Изучая историю Великой Отечественной войны, иногда бывает полезно взглянуть на события того времени глазами врага. Например, довольно интересные воспоминания оставил генерал Эрхард Раус, который с августа 1944 года командовал 3-й танковой армией вермахта вплоть до ее разгрома в марте 1945-го.
К концу октября 1944 года войска 1-й Прибалтийский фронт и 39-й армии 3-го Белорусского фронта завершили Мемельскую наступательную операцию. Ее итогами стали освобождение северной части Литвы, отсечение от Восточной Пруссии немецких войск в Латвии с образованием Курляндского котла, а также установление блокады города, который сегодня называется Клайпедой.
Кроме трех гитлеровских дивизий в Мемеле застряло и около 70 железнодорожных цистерн, в которых остро нуждались для перевозки горючего войска, оборонявшие Восточную Пруссию. Как вызволить ценные емкости из осажденного города, наконец, додумался один из саперных офицеров армии генерала Рауса. Он предложил задраивать цистерны наглухо, спускать их на воду и буксировать по морю на юг. Представители кригсмарине (германских военно-морских сил) сомневались в успехе этой затеи, но Раус настоял для начала на том, чтобы провести несколько экспериментов. Убедились, что идея, в принципе, работает, приступили к массовой эвакуации.
Первый корабль с пятью цистернами в кильватере благополучно прибыл в Пиллау (нынешний Балтийск) после ночного 175-километрового путешествия по морю. Вдохновленные этим успехом немцы принялись каждую ночь отправлять конвои численностью от 8 до 10 цистерн. Но зимняя Балтика – это вам не тихий пруд где-нибудь под Потсдамом. То и дело на море поднималось сильное волнение, и в результате несколько цистерн оторвало от общей цепочки и унесло черт те куда. Впрочем, «потеряшки» вскоре дали знать о себе.
Неожиданно от капитанов курсировавших вдоль побережья Восточной Пруссии каботажных судов в штаб береговых войск посыпались сообщения о русских субмаринах, якобы во множестве появившихся в этом районе. После каждого такого «алярма», то бишь, тревожного донесения, на перехват дерзких русских подводников устремлялись сторожевые корабли и самолеты противолодочной авиации. И неизменно патрульные устанавливали, что за рубку неприятельской субмарины перепуганные шкиперы принимали горловину болтавшейся в волнах одной из потерянных цистерн. Ее, конечно, доставляли в ближайший порт, но масса драгоценного бензина и солярки уже оказывалась сожжена в процессе поисков.
Предвидя неизбежность вторжения советских войск в Восточную Пруссию, командование вермахта с помощью функционеров НСДАП мобилизовало десятки тысяч жителей провинции для сооружения укреплений. Как и советские люди в 1941 году, пруссаки теперь беспрестанно рыли окопы, копали противотанковые рвы, оборудовали огневые позиции для артиллерии… Всего было построено 12 оборонительных линий как непосредственно у границы, так и в глубинных районах провинции.
И тут не обошлось без сумрачного немецкого гения – на сей раз инженерного. Одно из его изобретений все тот же генерал Раус описывает довольно детально. Это было импровизированное пулеметное гнездо, состоявшее из двух бетонных труб. Одна из них стояла на земле вертикально и предназначалась для «циркулярной пилы Гитлера», как солдаты прозвали немецкий единый пулемет MG-42. Вторую трубу, предназначавшуюся для пулеметчиков, укладывали наземь горизонтально и соединяли с первой. Получался простой, но довольно прочный дот, который, к тому же, можно было перевезти на грузовике и за короткое время расположить на новом месте. Военные оценивали поделку как вполне эффективную против не только атакующей пехоты, но даже танков.
Из того же разряда более широко известны т. н. «горшки Коха» - железобетонные малые бункеры, названные в честь восточно-прусского гауляйтера, который будто бы их изобрел. Тут стоит заметить, что в отличие от восторженного Рауса комендант Кёнигсберга Отто Ляш оценивал эту идею как дилетантскую. И сетовал, что само нахождение в таком «колпаке» угнетающе действует на солдат, которые отлично понимают, что в случае чего из этой братской могилы они вряд ли сумеют выбраться. К тому же, при попадании в дот снаряда осколки бетона поражали злосчастных пулеметчиков. Неудивительно, что по свидетельству Ляша,
«эти убежища, стоившие немалых денег <…> остались в массе своей неиспользованными».
