В усталом Мышбурге на рассвете все еще кипит жизнь. Туда-сюда по улочкам снуют небольшие тележки, наспех собранные из старых деревянных коробок, да пуговиц. В качестве скакунов в них запряжены крупные мускулистые сверчки, а поводьями ловко управляют почтальоны, торговцы, гонцы и скромные фермеры, с трудом способные прокормить свои семьи. Пока городские свечники тушили остатки ночных огней в закоулках, сквозь небольшое отверстие под полом одной из людских кладовых уже пробились первые лучи утреннего солнца. Они спешили коснуться верхушек крыш Мышбургского королевского замка, а следом за ним и старинного храма, похожего со стороны на груду бочек и кадушек, украшенных сверху сверкающими осколками бутылок.
Именно в храм и спешила, пожалуй, одна из самых старых повозок в городе, принадлежащая маленькой мышиной семье, много поколений обитающей на самой окраине города. Пока все жители готовились к дневному отдыху после ночной ярмарки, трескучие колеса громыхали по узким улочкам. Измученный сверчок с трудом тащил гремящую, почти развалившуюся коробку, едва держащую равновесие на трёх деревянных пуговицах, в то время как взволнованный фермер уже отчаялся подгонять несчастное насекомое, и смиренно ждал, пока оно доставит его к подножию сверкающего храма, гордо стоящего в самом центре, посреди огромной рыночной площади. Как только повозка остановилась, ее хозяин поспешил спрыгнуть со скрипящего сидения и напоить уставшего сверчка.
– Доброе утро, Кант! – махнул шляпой садовник с длинными подвижными усами и черными глазками-бусинками, - Твой скакун видно совсем стар.
– Да уж… – растерянно пробормотал в ответ исхудавший фермер, не сильно отличающийся от своего сверчка по состоянию здоровья и внешнему виду, - Отец Варгус еще не выходил на утреннюю службу?
– Появится с минуты на минуту. Послушай, тебе и самому не помешал бы отдых.
Садовник ловко поправил шляпу и со звонким хрустом отрезал тонкий стебель крошечного розового кустарника, обильно украшающего территорию храма. Его собеседник явно не был настроен на разговор.
– У меня срочное дело к нему, Николас. Прошу прощения!
С этими словами, не успев даже перевести дыхание, Кант бросился к храму. Едва мелькнул в проеме дверей серый облезлый хвост. Садовник проводил взглядом старого знакомого, озадаченно почесал затылок и поспешил снова поправить шляпу, постоянно норовящую соскользнуть с круглых ушей. Только спустя несколько минут он вдруг осознал, что рубашка фермера была в бурых пятнах, напоминающих спекшуюся кровь. «Ну, дела…» - подумал было Николас, но списал все на утреннюю суматоху и пришел к выводу, что рубашка скорее всего в свекольном соке, ведь как раз разгар осени – самый сезон. Недолго думая, садовник привязал к ограде сверчка, едва стоящего на дрожащих лапках, слегка потрепал его за усы и вернулся к своим обязанностям, которые ни коим образом не касались ничего, кроме миниатюрных розовых кустиков, цветущих в Мышбурге почти круглый год.
Храм встретил гостя тусклым светом свечных огарков, которые еще не успели сменить. Царящий в помещении полумрак резко контрастировал с занимающимся рассветом снаружи. Однако, как только солнце достигнет бутылочных осколков, составляющих основную часть крыши здания, оно зальется разноцветными мерцающими лучами. Именно к ним спешили местные прихожане каждое утро, и под ними ежедневно проповедовал истину своим крошечным пушистым братьям Отец Варгус Дальтон.
Не дождавшись, пока за спиной закроются величественные ворота, фермер подбежал к импровизированной трибуне, с которой обычно вещал святой отец и бросился ему в ноги.
– Кант Дьюфор! – удивленно воскликнул Отец Варгус, - Что стряслось!?
Он сразу узнал старого друга и попытался поднять его с колен.
– Варгус, я… - гость наконец дал волю эмоциям, и по давно обломанным мышиным усам покатились крупные капли слез, - я кажется потерял их!
По огромному залу эхом прокатились глухие рыдания.
– Кого потерял? Кант, это кровь на твоей одежде!?
– Адею, крошку Кальвию, всю свою семью. Прошу, помоги мне разыскать их!
– Но Кант, я всего лишь священник, - пожал плечами Отец Варгус, - как я могу помочь тебе?
Он медленно подвел гостя к лавке, тот казался совсем обессиленным.
– Послушай, я ведь знаю, какой путь ты прошел, прежде чем возглавить храм. Подними старые связи, помоги мне найти их, пока есть еще время!
Варгус нервно огляделся и поспешил отвести фермера в одну из крошечных боковых комнат, подальше от чужих глаз и ушей.
– Этой истории не нужно звучать в стенах храма, Кант.
