нее, ни от Люли с тех пор никаких вестей. У неё ни вещей, ни денег, и она последнее время была совсем беспомощная.....Теперь наши правители переехали в Москву, наверно, вскоре и здесь не будет ни куска хлеба.
Ужасы, о которых пишет муж Кати - это взятие Киева войсками Красной Армии под командованием краскома Михаила Муравьева, после бомбардировки и штурма города, произошедшее 26 января (8 февраля) 1918 года. В этой операции участвовал и А.И.Егоров, будущий "красный маршал", о котором я писала в статье о Галине Цешковской. После захвата Киева" Муравьев издал Приказ № 9 , в котором потребовал «...беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции». Вслед за ним последовала кровавая резня, развязанная большевиками под лозунгами классового террора. За неделю в городе было уничтожено от двух до пяти тысячи офицеров, генералов, петлюровцев - сторонников УНР и обычных жителей Киева, которых большевики причисляли к врагам по собственному произволу - за внешний вид, имуществохорошее жилье. Сам Дзержинский признавал, что «худший враг не мог бы нам столько вреда принести, сколько он [Муравьев] принес своими кошмарными расправами, расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти, восстанавливая против нас все население».
Елизавета Валентиновна вернулась в Москву в очень плохом состоянии," покрытая платяными вшами...не хочет или не может понять всех катастрофически перемен, которые произошли за это время". Близкие несколько раз пытались устроить её в Лацердовке, но из этого, ничего не вышло - в это время происходили забастовки на железных дорогах, грабежи поездов, и отправлять полностью дезориентированную старую женщину без сопровождения означало послать ее на верную смерть, а ехать с ней было некому - все взрослые члены семьи, оставшиеся в Москве, выбивались из сил, чтобы найти работу и прокормить детей. Стали готовиться к отъезду из Москвы, прекрасно понимая, что ничего хорошего в разгар военного коммунизма их, дворян, не ждёт. Представители этого поколения де Роберти, конечно же, не были никакими "эксплуататорами трудового народа, кровопийцами-помещиками и капиталистами", они работали, жили своим трудом, среди них были переводчики, музыканты, юристы, медики, но для новой власти они все были "классово-чуждым элементом".
Отъезд приходилось все время откладывать, поскольку Кате с мужем было ясно, что если они уедут, Елизавета Валентиновна пропадёт в буквальном смысле слова: "она не сможет жить, хотя бы у неё были деньги. Никто не станет с ней возиться, её выселят отовсюду, и она окажется на улице". В 1919 году еще кое-какие средства в семье оставались, Елизавета Валентиновна имела накопления, получала пенсию, но пришла другая беда - уплотнение, изьятие "излишков жилплощади", а следом тот самый квартирный вопрос, который испортил людей. С горечью констатирует это дочь Катя: "все живут в одной комнате. Скандалы". А как им не быть, если шесть человек в нетопленой комнате, болеющие дети, бабушка, теряющая разум... Сняли матери по соседству, у сына знакомого, комнату. Но это уже не спасло положения.
Миляев - Морозову
7.04.1919г. Долго колебался сообщить Вам грустную и тяжёлую для Вас и для всех нас весть, но все же я не считаю возможным дольше не написать Вам обо всем. 25 марта во вторник, Елизавета Валентиновна умерла у нас на квартире, почти не болев. За пять дней перед тем она вышла куда-то, но на улице, где-то около нас упала, поскользнувшись, и от слабости, вероятно, не могла встать. Её к нам привёл какой-то господин. ...Она была истощена в высшей степени за эти три месяца, что она прожила у Мороза [ хозяин комнаты], не с нами. А потом два последних месяца с нами не могли ее восстановить и были невыносимым мучением для неё и для нас. Мы похоронили её на Ваганьковском кладбище, ближайшем от нашей квартиры - 28 марта. Две панихиды были у нас на квартире, а отпевание в церкви Ермолая, рядом с нами. Все, что я мог сделать при настоящих них условиях , чтобы отдать ей последний долг, мы сделали с Катей.
....Мы ведём каторжную жизнь. Оба уходим на службу, дочерей бросаем на целый день одних в сырой, холодной квартире. И всё это в отчаянных условиях, теперь, весной, у нас 5-6 градусов, а сырость - ужас, грибы на стенах, все, до чего дотронешься, мокрое.
