1. Бывает, что и шары летают
В бывшем Качинском училище на аэродроме Лебяжье третий и четвертый курс жили в четырехэтажной гостинице, а учились в поделенных на классы очищенных от стеллажей складах, темных и холодных.
Все начальники кафедр были полковники, а преподаватели, кроме одного, подполковники.
Вечным майором был преподаватель авиатехники Дегтярев. По слухам, изобретатель со стажем, имевший множество авторских свидетельств и рацпредложений.
Каждый год его представляли на подполковника и каждый раз документы возвращали назад. Дело в том, что майор Дегтярев изобрел реактивный двигатель, в котором ротор стоял на месте, а статор вращался вокруг него. Изюминка была в том, что ротор с навешенными на него несколькими рядами лопаток всегда тяжелее полого статора, значит, резко повышается число оборотов, нет нагрузки на лопатки и повышается мощность.
Но из всех инстанций ответ приходил один: статор крепится к самолету, а потому самолет не может вращаться вокруг ротора. Представить иного заскорузлые военные умы не могли. Настырного Дегтярева, доставшего всех вплоть до министра обороны, навечно разжаловали в майоры, поставив на личном деле черную метку.
Курсанты были просто влюблены в остроумного веселого преподавателя и валом ходили на его факультатив, где строили макеты двигателей по чертежам изобретателя. Все они работали отлично.
Первое занятие по устройству двигателя майор начинал со старого анекдота:
- Увидели Чапаев с Петькой воздушный шар и спорят, как он называется. Один говорит – сратостат, а второй – статосрат. Пошли за советом к Фурманову, а тот посмотрел и говорит: «Ну и дураки же вы, это же дирижопель!». К чему, товарищи курсанты, этот анекдот? На реактивном самолете нет мотора, а есть двигатель.
2. Пить или не пить?
Командир звена Кола Голик был лицом чукотской национальности со всеми характерными для чукчей чертами внешности, голоса и походки. Одутловатое, как с похмелья, лицо, акцент и валкая походка моряка. Кроме одного: был он умен, легок в общении, замечательный спортсмен и летчик от бога. Два раза поступал в академию.
На первом же построении после сдачи экзаменов в академии строй кандидатов обходил начальник академии. В изумлении он остановился перед Голиком:
- А это что? Как вы посмели пьяным стать в строй? Немедленно покиньте территорию академии, чтобы я вас больше никогда не видел!
Как потом не убеждали генерала, как ни расхваливали пилота, ничего не помогло:
- Даже если все так, как вы говорите, все равно я не могу представить, чтобы он после академии выходил перед полком с таким лицом. Смотрел я его личное дело, смотрел. У него даже жена Алка Голик.
3. Трехколесный, но не велосипед
Штурман полка Похлебкин аэродрома Лебяжье очень гордился новенькой зеленой «волгой», которую курсанты тут же обозвали «лягушкой». Когда машина теряла сиятельный блеск, штурман устраивал в полку зачет по штурманской подготовке.
Все не сдавшие зачет курсанты получали ведерко с пастой ГОИ, бархотку и отправлялись на полировку штурманского счастья. Машину Похлебкин ставил в тени здания руководителя полетов впритирку возле высокого фундамента.
Очередная комиссия из округа узрела и записала как недостаток отсутствие тренажной площадки для отработки полетов по маршруту пеший-полетному. Немедленно организовали несколько самосвалов горячего асфальта и старый разболтанный трехколесный каток.
Пока ждали асфальт, пока курсанты его ровняли, водитель катка угощался халявным спиртом у добрых техников самолетов. Насмерть упившийся водила заснул в тени огромных колес катка.
Штурман полка, увидев такое дело, построил всех свободных от полетов курсантов и задал каверзный вопрос:
- Трактористы есть?
Вышел Мыкола Саенко, худой и мосластый украинец.
- Я можу. В школе издыв на МТЗ и ДТ-54.
