Рассказ из книги Татьяны Архангельской "Медленный поезд детства"
Солнечный март. К нам, как всегда, на каникулы, приехали из города двоюродные братья – Сережка и Борька. Сегодня мы будем строить на огороде снежные крепости – снегу там больше, он хорошо слежался.
Мой брат сразу после обеда начинает руководить проектом. Он достает из амбара две больших деревянных лопаты, которыми дед убирает снег, мне достается маленькая деревянная лопаточка, я конечно, спорю: «Что такой лопаткой сделаешь, если по-серьезному – строить – только время терять…» Но так как Борьке, а он моложе меня года на два, предлагается вместо лопаты вообще только фанерка, я сдаюсь, и мы все лезем на забор у колодца, а с него бухаемся прямо в снег, как на перину, и мальчишки скатываются с «перины» вниз, валяют друг друга в снегу; Борька уже подхныкивает – ему попало в валенки и за воротник.
А я сижу на сугробе, потом тоже скатываюсь вниз и смотрю в небо – на небе – ни облачка, оно маняще синее, как синяя газировка, и так бы все его и выпил или закутался бы в эту синеву, как в кисею, и кружился бы под веселым этим солнцем, среди искрящихся вокруг снежинок…
……………………………………………………………………………………………………...
Однако, ребята уже разделились на два враждебных лагеря: Мишка с Борькой оказались в одном, а мы с Сережкой, как всегда, в другом – ну вроде так: хозяин и гость – все поровну.
Мишка выбрал наиболее высокие сугробы, вблизи к кустам смородины, а нам достались чуть пониже – ближе к забору соседского с нашим, огорода. Мы с Сережкой для начала смотрим – как Мишка ладно вырезает лопатой из слежавшегося снега «кирпичи», как прорывает потайной ход, но дальше нам смотреть не разрешается – и нас прогоняют.
«Ну и ладно, - подумаешь! Мы и сами с усами!» - уходим мы ворча и начинаем тоже рыть ходы и вырезать «кирпичи» … Через какое-то время Сережка устает, бросает лопату и говорит: «Да ну, надоело…»
«Ну да, - говорю я упрямо, - у них дак получится, а у нас нет…», - и, закусив губу, беру Сережкину лопату и пытаюсь ею вырезать «кирпичи», но, подумав, перестраиваюсь и предлагаю: «Давай лучше я буду маленькой лопаткой вырезать куски из снега, а ты ходы прорывай большой и снег ею же отбрасывай…»
Полежав, и видя, что я продолжаю, Сережка берется за эту, более простую и сподручную мальчишке, работу, а я режу «кирпичи» и составляю их по бокам нашего окопа-крепости, потом черенком маленькой лопатки осторожно, чтобы не расколоть, просверливаю в получившихся блоках круглые дырки-бойницы, чтобы незаметно вести наблюдение – где «неприятель».
А «неприятель», то есть Мишка и Борька, уже, оказывается, давно ведут за нами наблюдение при помощи… перископа. За неделю до этого брат сделал его сам – по каким-то чертежам из журнала «Юный техник». И вот – пожалуйста, применил в боевых действиях свою передовую технику. Перископ, я знаю, устроен так, что Мишка сейчас лежит на дне окопа и спокойно смотрит в нижнее зеркало этого устройства, а верхнее, высунутое над окопом, также спокойно передает о нашей крепости ему всю информацию. Мало того, что он применил шпионскую технику, так еще его перископ слепит нас зайчиком верхнего зеркала.
Ну что ж, раз так – «неприятель» замечен – и Сережка решает начать обстрел. В ответ летят увесистые комки слежавшегося снега. Часть крепости рушится. Мне жаль своих трудов и этой снежной красоты. Сережка вылезает и, отказавшись от продолжения игры, лезет в крепость к Мишке – посмотреть, как там у них.