Отчаявшись прокормить семью в Москве, А.М. Миляев отправил жену с дочками в Орёл: жена списалась со своей подругой, Ниной Корф, и та пригласила ее с детьми к себе на лето пожить в имении в Орловской губернии. Получилось из огня да в полымя: в сентябре Добровольческая армия начала наступление на московском направлении, захватила Дмитров, 13 октября корниловцы взяли Орёл. Почти два месяца на Орловско- Крымской направлении шли тяжелейшие бои, самые кровопролитные за всю Гражданскую войну. Связь с семьёй была потеряна, живы ли они вообще, было неизвестно. Только в ноябре, после освобождения Орла, Абрам Матвеевич смог поехать к Кате и детям в Орёл. Как они разминулись, неясно, но он вернулся в Москву один, и заболел, заразившись ещё в дороге, возвратным и сыпным тифами. Во время его болезни вернулась в Москву жена с детьми, больная, тоже с сыпным тифом в тяжёлой форме. Жить не на что, работы нет, голод..."Теперь гадаем, что делать дальше- то есть остаться ли здесь или куда-нибудь бежать отсюда, и куда именно".
Двоюродный брат Ксаны и Кати, Николай Александрович де Роберти в конце августа 1918 года, очевидно, понимая ситуацию в стране и предчувствуя гражданскую войну, выбрал сторону белых, прибыл по мобилизации в Екатеринодар, и стал начальником штаба Черноморского губернатора А. П. Кутепова. С конца января 1919 по 22 июля 1919 года Н.А. де Роберти - полковник, начальник штаба 1-й пехотной дивизии Добровольческой армии. В апреле 1920 года он перенес сыпной тиф. Весной 1920 года он отказался от эвакуации в Крым и остался в Новороссийске. После прихода Красной армии полковник А.Н. де Роберти прошёл в Новороссийске регистрацию бывших офицеров, и был отправлен в Екатеринодар. Произошедшие с ним дальше события он подробно описал в своих обращениях к А.А.Брусилову, Ф.Э.Дзержинскому и в опросном листе, который заполнил по просьбе заведующего юридическим отделом Московского Политического Красного Креста:
.. ввиду обстоятельств добровольного оставления, не был арестован, а был командирован в Екатеринодар в Особ<ый> Отдел 9 армии, где вновь допрашивался, а также, вследствие выяснившихся обстоятельств, не был задержан подобно остальным пленным офицерам, а получил на руки предписание ехать в Москву и экстр<енно> отзыв<ался> для самостоятельного следования. Собираясь ехать, был в числе остальных пассажиров в вагоне арестован и по выяснении полной непричастности к какому-то делу отпущен и отправился в Москву, куда прибыл 10 июня. На следующий день, т<о> е<сть> 11 числа, явился в ВЧК и там, неожиданно для себя, был арестован, как было сказано, для допроса, и через сутки препровожден в Бутырскую тюрьму
Несмотря на то что Н.А. де Роберти в заявлении Ф.Э.Дзержинскому объяснил свое решение остаться в СССР тем, что "я , полковник Генер<ального> Штаба, имевший полную возможность эвакуироваться в Крым, предпочел остаться, дабы служить в Советской республике и принести ей посильную помощь своей спец<иальной> подготовкой и знаниями. Это мое решение было продиктовано различными соображениями, из них первым было разочарование в задачах Добр<овольческой> Армии". 23 июня 1920 года ему дали срок за службу в армии Деникина - пять лет лагерей, и перевели к концлагерь, где он, судя по переписке с родными, пробыл два года.
А.Н. де Роберти - Ксане Морозовой
10.07.1921
когда большинство уезжало из Ростова, отвёз туда семью. В общем, нам не повезло: там гонения, здесь заключение. У меня две дочки, старшую, Зою, м.б Вы помните, он родилась в Петрограде в 1909, а моей второй, Ляле (Елене) 6 лет. ...Если мне удастся вернуть из Новороссийска мои заметки о войне, то я хочу кое-что написать для военно-исторической комиссии, ведь я был начальником отделения Кавк<азского> фронта с 1916г до 18г.