- На этом сможешь? – штурман ткнул пальцем в трехколесный велосипед.
- Пробувать нада.
- Пробуй, только быстрее, асфальт стынет. Чтобы к вечеру площадка была готова, - Похлебкин погрозил пальцем храпящему водителю и ушел на башню руководителя полетов.
Мыкола завел пускачем двигатель и залез в кабину катка. Дальше ничего похожего на управление трактором не наблюдалось. Рычаги и педали зловеще подрагивали, скрывая свое назначение.
Смелый курсант решил дергать все подряд, чтобы стронуть могутный каток с места. Каток на радость всем стронулся и заехал на край уложенного асфальта. Все зааплодировали, увидев ровную укатанную полоску.
Дальше было хуже. Каток никак не хотел останавливаться, ехать назад или поворачиваться. Он весело, вприпрыжку, набирая скорость, ехал вперед под горку в сторону башни руководителя полетов. Ошалевший от страха Мыкола на ходу выпрыгнул из непослушного катка.
Смотревший на все эти дела с башни штурман прочертил мысленно линию движения этого трехколесного велосипеда и понял, что она упирается в его сияющую «волжанку». Он ракетой слетел вниз, уперся в бампер и стал толкать машину с пути сошедшего с ума катка.
И ему это удалось. Трактор пробил фундамент и, с дымом и паром, въехал в комнату объективного контроля в подвале, насмерть перепугав девушек, обрабатывающих фотопленки.
Приехавший командир полка покачал головой и спросил у штурмана:
- Петрович, о чем думал, когда толкал машину?
- Думать некогда было. Откуда только силы взялись, когда представил, как буду свою раскатанную в блин красавицу подсовывать под дверь гаража.
4. Сучка Жучка
Штурман полка Похлебкин в перерывах полетов, когда небесные хляби обрушивались на землю, любил в кругу курсантов вспоминать свою молодость.
- Да, было это давно, - нараспев, подняв глаза к небу, рассказывал он, - Когда я еще учился в летном училище. Все писали девушкам письма. А я - нет.
Потом вспомнил, что по соседству с родителями живет девчушка Маша. Голубоглазая такая, веселая козочка. Написал. Она ответила. Так и радовали друг друга письмами до самого выпуска.
Форма у лейтенантов была голубая, погоны золотые. Денег – полные карманы. После выпуска, как положено, поехал навестить мать с отцом.
Схожу с поезда, обнимаю родителей. И тут мне на шею кидается какая-то девчонка. Я понял, что это - Маша. А жениться - страсть как не хотелось. А тут она!
Посидели вечером с соседями, погуляли, выпили, все путем. И Маша рядом со мной. Аж светится вся. Я сразу же стал строить планы отступления по всем фронтам.
- Мама, - говорю.- Решил я завтра утром на охоту съездить. Уточек пострелять.
Встали рано. Похмелились с батей самогончиком. Закусили солеными огурчиками. И тут мать принесла парного молочка.
- Выпей, сынок!
- Мам, да я огурцами закусывал…
- Ничего, выпей. Молочко парное, сладкое.
Ну, я и выпил. Взял отцову двустволку, собачку Жучку и пошел к берегу. Только я ногу в лодку, а с берега девичий голосок:
- Ваня, а ты куда?
- Да вот, на охоту. За уточками.
- А можно и я с тобой?
- Садись,- я аж зубами скрипнул.
Они с Жучкой сели на носу, а я гребу на корме лодки. Она на меня смотрит. Я на нее. Весело ей. Хорошо.
И вот так я грыбу, грыбу, и вдруг чувствую, как мои соленые огурчики начинают в животе заигрывать с парным молочком. И становится мне уже невтерпеж - так перднуть хочется.
А она смотрит на меня, кончик косы в руках перебирает и улыбается. Нежно, нежно. Так, что у меня аж зубы хрустят.