А я сижу на маленьком снежном приступке, на дне крепости, и толстые снежные стены настолько заглушают голоса, что мне совсем ничего не слышно – что говорят там Борька, Сережка и Мишка… Зато я наслаждаюсь наступившей тишиной, покоем, тихим шелестом осыпающихся струек снега, синеватостью холодных стен, оранжевым отсветом закатного солнца на белых, рафинадных зубцах крепости…
……………………………………………………………………………………………………...
Вечером мы садимся играть в лото. Взрослые тоже с нами, но вскоре дед, привыкший ложиться рано, как и рано вставать, расправляет свою постель, и вскоре мы уже слышим редкое его похрапывание.
«Умаялся отец – ишь, храпит, - говорит бабушка, – давайте и вы ложитесь, хватит уже шуметь», - и она, сняв в прихожей с вешалки, приколоченной к ширме, старый мягкий ватник, сворачивает его на стуле, придвинутом к ее кровати, устраивая уютное гнездышко для кота. Тот, недолго думая, тут же запрыгивает на стул и сворачивается клубком в приготовленной для него постельке.
Бабушка, повернувшись к иконе, как всегда, молится неслышно и, вместе с тем, как-то проникновенно, будто дает отчет Богу о том дне, который прожила и обещание – прожить не хуже и день грядущий…
……………………………………………………………………………………………………...
Мама укладывает нас, подтыкает одеяло, накрывает дополнительно поверх одеял, чтоб не замерзли ночью, старыми пальто, мы, кто не спит, требуем сказку.
Вместо сказки мы слушаем в мамином пересказе «Повести Белкина» Александра Сергеевича Пушкина; в темноте пушкинские образы словно оживают. Я вижу и красавицу Дуню, которую увозит гусар из родного дома, и отца ее – бедного станционного смотрителя, как в сказке, бредущего, куда глаза глядят – в поисках своей дочери…
Я не расспрашиваю подробно, как зачастую бывало, о том, как выглядит и во что одета несчастная Дуня, а слежу с горькой напрасной надеждой за ее действиями и убеждаюсь, что Дуня эта – просто не захотела пожалеть своего отца, потому что, если бы захотела – то за годы, на которые с ним рассталась, могла бы десять раз приехать и повидаться с ним, и успокоить, и утереть слезы старому человеку… Единственному, родному… А у гусара этого на рисунке такие противные усы…, и они, наверное, колются, когда он лезет целоваться к Дуне… И вообще – противно, когда мужчины лезут целоваться…
Вот, когда приезжают в гости мои тетки со своими мужьями, мужья их (мои дяди) почему-то всегда восторженно что-то восклицают при виде меня, нахваливая мою внешность, или голос (если я спела песенку), ум и выразительность, если я прочла стихотворение, и обязательно лезут целоваться. Но щеки у них колючие, под глазами морщинки или мешки, и хотя дядюшки бодрятся друг перед другом и говорят молодецкими такими голосами, а погоны на их железнодорожных кителях серебристо поблескивают – мне все равно они не кажутся – ни красавцами, ни героями… хотя, если посмотреть на их фото теперь – обнаружишь, что были они мужчинами хоть куда, кроме того – трудовыми героями, судя по их наградам.
……………………………………………………………………………………………………
Ну а пока что спят мои двоюродные братья, спит Мишка, а я все еще под впечатлением маминого рассказа гляжу в темноту комнаты, и по щеке на подушку скатываются горькие слезы… Чтобы не услышала мама, я осторожно натягиваю одеяло на лицо и затихаю…, дав себе обещание не быть такой, как эта бессердечная Дуня…
……………………………………………………………………………………………………..
Так и ведется наше воспитание, – без громких слов, на личных примерах, на таких вот примерах из классики и, главное, без всякого ремня и оплеух… Ведь мы – дети, мы и так все поймем, если правильно преподать. И наши сердца готовы к этому разговору, главное – нашлись бы среди взрослых ЖЕЛАЮЩИЕ РАЗГОВАРИВАТЬ… с нами.