– Я готов разнести ее по всему свету, если потребуется. Варгус, мне действительно нужна помощь.
На секунду Святой отец уловил стальной холод в глазах старого друга. Во всяком случае, этот взгляд был давно ему знаком, но он не сталкивался с ним с тех самых пор, как будучи еще совсем юными, Кант Дьюфор и Варгус Дальтон угодили в логово хищных крыс во время одной из воровских вылазок. Кант всегда был быстрее и сильнее. Он из последних сил тащил на себе израненного товарища. Благо, что они достаточно времени провели в подземельях, и видели в темноте не хуже их кровожадных обитателей. Красноглазые, озлобленные, невероятно крупные крысы мчались за ними вот уже несколько миль по подземным городским тоннелям. Варгус умолял Канта бросить его, но тот не послушал. Разве что дал клятву, что это будет его последняя кража. Вернувшись в Мышбург с добычей, а именно – гранатовой брошью, хранимой крысами в зловонных нечистотах людской канализации, они получили заслуженную награду от будущего короля. Добрая часть денег ушла на лечение Варгуса, сильно пострадавшего от острых когтей и зубов. Именно в то время Кант подарил ему крошечный экземпляр Нового завета, неполный и частично сгрызенный кем-то из нерадивых горожан, чем изменил жизнь юного Варгуса навсегда. На оставшиеся деньги ему удалось отстроить храм, а своему спасителю – ферму, о которой тот мечтал с детства. На этом история двух наемных грабителей окончилась, и сейчас об этих событиях напоминало лишь изодранное ухо, которое Святой отец старался прятать под головными уборами.
– Я благодарен тебе, и обязан всем, что сейчас имею, - вдумчиво проговорил Варгус, - но я не могу оставить храм. Дай мне время, я что-нибудь придумаю.
– Пожалуйста, - дрожащим голосом проговорил фермер, - поторопись.
– Отправляйся домой, Кант, и постарайся вспомнить все до мельчайших подробностей. Сегодня у тебя будут гости, - Святой отец открыл дверь и жестом пригласил гостя в коридор к выходу.
– Спасибо, друг мой.
Фермер вытер влажные серые щеки и поспешил покинуть стены храма. Он был так сильно охвачен своим горем, что не обратил внимание на игривые разноцветные солнечные зайчики, танцующие на каменном полу за его спиной. Они будто пытались подбодрить его. У входа уже ждал чуть отдохнувший старый сверчок, запряженный в трехколесную телегу. Кант, не торопясь, двинулся в обратную дорогу. Ему было страшно возвращаться в дом, где еще сегодня утром хлопотала по кухне любимая Адея, а в колыбели тихо ворковала его крошечная дочь Кальвия, только-только покрывшаяся мягким серым пушком.
Хижина встретила своего хозяина одиноким полумраком, тишиной и какой-то необъяснимой тяжестью, сгущавшей воздух так сильно, что становилось трудно дышать. На кухне все еще тянулась к трубе тонкая струйка дыма в печи, Кант едва успел затушить огонь перед тем, как отправиться в путь. За свою не столь долгую мышиную жизнь он никогда еще не был так напуган. С тяжелым сердцем фермер опустился на лавку, отодвинул пустую миску и, схватившись за голову, принялся вспоминать роковое утро для семьи Дьюфор.
До рассвета было еще далеко, но Кант и Адея были уже на ногах и во всю готовили мешки к ярмарке. Их зерно всегда пользовалось спросом, оно было самым крупным во всем Мышбурге, а отлично воспитанные сторожевые многоножки защищали поля Дьюфоров от вредителей.
Роса ещё поблескивала на желтоватых лепестках, старательно высеянных в большом ящике с землей, оставленным где-то в подвале людьми. Не менее сотни мышиных плеч в свое время перетащили его под дерево в человеческом парке, где сквозь крупную нору среди могучих корней пробивался солнечный свет.
Фермы всегда находились довольно далеко от Мышбурга, благополучно расположившегося в одном из подвалов кладовой городской закусочной в самом центре Тирадена - огромной столицы государства Дорвэйл. Мышиная столица чувствовала себя вполне комфортно без наступления сильных холодов, снега, а также в близости от всевозможных запасов в виде объедков и крошек. Горожанам вполне хватало дневного света, проникающего с поверхности сквозь большие окна и проломанное копытом осла отверстие в трухлявом полу. Однако, цивилизованное мышиное общество вот уже несколько поколений обеспечивало себя производством и торговлей, а полям необходимы дожди, снег, туманы и постоянный доступ к солнцу, поэтому жизнь фермеров была нелегкой. Мало того, что им приходилось мириться с непредсказуемой погодой, так еще и до города порой приходилось добираться часами, что достаточно долго, учитывая короткий мышиный век.