В лагере, хоть я и работал в Канцелярии, скучно , много раб по [..]. Я незадолго до болезни, связался с Женей [его жена], получив от неё письмо. Почти год ничего не знал. Она приезжала в январе, но ей не дали со мной свидания, адреса я не знал, а ея письмо, видимо, не пропускали.
12 июня 1921 года Катя Миляева пишет сестре: "Вчера видела Колю де Роберти, он заболел рожистым воспалением и пока из лагеря переведен в больницу. Опасности нет. В июле к нему приедет его жена хлопотать за него".
Хлопотали за Николая все родственники, но самым весомыми, конечно же, были обращения Н. А Морозова. Он обращался к Дзержинскому, - Николай де Роберти в письме 7 июля 1921г. отметил, что тот показался ему " справедливым и разумным человеком.(Ф. 543. Оп. 4.Д.1553. Л.3), и рассказал Морозову о событиях, случившихся с ним с 1918 года, раскрыв причину тех разногласий, из-за которых от " разочаровался в Добрармии:
Вследствие несходства взглядов с Романовским (начштаба Армии) и некоторыми из штаба, т.к.я отрицательно отнесся к карательным экспедициям и некоторое время, вплоть до своего ухода, тормозил их, докладывая губернатору о вреде, затем также отрицательно отнесся к некоторым произведениям Освага (отдела пропаганды) и, наконец, дал телеграмму генерал- квартирмейстеру, чтобы он убрал к<онтр>-разв<едывательный>.пункт из губении или подчинил бы его во всех отношениях губернатору..
Тем не менее, несмотря на просьбы, только в конце января следующего,1922 года, Николая Александровича освободили из лагеря, и, как сообщает Катя, он, "пока не устроился с квартирой и службой, почти каждый день у нас обедает и сидит. Он временно устроился на какой-то квартире и мечтает перетащить в Москву Женю и Елизавету Дмитриевну (мать)". Очевидно, что все время его заключения жена с дочкой и свекровью перебивались в Ростове, где Николай их оставил два года назад. В конце лета ему удалось осуществить переезд родных, он привез их в Москву, и в начале сентября 1922 года семья воссоединилась.
Но жилось семье Николая де Роберти очень тяжело. "Николай ютится в одной комнате с женой и двумя девочками. Он смог устроиться на работу в Моссельпром на мизерную зарплату 33 рубля в месяц", работает упаковщиком. Семья из четырёх человек живёт на эти деньги впроголодь. Ещё одна беда, которая навалилось на него, это семейные раздоры. У матери, Елизаветы Дмитриевны, отношения с его женой Женей "не наладились и они живут врагами".
Относительно спокойная, хоть и в нищете, жизнь продлилась недолго; 28 апреля 1925 года его арестовали снова. Его кузины, Лиза Суражевская и Катя Миляева, в отчаянии пишут Н.А. Морозову с просьбой "обратиться куда надо": " то, что вы хорошо знаете Колю, должно помочь ему, чтобы его не выслали". Похоже, Николай Александрович выполнил просьбу и похлопотал в верхах, потому что через некоторое время Катя Жохова пишет ему письмо с благодарностью за освобождение Николая.
С 1 марта 1922 года Н. А. де Роберти передан на особый учёт в Московский военный округ, с 11 апреля 1922 года в распоряжении ГУВУЗ-а, штатный преподаватель тактики школы Красных Коммунаров. Судя по тому, как разворачивались дальнейшие события, во время последнего ареста и заключения он был завербован ОГПУ; возможно, в обмен на работу на чекистов было дано разрешение на выезд за границу для его матери. Во всяком случае, она уехала в Париж, прожила там еще около 20 лет, пережив сына, скончалась 13 июня 1943 года, и была похоронена на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа.
Меня поразили два эпизода биографии Н.А.де Роберти, о которых ничего не пишется в российских источниках. Один я обнаружила в его письме к Н.А.Морозову. Во время пребывания в германском плену Николай записался на курс истории в открытый университет, "начал там же учиться персидского языку, чтобы затем ехать в Персию и там, попутно с занятиями по археологии , занялся изучением суфизма - это мало изученный вопрос", и даже заручился поддержкой нескольких влиятельных персов, готовясь к поездке. В конце письма он горестно замечает:" Вот и черт понёс меня по мобилизации в Екатеринодар".
