Шел, пожалуй, самый тяжелый период войны, немцы приближались к Москве, от городских окраин их отделяли всего десятки километров, бомбежки не прекращались, на подступах и в самом городе была слышна артиллерийская канонада. Стоял необычайно сильный мороз, рыть окопы и траншеи в мерзлой земле было невыносимо трудно. Арсений с юности не занимался физическим трудом и не очень хорошо переносил морозы, приходилось привыкать и терпеть, но в письмах Анне он сообщал, что все хорошо, он находится вдали от фронта, физическая работа пошла ему на пользу, он похудел и окреп. Писал, что рад тому, что Анна и Илья Григорьевич занимаются любимым очень нужным и полезным делом. Сожалел, что не может увидеть результат их трудов.
Анна, читая его письма, понимала, что не все так благополучно, как описывает Арсений, но, слава богу, что она получает письма и будет молиться за него так, как когда-то молилась за Андрея.
Прошла половина декабря, стало ясно, что немцам Москвы не взять, началось первое большое контрнаступление Красной Армии, вся страна вздохнула с облегчением. В театре известия с фронта были приняты с большим воодушевлением, к этому времени подготовили еще два представления, из труппы театра выделили три состава актеров и этими тремя составами давали представления в близлежащих городах и поселках, эти три состава показывали театрализованные представления на предприятиях в госпиталях и воинских частях. Как ни странно это может показаться, но Илья Григорьевич в это суровое время был похож на счастливого человека. Он любил повторять Анне и Анастасии Георгиевне, какая огромная разница между тем материальным достатком, которым он удовлетворялся, когда в последние перед войной годы развлекал в московском ресторане подгулявшую публику, и тем, какое моральное удовлетворение он получает теперь, выступая в цехах заводов, перед раненными в госпиталях и военными, которые в ближайшее время будут отправлены на фронт.
В преддверии Нового года Анна получила от Арсения очередное письмо, в котором помимо поздравления с наступающим праздником было короткое сообщение о том, что он принял решение добровольно пойти на фронт. Анна показала письмо Илье Григорьевичу, он прочитал, посидел с минуту, прикрыв глаза, и после этого сказал:
– Ты, так же как и я, хорошо знаешь моего сына, переубедить его не получится, да уже и поздно, наверное. Нам остается только это принять и молить Господа хранить его и защищать.
– Да, я знаю. Думаю, он не может поступить иначе. Мы с ним об этом не говорили, но я чувствовала, что он все время об этом думает. Пока защищали Москву, он пошел рыть окопы, считал это важным. Москву отстояли, он идет туда, где может быть полезен, и мы с вами с этим ничего поделать не сможем.
Анна глубоко вздохнула и поднялась:
– Пойду, расскажу Грише.
Через неделю ранним утром, в квартиру Анастасии Георгиевны постучали, дома были только она и Гриша. Анастасия Георгиевна накинула халат и поспешила открыть дверь, она подумала, что это Анна и Илья Григорьевич раньше времени вернулись из поездки в соседний город, но за дверью оказался Арсений. Он был в военной форме с чемоданом в руке. Анастасия Георгиевна не удержалась и обняла Арсения:
– Здравствуй, мальчик мой! Ты прости, что я так тебя называю, но вы все стали мне такими родными. Проходи, раздевайся. Пойду Гришу разбужу, он очень рад будет тебя видеть.
Арсений сбросил с себя шинель и вдогонку Анастасии Георгиевне отправил вопрос:
– А где Анна, отец?
Тут прибежал Гриша повис на шее у Арсения, из коридора послышался голос Анастасии Георгиевны:
– Они в поездке, здесь недалеко, днем или вечером приедут.
Арсения очень тронула реакция Гриши на его появление, он обнял Гришу и почувствовал, что на глаза навертываются слезы:
– Я не видел тебя полгода, как ты вырос. Я очень скучал по тебе, маме, деду. Очень хорошо, что получилось к вам приехать.
На кухне Анастасия Георгиевна уже гремела чашками. Гриша потянул Арсения за руку:
– Пойдем на кухню, ты с поезда, наверное, голодный?
Арсений впервые услышал, что Гриша обратился к нему на «ты», как обращаются к родственникам или очень близким людям, он обнял его за плечи и прижал к себе:
– Пойдем. Я расскажу, как мне повезло, меня направили сюда, в Саранск на учебу.
Анастасия Георгиевна усадила Арсения за стол, поставила перед ним тарелку с кашей:
– Ты прости, что кормлю тебя этим, тут все крупы, что нашлись в доме, перемешаны, но у этой каши есть одно большое достоинство, она горячая. Все время хочется чем-нибудь согреться. Не помню такой холодной зимы, как эта. Гриша, ты тоже поешь, а я чай согрею.