После того, как ящик был доставлен, семья Дьюфор потратила несколько недель на то, чтобы наполнить его черноземом и засеять зерном. Урожай не заставил себя ждать, что не могло не радовать Адею, которая с самого начала сомневалась в решении мужа о покупке фермы, но теперь они были весьма обеспеченной семьёй, с самым большим и урожайным полем в округе.
Как и всегда, в это утро Адея металась между мужем и колыбелью Кальвии, последним мышонком из выводка. Остальные умерли, не успев прожить и дня. Врачи предположили, что причина в излишней физической нагрузке во время беременности. Кто такие простые фермеры, чтобы спорить с учеными умами? Им оставалось лишь смириться и беречь изо всех сил последнее свое сокровище, сонно сомкнувшее глазки-бусинки среди заботливо взбитого пуха в колыбели, искусно выполненной из крупного грецкого ореха.
В миг, когда последний мешок был погружен в телегу, из дома вдруг раздался пронзительный визг, сопровождающийся скрежетом и грохотом. Следом за этим последовал голос Адеи, она звала мужа так громко, как позволяли крошечные легкие.
Когда он вбежал в дом, ни жены, ни дочери в комнате уже не было. Лишь колыхались на ветру занавески, выпачканные кровью, и неизвестно, принадлежала ли она им. Кант выскочил на задний двор, обошел дом, то и дело выкрикивая имена жены и дочери, но ответом ему была пугающая тишина, а вокруг дома не осталось ни единого следа похитителя. Фермер пробовал подняться на поверхность по корням дерева, среди которых стоял дом, но там также царила полная безмятежность, а на крики отчаявшегося Канта отзывался лишь шелест сверкающей от росы свежей травы.
Из тревожных мыслей фермера выдернул настойчивый стук в дверь, Не дождавшись, пока Кант встанет из-за стола, она отворилась, и в комнату заглянула совсем юное лицо. Серое, с белым ромбом на лбу.
– Это дом семьи Дьюфор? - бодро проговорил незнакомец и поторопился скинуть холщовый капюшон.
– Да. Вы от Варгуса Дальтона?
– Я его сын, Раймонд. Отец сообщил, что вам нужна помощь.
Фермер обреченно вздухнул и сжал кулаки.
– Он должен был послать кого-то, кто действительно сможет спасти мою семью, а не мышонка вроде тебя! Проваливай, Раймонд.
Черные глаза на секунду совсем округлились.
– Уверяю вас, я хорошо обучен. Вряд ли отец смог бы найти следопыта лучше. Расскажите, что случилось с вашими родными?
– Это какая-то шутка? Подросток вроде тебя и до окраины не доберется.
– Прошу прощения, - юноша на секунду опешил, но потом вдруг вытащил из-под рубашки орден с королевским гербом, - подростки вроде меня часто носят королевские ордена?
– Откуда мне знать, что ты не украл его?!
Кант был безутешен. Он выхватил орден из рук гостя. На обороте поблескивала крошечная надпись "Раймонду из дома Дальтонов за отвагу"
– Именной орден... - вдруг смягчился фермер, - и что же ты умеешь?
– Все, что умел мой отец и вы, когда-то. Итак, вам все еще нужна помощь?
– Твой отец был лучшим разбойником из всех, кого я когда-либо знал.
Раймонд осторожно ступил на порог и поклонился хозяину дома.
– Он не может оставить приход. К тому же, возраст взял своё, - юноша протянул руку, чтобы забрать свой орден, - так или иначе, вам решать.
– Проходи, - обреченно пробормотал фермер и жестом пригласил гостя в дом, - все случилось в соседней комнате рано утром. Можешь осмотреться, Раймонд.
– Можно просто Рай.
Судя по мебели и обилию всевозможной яркой мелочи, это была детская. Рай тщательно осмотрел колыбель, проследовал к окну. Сейчас занавески, все еще слегка влажные от крови, почти не двигались. Он не торопясь заглянул под подоконник, провел пальцами по каждой трещинке, после чего ловко, словно молодой кузнечик, перемахнул через окно на задний двор и принялся шарить рукой по траве. Когда Кант подошел к нему, обойдя при этом пол дома, Раймонд уже стоял во весь рост и прищурившись смотрел на голубое небо, освещающее небольшую ферму сквозь заброшенную заячью нору под деревом. Так он провел около минуты, после чего вдруг заметил рядом с собой хозяина дома и с улыбкой протянул ему крошечные серебряные серёжки.
– Они живы, мистер Кант.
Фермер трясущимися руками взял украшения из рук Раймонда. Когда-то он отдал за них последние деньги, только чтобы сделать Адее предложение. Она любила носить их на одном ухе вопреки обычаям. Кант поднял глаза на юношу. Тот подошел к ездовому сверчку, снова накинул капюшон и поправил на плече ремень походной сумки.
– Я сделаю все, что в моих силах, но сейчас мне нужно вернуться в город. Ждите меня к завтрашнему рассвету.
