– Так они и ломились потом каждый раз за ней в туалет: «Стой! А как же мы?!» И это получилась история о том, что Бог поругаем не бывает. И если верующий человек терпит и молится, то это рано или поздно обязательно принесет свои плоды, – говорил мне недавно мой друг отец Евгений, священник с «новых территорий».
История та совсем небольшая. И хоть она и о нашем странном и сложном времени, но мне кажется, что-то подобное в любые времена происходит. Не только в военные.
– Есть у меня чадушко духовное, которое у нас в храме в воскресной школе с детства воспитывалось, – рассказывал батюшка. – Девушка молодая, Настя. Выросла, уехала в областной центр, в институт поступила, закончила – и на работу там устроилась. Короче говоря, вылетела из родового гнезда. А потом начались все эти военные действия, и линия разграничения разделила нашу область напополам. Ну, ты знаешь. Здесь – Россия, а там, где Настя, – Украина. Думала она сначала домой вернуться, но мы все тогда считали, что во время наступления этот областной центр могут взять русские, и что лучше там переждать. Потом выехать было сложно, потому что уже было и такое, что в колонну мирных людей, которая прямиком к нам двигалась, ракета прилетала. А дальше и совсем выпускать перестали, только если через Европу. До дома сто километров – а ехать надо через полмира.
Так и стоят в той области с одной стороны – русские, с другой – украинцы. И даже епархия на две части разломилась. И обстрелы, конечно. Украинцы по нашим лупят, наши – по украинцам.
– Был и период, когда у них там хорошо громыхало, – рассказывал отец Евгений. – Там же военных украинских стоит – тьма. В том числе и прямо в жилых кварталах. Простым людям, конечно, страшно. А Настя на работе в это время. Однажды прямо рядом с ними прилетело, в какой-то военный штаб. Так во время этих прилетов она брала Псалтирь и начинала вслух читать.
Коллеги и раньше над верой девушки посмеивались… Правда, по-доброму. А потом, когда военные действия начались, – уже и по-злому. Полезло из людей в беде то, что раньше, в мирное время, дремало. А она еще и в храм ходила наш, канонический, который теперь вдруг стал «вражеским».
И тут, когда она Псалтирь читать начала, коллеги вообще стали ее гнать:
– И так страшно, а еще ты тут бубанишь заупокойное! Иди давай отсюда со своим «московским Богом»!
Почему так по поводу Господа решили – не понятно. Или, наоборот, понятно.
Обстрелы становились все чаще. Настя так же молилась, а коллеги, уже не стесняясь, срывали на ней свое горе и зло.
– И когда начиналась вся эта свистопляска, она стала убегать в туалет, запираться и там читать Псалтирь, чтобы спокойно помолиться и никого не злить, – говорил отец Евгений. – И скоро случилось удивительное. Те люди, которые еще недавно ее гнали, начали ломиться за ней в туалет, чтобы послушать молитвы, потому что заметили: когда она с Псалтирью уходит, им еще страшнее становится. А рядом с Настей – спокойнее. «Где ты? Где ты? Не прячься! Открой, почитай, пожалуйста!»
Прошло еще чуть времени, и они сами стали с ней по очереди читать. В том самом туалете. Там безопаснее всего. Сначала корявенько, потом – лучше. И как будто и не было тех насмешек и издевок.
– Так часто бывает, – говорил мне отец Евгений. – Сегодня ты атеист и гонитель, а завтра тебе эта Псалтирь окажется просто необходимой, потому что никто, кроме Бога, тебе не сможет дать ни успокоения, ни утешения, ни надежды. А про верующих сказано: «Претерпевший же до конца спасется» (Мк. 13: 13). И стоит человеку, как Насте нашей, потерпеть, – и его вера начинает приносить плоды, хоть пока и маленькие. А может и большие.
А мы здесь за Настю тоже молимся. И очень ждем, когда увидимся уже.
***
Закончила я писать эту историю, хотела уже в редакцию отправить. И тут отец Евгений позвонил, чтобы еще одну рассказать. Поделюсь ей тоже.
Отправился в тот день батюшка в храм, чтобы служить Литургию. Приехал, как всегда, очень заранее, чтобы хорошо подготовиться. На улице – тьма кромешная, рано еще очень. Смотрит – у закрытых еще ворот мальчишка лет семи уже стоит, дожидается его.
– Ты чего здесь так рано?
– В церковь хочу, страшно мне, у нас рядом с домом взрывы были.
Батюшка служит в этом селе, а живет – в другом. Ехать минут сорок, наверное. Так что не слышал ничего. И новостей в интернете не читал.
– Ну, заходи, будешь мне помогать. А потом помолимся вместе.
Началась служба. Вышел отец Евгений из алтаря, смотрит – вот те прихожанчики, эти. Мальчишечка тоже. А вон – Витек и семейство его в полном составе.
– Стоят шеренгой: Витька, жена, сын, невестка, внучка. Как свечечки. Крестятся, кланяются во все стороны и всем иконам. И мне заодно. Чудеса прямо!
С семьей этой отец Евгений давно дружит, да и я их знаю. Хорошие люди, простые и честные. Немного расскажу о них, в качестве предисловия.
Еще до начала военных действий, когда батюшка храм ремонтировал, Витек ему очень помог: цемент купил. Что самое в этой истории с ремонтом показательное, так это то, что мужчина сам тогда был в долгах как в шелках. Магазины у него сельские, маленькие – ларьки. Не распродавалось ничего, и задолженности за ЖКХ накопилось уже на 100 тысяч украинских гривен. А он еще и цемент добыл.
– Витек, ты что? Как же ты долги отдавать будешь? – опешил тогда отец Евгений.