Арсений почувствовал тепло, не столько от того, что его накормили горячей кашей, тепло пришло от этого дома и его обитателей. Он уже несколько месяцев жил в казарме среди чужих или мало знакомых людей, озабоченных, как и он впрочем, всего несколькими простыми желаниями: выспаться, отдохнуть после тяжелой изнурительной работы и согреться, потому что холод немного отступал, только во время работы, когда в руках была кирка или лопата. В холодной казарме холод опять проникал под телогрейку, свитер и рубаху, пробирал до костей и не давал уснуть. Рядом с Арсением было немало вполне интеллигентных людей, это было видно по их повадкам и манере поведения и от них, за все время их совместной жизни в казарме он ни разу не услышал разговоров о прежних интересах, работе, о довоенной жизни. Была сосредоточенность и разговоры только о необходимости приложить все силы для того, чтобы успеть выкопать эти окопы и траншеи до прихода фронта, чтобы они стали защитой солдатам, обороняющим Москву, и помогли им остановить врага. Среди всех этих людей зрела ненависть к оккупантам, разрушившим в одночасье все, что они сумели выстроить за свою жизнь. Многие уже потеряли близких – братьев и сыновей, возможно родственников, оказавшихся на оккупированной территории, и все знали, что та довоенная жизнь не вернется, что все они не станут прежними, и сейчас перед ними стоит только одна задача приложить все силы, чтобы победить и прогнать врага со своей земли. Тогда Арсений принял решение, что как только закончится эта работа по подготовке обороны Москвы, он подаст прошение направить его в действующую армию.
Анастасия Георгиевна разлила по чашкам чай и, извиняясь, проговорила:
– Жаль, не можем тебя ничем порадовать, ничего сладенького к чаю нет.
Арсений улыбнулся:
– Что вы. Чай, по нынешним временам – это роскошь, я уже привык согреваться простым кипяточком.
Анастасия Георгиевна вздохнула:
– А было время, когда мы с Анной утро встречали чашечкой кофе.
– Даст бог, будут у нас и кофе и конфеты и шоколад.
Гриша дождался, когда Арсений отдохнет, отогреется и начнет улыбаться, и задал вопрос, ответ на который радовал сейчас абсолютно всех, и хотелось узнать, как можно больше о том, как это происходило:
– Арсений, расскажи, как защищали Москву? Как удалось остановить немцев?
Арсений спрятал улыбку и начал свой рассказ:
– Мама мне писала, что ты очень хотел поехать в Москву, чтобы участвовать в защите города от вражеских бомбардировок. Я думаю, что твоя помощь была бы не лишней, но ты знаешь? Всех ребят твоего возраста еще в октябре вывезли из Москвы в эвакуацию, а ты все время был здесь с семьей и я знаю, помогал, чем мог и семье и городу. Я ведь тоже не был на фронте, но старался помогать победить врага, там, где требовалась моя помощь.
Арсений немного помолчал, но прервал задумчивость и продолжил рассказ:
– Ты спрашиваешь о Москве. Такую Москву я прежде никогда не видел и, даст бог, никогда больше не увижу. В городе шли настоящие бои. Немецкие самолеты каждый день и каждую ночь несли смерть, в городе оставались только старики и пожилые женщины. Все горожане, кто в силах был держать лопату в руках, рыли окопы на подступах к Москве. На крышах домов дежурили совсем молодые девушки с зенитными пулеметами, такие же женщины-бойцы противовоздушной обороны устанавливали в небе над городом аэростаты с прикрепленными к ним металлическими сетками, в которые должны были попадать сбитые немецкие летчики. Москва готовилась к уличным боям, витрины магазинов заложили мешками с песком, на улицах установили противотанковые ежи, в парках и лесных массивах вокруг Москвы устанавливали противотанковые мины, но в Москву врага не пустили. Подоспело подкрепление из Сибири, помогли морозы, но главное – это то, что все силы и жителей и военных были отданы, чтобы отстоять город, не сдать врагу Москву.
Гриша, во все время рассказа Арсения не сводил с него глаз, он рассматривал военную форму, в которую был одет Арсений.
– Ты хотел рассказать, как тебе повезло, что тебя направили сюда, в Саранск.
– Да, вы знаете? Когда бои под Москвой заканчивались и немцев стали отгонять от столицы, больше не надо было рыть окопы, мы получили передышку, я подумал, что таким примитивным трудом я не принесу большой пользы, и написал рапорт, где просил направить на участок фронта, где мои знания и навыки могли быть полезны. Знания и опыт кинематографиста не очень востребованы на войне, но все же к моей просьбе прислушались и направили сюда, предложили мне немного поучиться перед тем, как зачислить меня в специальное подразделение.
Гриша с интересом слушал Арсения:
– И что это за подразделение?
Арсений рассмеялся:
– А вот это – военная тайна.
Анастасия Георгиевна попыталась урезонить Гришу:
– Гриша, ты очень много задаешь вопросов уставшему человеку, Арсений только с поезда, надо дать ему отдохнуть. Мы ведь еще сможем поговорить, правда, Арсений?
– Да, мне надо прибыть в часть до нуля часов.
Анастасия Георгиевна поднялась и взяла за руку Арсения:
– Пойдем, я отведу тебя в нашу с Анной комнату, там ты сможешь отдохнуть.
Арсений подчинился и отправился спать.