- Маша, - говорю. - А не хочешь ли ты послушать, как дробь на воду ложится?
- Хочу, милый.
Нажимаю я на курок, и ка-а-а-к - пердну!
Осечка!!! Мать ее!
Она удивленно на меня уставилась. Не ожидала она от интеллигентного летчика подобной шутки!
Нажимаю второй раз. Как жахнуло! Аж в ушах заломило.
И чувствую, что пополз по лодке нехороший запашок. Переусердствовал - живьем вышло.
Я быстренько подгребаю к камышам и задом выбираюсь из лодки.
- Машенька, ты посиди тут пока. Я сейчас быстренько уточек постреляю и домой поедем.
И задом, задом, поглубже в камыши. Снял там свои обгаженные подштанники, свернул узелком, и под камыш подсунул. Потом пострелял для вида.
Выхожу к лодке. Радостный такой!
- Маша, уток сегодня нет! Едем домой! – и сажусь за весла.
- Ваня, а Жучка где?
Я аж обмер. Смотрю, а эта сучка Жучка несет мои свернутые узелком вонючие кальсоны, и кладет их в лодку.
Маша смотрит на меня своими голубыми глазками. Я на нее.
- Ну, хорошо, Маша, женюсь я на тебе, женюсь. Но только ты об этом - никому ни слова.
Вот так и живем с ней уже много лет.
5. Пузырь «гав-гав»
Как всегда к ноябрьским праздникам началась подготовка на плацу. Начальник курса изображал собой трибуну с начальством. Формировали коробочки, во главе которых блистали строевой выправкой отцы-командиры . Сначала учились дружно орать троекратное «ура-ура-ура», затем прохождение строевым и равнение на трибуну, то бишь на Пузыря. И так ежедневно по два часа беспрерывных проходов.
Сегодня должно быть зачетное прохождение и потом – выход на тренировку в город на настоящую площадь. Уже уставшие рвать глотки, курсачи выдавали нечто похожее на «гав-гав-гав». Начальник курса нервничал, сучил сияющими сапогами, но начавшийся мелкий холодный дождик настроения курсачам не прибавлял.
И тут, то ли привлеченный их «гав-гав», то ли масляным блеском сапог Пузыря, позади него появился облезлый, изгаженный донельзя, худой кобелек. Полковник , который увлеченно в сотый раз объяснял , как надо вдыхать и выдыхать «ура», его не замечал. Все два курса и офицеры с интересом следили за действиями кобелька. А тот, не мудрствуя лукаво, бодро задрал заднюю лапку на начальственный сапог и стал усиленно помечать новую освоенную им территорию.
Тут только Пузырь по веселью в строю почувствовал неладное, оглянулся и увидел желтую лужицу под ногами. Он развернулся и попытался пнуть кобелька сапогом. Но навык игры в футбол давно был им утерян, он подскользнулся, и уже в прямом смысле, сел в лужу. Кобелек успешно увернулся от сапога и спешно ретировался через прутья забора. Смех перешел уже в хохот. Ни о каком продолжении занятий, естественно, уже не было и речи. Пузырь подозвал курсантского старшину курса и заорал на весь плац:
-Немедленно изловить, убить и потом ко мне! – развернулся и спешным аллюром засеменил к штабу. Приказ начальника надобно исправно исполнять. Десяток выделенных курсачей собачку изловили возле ближайшего мусорного бака, приманив ее свежим куском белого хлеба. Убивать не стали, но ноги и пасть надежно обмотали веревками. В кабинете Пузыря не оказалось. Довольные быстро исполненным заданием, положили кобелька на приставной стол и пошли в казарму, недоумевая, зачем она Пузырю в кабинете нужна, да еще дохлая...