Несколькими годами раньше он, во время 1-йМировой войны и геноцида армян спас национальную реликвию Армении - так называемый Мушский торжественник, признанный самой большой в мире пергаментной рукописью на армянском языке. Это огромная книга, весом около 28 кг, была создана в 1202 году. В ней 660 листов, 1208 страниц (причем каждый лист был сделан из шкур месячного теленка) хранилась в монастыре Сурб-Аракелоц города Муша на территории Османской Турции.
...1915 год. Геноцид армян в Османской Турции. Муш разграблен. Две армянки, увидев у алтаря огромную рукопись, взяли ее половину и донесли тяжкими дорогами скитаний и беженства до Тифлиса. Вторую половину в годы русско-турецкой войны нашел в церкви города Эрзерума офицер царской армии полковник Николай Александрович де Роберти. Дальше просто приведу цитату из армянского издания:
Тогда, в горниле войны и турецких зверств, человек высочайшего достоинства и благородства, Николай Александрович де Роберти не оставил "Мушский торжественник", он привез его в Тифлис и передал в библиотеку Армянского благотворительного общества. Русский дворянин воистину совершил благородный подвиг во имя истории и уважения к братскому армянскому народу.
https://www.golosarmenii.am/article/33123/rukopisi-ne-goryat
Валя, про которого так часто пишут сестры Катя и Ксана, это, по моим предположения, их двоюродный брат, Валентин Александрович Роберти - штабс-капитан крепостной артиллерии в крепости Новогеоргиевск. Это была крепость 1-го класса на правом берегу Нарева, при впадении его в Вислу, в 30 км от Варшавы, в деревне Модлин. Во время Первой мировой войны устаревшая крепость сковала значительные силы немцев, но оборонялась всего четыре дня по открытии огня немцами или десять дней со дня начала оосады. Но «6 августа потерявший голову комендант крепости — презренный генерал Бобырь — перебежал к неприятелю и, уже сидя в германском плену, приказал сдаться державшейся еще крепости. В огромном гарнизоне не нашлось ни генерала Кондратенки, ни майора Штоквича, ни капитана Лико... И утром 7 августа прусский ландвер погнал человеческое стадо в бесславный плен. Численность гарнизона Новогеоргиевска равнялась 86000 человек. Около 3000 было убито, а 83000 (из них 7000 раненых) сдалось, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров. Знамена гарнизона благополучно доставлены в Действующую армию летчиками. В крепости потеряно 1096 крепостных и 108 полевых орудий, всего 1204. Торопясь капитулировать, забыли привести в негодность большую часть орудий. Германцы экипировали этими пушками свой Эльзасско-Лотарингский фронт, а французы, выиграв войну, выставили эти русские орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов, на поругание своих бывших братьев по оружию» (А. А. Керсновский. История русской армии).
Валя смог вернуться из германского плена в Россию в конце 1918 года. Что с ним было в течение пяти лет, покрыто неизвестностью. Вновь стали упоминать его в переписке только через пять лет.
Е.А. Миляева - К.А.Морозовой
23.08.23. Валясде Роберти тоже здесь, устроился на маленький службе и живёт вместе с Колей, т.к комнату найти совершенно невозможно. Это вряд ли их всех устраивает, но ничего не поделаешь, ведь у Елизаветы Дмитриевна отношения с Женей не наладились и они живут врагами.(Л.32об)
Судя по письмам, семьи у него нет, и он продолжает бедствовать.
22.02.26. ( л.44). Дорогая Ксеня, мне ужасно стыдно перед отъездом так мучить тебя, но Валя теперь все время перед моими глазами и я вижу его безвыходное положение. Может быть, на какую- то канцелярские должность может устроить с протекцией его в Госиздате ... он, получив службу, будет по вечерам проходить бухгалтерию, чтобы иметь почву под ногами.
Наконец, по прошествии ещё трех лет, его жизнь налаживается, у него появилась работа и жилье, о чем он с радостью сообщает Ксане Морозовой
8 мая 1926г. Я.. наконец, устроился в Москве вскоре после отъезда Кати в "Экспортхлебе", хотя не очень хорошо, но все же жить можно. Адрес: М. Пятницкая 20 кв.8
Это был последнее появление Валентина де Роберти в семейной переписке. После этого письма ни от него, ни о нем никаких сообщений мы больше не встречаем...