– Не знаю, – признался тот. – На Богородицу одна надежда.
Потом военные действия начались. Поначалу никто ничего не понимал – страх и ужас только у людей были. Но Господь и беду может в добро обратить. Не посрамила Богородица Витькиных упований.
Когда украинский товарный коридор закрылся, а российский еще не открылся, пропали почти все товары. Один мой знакомый звонил, рассказывал, что только пиво на полках осталось. А он и рад-радехонек: самый важный стратегический продукт!
И в те сложные времена отец Евгений Витьку свой старенький микроавтобус одолжил, и тот в Крым стал мотаться – за продуктами, химией всякой бытовой. Та дорога не простреливалась. Бизнес расцвел, долги раздались. Если кто купить не мог – он бесплатно давал. И еще лучше дела шли.
– Мы тогда как у Христа за пазухой жили, – рассказывал батюшка. – Городские приезжали – удивлялись. Деревня неезженная, а в Витькиных ларьках изобилие. И получилось так, что он всю округу нашу кормил.
А еще Витек с отцом Евгением занимались гуманитаркой. Это отдельная история.
– Когда военные действия только начались, такая травля была, – рассказывал батюшка. – Из нормальных вчера еще людей вдруг такое поперло. Стучали друг на друга, доносили. Если замечали, что кто-то брал российскую гуманитарку – фотографировали, выкладывали в Телеграм. С угрозами разными: «Вот придут наши (украинцы, в смысле), со всеми вами разберемся!»
Не каждый второй, конечно, так делал. Но люди разные были, и поэтому многие, хотя и нуждались очень (сложные же времена), боялись российские продукты брать. И чтобы людей не подставлять, и чтобы не стукачил никто, мы с Витьком этикетки (где написано, что это российское) отрывали – и развозили. Просто банки и коробки, без надписи. Людям есть же надо было. Вроде как батюшка же привез – а народ почем знает, чье это.
За это нас с Витьком на сайт коллаборационистов и поместили – все всё поняли. Машину Витьку сожгли. Мне бы тоже сожгли, но я в другом селе живу, ты знаешь. А потом еще и обвинили в том, что мы российской гуманитаркой торгуем. Хотя комбаты российские (нормальные такие, православные ребята) с нами своими продуктами делились. Привозили разного, чтобы мы людям раздавали, – бесплатно совершенно!
А другие мужики иногда приезжали к Витьку в ларьки и свои личные какие-то продукты на сигареты, например, меняли. Или еще на что-то, когда денег у них не было. И стояли на прилавках эти продукты, идентичные тем, что в гуманитарной помощи… А нас клеймили. Всякое, в общем, было. Много чего вместе пережили.
Я и другие их с батюшкой приключения знаю, еще довоенные. Но это уже очень большое отступление будет.
В общем, стоял в тот день Витек с семейством на службе и молился как никогда. Но ему-то и его супруге отец Евгений не очень удивился. А вот что сын Игорь пришел, да еще и к самому началу службы, и с женой еще, и дочкой… И крестится, шепчет что-то себе под нос. Благочестивый как никогда.
Не то чтобы Игорь невером каким-то был – нет, нормальный он парень. Но молодой еще, к церковной дисциплине не приученный.
– Ходит не каждое воскресенье, а если приходит – с опозданием, к концу только, чтобы дочку причастить, – рассказывал отец Евгений. – И нет бы хотя бы эти десять минут помолиться, так стоит по сторонам смотрит, ворон считает. В Бога верит, но усилие над собой сделать пока не может. Жена его еще реже у меня появляется. А тут прямо богомольцы, куда деваться. «Ну, все понятно, – думаю. – Им тоже страшно. Они же рядом с тем пацанчиком живут, где взрывы были». Службу закончил и подошел узнать – что да как.
Случилось же следующее.
Ложились они с вечера спать.
– Ну что, Игоречек, пойдем завтра на службу? – спросила его мать.
– Не, ма. Устал очень. Вы без меня.
– Давай хоть помолимся на сон грядущий.
– Сами-сами. Спать хочу. И вы это, потише там.
Потише – так потише. Помолились, стали укладываться. Жена Виктора под подушки пояски с 90-м псалмом положила: себе с мужем, невестке, внучке. А сыну, Игорьку, не стала: он в другую комнату от всех ушел спать, на диван. Правда – устал.
Просыпаются от взрыва. Прямо рядом с их домом! Забегали: все ли целы? Все! Только Игорек какой-то зеленоватый.
Оказалось, что один осколок прилетел в окно комнаты, где он спал. И по траектории должен был прямиком в него угодить, да застрял посередине окна. Там железные такие перекладины крест-накрест.
– Он такой: «Слава Богу! Слава Богу! Господи! Спасибо Тебе! Так, мама, папа, завтра на службу! И ты, жена! Без разговоров!» А как узнал, что всем 90-й псалом под подушку положили, а ему нет, – еще и разобиделся: «Что за православная дискриминация!», – смеялся отец Евгений. – «Так ты сам просил тебя не беспокоить, – оправдывалась родительница. – Дискриминация!»
Всех разбудил ни свет ни заря:
– Так! На молитву! На утреннее правило!
– Сыночек, давай поспим, полночи же колобродили...
– Молиться, я сказал!
И на службу всех подгонял: «Поехали, поехали! Что вы там копаетесь? Посвятим Богу день воскресный!»
В общем, вразумил Господь Игорька. Я его еле домой из храма отправил.
– А давайте, батюшка, я вам пол помою! А давайте – двор почищу!
– Да иди ты уже обедай!
– Нет, Богу послужу!
– Иди уже! Служба закончилась, жене вон послужи! И в следующее воскресенье приходи!