Неизвестные герои Ленинграда
Данное обращение 1942 года никогда и нигде не было напечатано. Его написала в 1942году Мария Дмитриевна Свищевская. До войны она получила специальность инженера-строителя, и, защитив кандидатскую диссертацию о свойствах бетона, с первых дней войны работала на строительстве и укреплении оборонительных рубежей вокруг Ленинграда, занимаясь подбором высокопрочных бетонов. Свое письмо Мария Дмитриевна написала из палаты хирургического отделения больницы имени Куйбышева. Состояние ее по всей видимости ухудшалось, но оставалась надежда. Тогда Мария Дмитриевна, собрав силы, решила обратиться к женщинам города. О причине она пишет в записке к О.Ф. Берггольц. Ей очень хотелось, чтобы слова о мужестве и стойкости ленинградок озвучила на радио Ольга Федоровна, фамилию которой Мария Дмитриевна ошибочно написала, как Дербгольц.
Это было самое тяжелое время для Свищевской: умерли её отец, известный инженер, депутат Ленсовета, строитель Батумской железной дороги Д. Д. Свищевский, муж и двое детей. Когда сомкнулось блокадное кольцо, Мария Дмитриевна была мобилизована в ряды МПВО.
В послевоенные годы она много лет сотрудничала с нашим музеем, передала более 300 предметов, связанных с жизнью её семьи. Многие из них до сих пор находятся в экспозиции музея.
Текст обращения:
"Я инженер и привыкла с детства считаться равноценной сперва мальчику, потом мужчине и с некоторым пренебрежением относиться к словам «девочка» и «женщина». Но слова «ленинградская женщина», женщина Ленинграда-фронта зимы 1942 года полны глубины и значения; в них сосредоточены неизмеримое горе, непосильный труд, упорная борьба, непреклонная воля, непоколебимые вера и надежда. И мне сейчас, преклоняясь перед этими словами, хочется просить разрешения сказать – я тоже ленинградская женщина.
У всех у нас была одна жизнь; каждая из нас может быть в любой момент убита и вот, мне показалось невозможным уйти из жизни, не подав своего голоса, прощального привета и ободряющего слова своим подругам, которые мне, хотя и неизвестны, но связаны со мной крепкими узами горя и борьбы. Женщин же, имевших другой жизненный удел в годы Отечественной войны, мне хочется просить, чтобы вернувшись в Ленинград, в счастливые будущие дни, они бережно отнеслись к Ленинградским женщинам, как на «гадюк» из рассказа В. Инбер (ошибка. Автор рассказа – А. Н. Толстой), потому что жизнь города – фронта наложила свою неизгладимую печать на ленинградских женщин.
Я – советская ленинградская женщина. Так же, как и все ленинградские женщины, я работала по специальности и на оборонных работах, подготавливала свое учреждение к противовоздушной обороне, в любое время дня и ночи выходила на свой пост по сигналу сирены. Так же, как и другие ленинградские женщины, я собирала снег, когда замерзали последние капли воды, возила на санках через весь город дрова, часами стояла после работы в холодной темной столовой, дожидаясь, когда привезут тарелку жидкого супа. Так же, как и все, я была измучена голодом, холодом, цингой, тяжелой работой и бомбардировкой.
Я знала беспредельное горе потери бесконечно любимых и близких людей, ужас полного одиночества, пустой темной квартиры, где навеки умолкли любимые шаги, и единственным живым звуком был голос диктора радиостанции. Я знала жизнь и смерть, их борьбу и единство, бесконечную любовь и ненависть, величие человека и его звериную низость.
Но что же осталось мне в жизни, что я могу завещать моим подругам, ленинградским женщинам?
Мой муж, архитектор Николай Николаевич Калугин, мой единственный и вечный друг, до последних своих дней оставался в Ленинграде-фронте и работал, умирая от туберкулеза и голода зимой 1942 года. Он завещал мне веру, борьбу и труд. У меня есть его вера, наша вера. Я верю в жизнь, любовь и труд, науку и искусство, я верю в победу нашей страны, в величие человека и в коммунизм. Еще я верю в факты, в их вечность и неучтожаемость. Я верю, что не умерли все светлые мысли, чувства и дела моего друга; они остались со мной, моей памяти; значит, не умер мой друг, значит, вместе с ним до конца пройдем мы нашу дорогу жизни и смерти.
Я верю в то, что не умерли все прекрасные и светлые факты моей жизни, они будут жить со мной, в них я найду силу и энергию для того, чтобы верить, работать и бороться за жизнь, за человека, за победу нашей страны, приближающую человечество к коммунизму".
На этом же листе красным карандашом была сделана приписка: «Не было послано. М. Свищевская. 1973 год".
К этому «Обращению» Мария Дмитриевна приложила и письмо к О. Ф. Берггольц:
Дорогая товарищ Дербгольц, я пишу к Вам, как к одной из представительниц ленинградских женщин, потому, что такой Вы мне кажетесь по Вашей «Ленинградской поэме.» Я не буду писать Вам своей автобиографии и о том, кто я, потому что «сегодня» это неважно; не буду также писать, как я жила, потому что все мы – женщины Ленинграда-фронта жили одинаково. О том, почему я Вам пишу, видно из моего письма ленинградским женщинам, которое я Вам направляю: в личной жизни все мы остались несчастными, беспредельно одинокими, и мне показалось тяжело уйти из жизни, не подав своего голоса своим подругам – ленинградским женщинам. И это мне хотелось сделать через Вас.
М. Свищевская. 3/XI 1942г. Больница им. Куйбышева. Хирургическое отделение.