Так же печальна судьба родственников Ксении Морозовой по отцовской линии. В архиве Н.А.Морозова есть письма от нескольких представителей этого семейства.
Шурин Н.А.Морозова, брат Ксаны, Бориславский Алексей Алексеевич Бориславский, был, как все мужчины этой семьи, кадровым военным. Он родился в г.Чуднов Волынской губернии, в 1901 году окончил Михайловское артиллерийское училище, в 1-ю мировую войну командовал батареей 10-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады, полковник, награжденный орденами Св.Анны и Св. Станислава . Во время гражданской он с 1918 года в резерве чинов артиллерии Добровольческой армии. В боевых действиях он не участвовал, к концу войны, собирался возвращаться в Петербург через Севастополь, и попал в " крымский мешок", вместе с десятками тысяч других белых офицеров. Его арестовали в Феодосии. По "делу по обвинению в службе у белогвардейцев и активном содействии контр-революции в ее борьбе за свержение власти пролетариата" по приговору Заседания Чрезвычайной Тройки при Управлении Начособотдела ХIII Уполномоченного Особотдела Югозапфронтов, под председательством тов. Данишевского, при членах т.т. Добродицкого и Зотова" он был приговорен к высшей мере наказания 27 ноября и расстрелян в ночь с 29 по 30 ноября 1920 года.
Чтобы понимать, какими нормами закона руководствовался первый председатель Реввоентрибунала РСФСР товарищ Данишевский, бостаточно прочесть его заявление с разьяснением принципов работы руководимой им организации [опубликовано в газете «Известия ВЦИК».]:
«Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряжённейшей революционной борьбы».
Как "напряженнейше работали" эти органы, с гордостью сообщал в донесении "Начособого отдела Южюгзападфронтов тов. Манцеву"( такой тогда был революционный канцелярит) один из членов тройки, Зотов, наиболее свирепый палач в Феодосии:
Из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета — 1100, расстреляно 1006 человек. Отпущено 15 и отправлено на север 79.
И это только данные о работе особого отдела одной дивизии в одном крымском городе...
Правда, позже каток революционной законности прошелся и по Данишевскому. Он был арестован 16 июля 1937 года по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организаци,и приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР 8 января 1938 года к смертной казни, в тот же день расстрелян, захоронен в расстрельных ямах на полигоне «Коммунарка». Посеявший ветер пожал бурю...
Было ещё два Бориславских, которые тесно общались и переписывались с Морозовыми - Михаил и Геннадий Александровичи - как я полагаю, двоюродные братья Ксаны.
В архиве Н.А. Морозова есть ещё одна фотография, и, хотя она не атрибутирована, взглянув и сопоставить оба снимка, не возникает никаких сомнений в том, что это один и тот же человек - Михаил Александрович Бориславский.
Михаил Александрович родился в 1877 году, образование получил в 1-м кадетском корпусе, из которого был выпущен в 1897 году. Затем он окончил Николаевскую академию Генштаба (по 2-му разряду) и Интендантский курс (по 1-му разряду).
С 6 декабря 1911года - дивизионный интендант 30-й пехотной дивизии. Прошёл Первую мировую, закончил службу в чине полковника. Когда эмигрировал в США, точно неизвестно, но в 1932–1934 году жил в Нью-Йорке. Сведений о его жизни за рубежом практически никаких нет. Пишут, что он был убит 24 февраля 1941 в Нью-Йорке, но что послужило причиной убийства пожилого, вряд ли очень состоятельного, 64-летнего эмигранта - семейная драма, уголовное преступление, или бандитское нападение - неизвестно.
В бытность свою в России от достаточно тесно, по-родственному, общался с Морозовыми, даже отправил Н.А.Морозову свою работу по организации хлебных элеваторов в стране, многие положения которой потом будут воплощены в жизнь уже при Советской власти.
Была ли у Михаила Бориславского семья и что с ней стало после революции - загадка, каких немало в истории российских де Роберти. На сайтах и форумах по генеалогии утверждается, что у него была жена Мария, скончавшаяся в США и сын Николай, родившийся в 1900 году, тоже эмигрировавший в США; он умер в 1984 году в Лос-Анджелесе.