Старшина остался доложить лично об исполнении. Когда Пузырь вскоре вошел и увидел на своем столе связанную псину, его переклинило. Вместо слов изо рта вырвался невнятный рев, перемежаемый брызгами слюны. Испуганный ревом песик задергался. Его пробило жидким поносом, струей заливавшим важные, видимо, бумаги на начальственном столе. Задергав ногами, кобель завертелся вьюном. Струя поноса , как пулеметная очередь, наискосок прочертила по полковничьему мундиру.
- Вон, вон, вон , - забыв, видимо, все остальные слова, Пузырь ринулся к выходу из кабинета.
Вон, так вон. – старшина схватил бедную псину за относительно чистую холку и , выйдя из кабинета, перекинул кобелька через училищный забор. Как уж добирался домой обосранный с ног до головы полковник – история умалчивает. Но уже на следующий день он опять успешно изображал на плацу начальственную трибуну, правда, поставив позади себя, явно довольного, одного из строевых офицеров. Курсачи тут же прозвали его – собачий сторож.
6. Бомба из умывальника
Серега входил в группу молчунов. Иногда, правда, бывали и срывы. Еще в школьные годы он любил анекдоты, хорошую шутку и розыгрыш. В армии шутить как–то не хотелось. Он вспомнил, как недавно сержант заставил его копать очередную яму для мусора. Накрапывал холодный мелкий дождь, со стен ямы текли коричневые ручейки. Скоро вода стала заливать в сапоги. А копать надо было еще долго. И тут Сереге на глаза попался лежащий возле летнего душа железный проржавевший умывальник без соска.
- Очень похож на головку авиабомбы! – мелькнула мысль.
Остальное было делом техники. Он осторожно выдолбил под умывальник отверстие, заделал края раскисшей глиной и пошел докладывать сержанту о находке авиабомбы. Реакция даже для него была неожиданной. Прибежавший начальник курса, увидев торчащий нос огромной авиабомбы, тут же объявил тревогу, выставил оцепление и вызвал саперов. Те прибыли только к вечеру, обругали начальника курса бараном и быстро уехали. Но о копании ям в том месте сержант больше не заикался.
7. Генерал, застебнысь!
Особенно тяжело курсачам приходилось с приездом комиссий. И откуда только они не приезжали на их голову. Старшина Шайморданов тоже их недолюбливал, лениво козырял заезжим толстопузым генералам и старался куда-нибудь уйти на это время. Этим однажды решил воспользоваться комроты капитан Козлов по кличке Хруст(только его хромовые сапоги в гармошку издавали резкий хруст, у остальных строевиков – молчали). Когда очередной разморенный после сытного обеда генерал
из комиссии зашел в казарму и расстегнул шинель, а затем и китель, Шамо вяло ему козырнул и сквозь зубы сказал:
- Товарищ генерал, прошу Вас, застэбнытэсь, здесь курсанты.
Генерал, естественно, не обратил на слова .какого-то старшины никакого внимания.
Когда они возвращались назад, Шамо стоял в дверях и молча от бессилия сжимал кулаки. Козлов остановил генерала и, показав на старшину, сказал:
- Товарищ генерал, застегнитесь, видите старшину.
- Ну и что, какой-то старшина будет мне указывать?
- Да дело в том, что наш старшина не повторяет свои слова два раза, а сразу бьет в морду!
Генерал быстро застегнулся, развернулся и подошел к тумбочке дневального.
-Что у вас тут за бардак, что за грязь кругом, где старшина?
В сияющей казарме все, крутя головами, пытались увидеть мусор.
- Где грязь, товарищ генерал?, - не выдержав, спросил Козлов.
Опытный хитромудрый генерал сказал:
-А вы тумбочку отодвиньте!
Точно, под тумбочкой лежала заметенная туда при уборке горка мусора.
- Ну, что, дневальный, какую ты поговорку про чистоту знаешь? – уже вполне добродушно спросил довольный, чувствующий себя отомщенным, генерал. Но вместо ожидаемой им - «Чисто не там, где метут, а там, где не сорят!», дневальный выпалил:
- Свинья грязь везде найдет, товарищ генерал!