Но в начале 30-х годов Морозовым пишет их молодая родственница Тамара Михайловна Бориславская, сообщая нерадостные новости:
9.04.1934 Дорогая тетя Ксеня! Обращаюсь к Вам с просьбой оказать мне содействие и помощь, которую можете предоставить только Вы, в деле реабилитации имени моего отца и защитить моё право на жизнь.
Дело заключается в следующем. Находясь на работе в Упр.домами Ленсовета в качестве продавщицы в ларьке при столовой с 15 мая по 1 июня, встретилась с быв.воспитанницей детского дома, которая будучи женой одного из моих начальников некоего Сизова, указала ему, что якобы я являюсь дочерью генерала, который расстрелен за контрреволюцию, сама являлась контрреволюционеркой и в 1922 году, когда мне было 14 лет, устраивала восстание для свержения сов.власти в гор. Ленинграде.
Тетя Ксеня, очень прошу Вас не откажитесь в моей просьбе, поговорите с дядей Колей, о способе реабилитации моего отца и как следствие отсюда, меня.
Я лично просила бы Вас или дядю Колю дать справку, о том,что отец мой иммигрировал в 1913г, служащих в это время на Московском кожевенном военном заводе (есть документальные данные), что я 10 лет не имела известий о нем, являюсь Вашей родственницей и воспитывалась по смерти матери детском доме.
Простите меня за безпокойство, но подобная постановка вопроса лишила меня постоянного заработка, который для меня сейчас является побочным, а в дальнейшем может быть основным.
... крепко целую Вас и дядю Колю, Тамара Бориславская
Несмотря на очевидную абсурдность обвинения в подготовке контрреволюционного восстания по прошествии десяти лет (в довершение всего, "заговорщица" в ту пору была 14-летней сиротой, жившей в детдоме), Тамару с работы уволили.
В июле 1934 года Тамара пишет второе письмо тёте и умоляет заполнить о ней слово в Ленсовете.
И подтвердить, что она племянница Н. А. Морозова.
...Большая часть переписки родственников, друзей, знакомых знаменитого шлиссельбуржца Н.А Морозова с родными после 1917 года содержит их просьбы: помочь найти работу, договориться чтобы комнату отдали, походатайствовать перед властями о задержанных ОГПУ. И он ходатайствовал. Писал Ленину, Дзержинскому, первой жене Горького Екатерине Яковлевне Пешковой, Бонч-Бруевичу...
Он был добрым, великодушным и отзывчивым человеком, судя по письмам и отзывам. Вот только мог ли он представить, сидя по царским тюрьмах и каторгам, что его борьба за счастье трудового народа, за мир без угнетения, обернётся уничтожением большинства его родных? Вряд ли мы когда-либо узнаем, что он думал про происходившие в стране события, считал ли, что тот строй, который был создан в СССР к 30-м годам - это тот самое справедливое в мире государство рабочих и крестьян.
Только после 1938 года ни одного письма от мужчин из семьи де Роберти в его архиве нет. И упоминаний о них ни от Ксаны, ни от ее сестры - тоже. Ни единого имени...
© Copyright: Марина Мозжерова, 2024
При перепечатке материала ссылка на автора обязательна
***
Если Вам интересны мои статьи, пожалуйста, подпишитесь, чтобы не пропустить новые публикации
Источники:
АРАН, Ф.543 Оп.6. ДД.336,337
https://forum.vgd.ru/post/3103/70313/p2003404.htm?hlt=Бориславс#pp2003404ГАРФ. Ф. Р-8419. Оп. 1. Д. 306. С. 37. Автограф.
6 ГАРФ. Ф. Р-8419. Оп.1. Д. 306. С. 40. Автограф.
http://pkk.memo.ru/letters_pdf/001553.pdf
Абраменко Л. М." Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы". — 1-е. — МАУП, 2005. — 480 с. — ISBN 966-608-424-4.
АРАН. Ф. 543 Оп.4. Д. 1553
АРАН. Ф.543, оп.6. Дело № 89
https://www.golosarmenii.am/article/33123/rukopisi-ne-goryat