Но самым амбициозным проектом нацисткой партии с полным основанием можно считать тотальную мобилизацию фольксштурма – народного ополчения. От критики этого начинания не удержался даже в принципе вполне лояльный Раус.
«Это была совершенно неправильно понятая и неправильно примененная традиция, восходящая еще к 1813 году, о котором наверняка вспомнили некоторые чиновники», - пишет он в своих мемуарах.
Фольксштурмистами становились мужчины старших возрастных групп, которые еще были в силах носить оружие, хотя и не служили в армии. Впрочем, среди личного состава встречались ветераны Первой мировой, хотя практически все остальные были либо 16-летними подростками, либо 65-летними стариками. Командирами батальонов обычно назначались бывшие штабные офицеры, отличившиеся в прошлую войну, а в эту не призванные на фронт из-за каких-либо физических недостатков.
Тем не менее, как отмечали многие гитлеровские военачальники, именно в Восточной Пруссии фольксштурм проявил себя лучше, чем где бы то ни было на остальной территории Третьего рейха.
«Вероятно, потому, что здесь был проведен призыв из района, которому непосредственно угрожали русские» - замечает Раус.
По его словам, созданные 32 батальона восточно-прусского фольксштурма остались в северной части провинции даже после эвакуации из нее населения. Большинство этих подразделений сначала использовались для подготовки резервных позиций на случай отступления фронтовых частей вермахта.
Однако месяцы непрерывных тренировок под руководством опытных инструкторов повысили боеспособность некоторых батальонов настолько, что они теперь могли выполнять отдельные ограниченные боевые задачи практически наравне с кадровыми частями. Такие ополченцы даже удостаивались вполне современного вооружения: 75-миллиметровых противотанковых орудий, пулеметов последних моделей, еще вполне себе годных, хотя уже и несколько устаревших мелкокалиберных зениток-«эрликонов»… Часть даже имела автотранспорт, вообще-то считавшийся непозволительной для фольксштурма роскошью. И все-таки таким подразделениям обычно не хватало оружия, обмундирования, техники – во всем этом и регулярная армия испытывала острую нужду.
В конце января 1945-го, когда даже усиленный многочисленными оборонительными линиями немецкий фронт в Восточной Пруссии под ударами советских армий затрещал по швам, начали сбываться худшие опасения насчет ополченцев.
«Большинство батальонов фольксштурма не сумели оказать никакой помощи армиям, защищавшим провинцию, - признает Раус. – Если их не истребляли поголовно, они несли тяжелые потери».
Относительно неплохо проявили себя лишь те фольксштурмисты, которым повезло сражаться при поддержке опытных бойцов вермахта. Например, батальон «Лабиау» из состава сформированной из тыловых частей 607-й специальной дивизии трижды (!) возвращал утраченные позиции. Правда, в этих контратаках полегла бо́льшая часть ополченцев во главе с их командиром.
В своих мемуарах Раус упоминает еще об одном эпизоде с фольксштурмом, имевшем место под Тапиау (современным Гвардейском) под в конце января. Там советским танкистам пришлось драться против курсантов армейской оружейной школы, оказывавших самое яростное сопротивление. Городок неоднократно переходил из рук в руки. И вот когда немцам удалось в очередной раз отбить его, внезапно пролетел слух, что русские танки прорвались на другом участке и уже наступают на Кёнигсберг, обходя обороняющихся немцев с фланга. Местный штаб фольксштурма поспешно сколотил из гитлерюгендовцев «противотанковый батальон», вооружив его изъятыми со складов военной школы 20 новыми 75-миллиметровыми пушками, и бросил на угрожаемый участок, не уведомив об этом регулярную армию.
Ополченцы едва успели занять позиции, как в вечерних сумерках увидели перед собой большую танковую колонну. Зрелище бешено перших на них рычащих бронированных чудовищ вызвало ужас в рядах необстрелянных юнцов. Оставив свои орудия, они в панике начали разбегаться. Командир батальона – тоже безусый лейтенантик не сумел остановить драпавших подчиненных. Тогда он собрал оставшихся инструкторов у брошенных пушек, приготовившись открыть огонь по атакующим, как он был уверен, русским танкам. И лишь в последний момент выяснилось, что это была с трудом оторвавшаяся от преследовавших ее советских войск 5-я танковая дивизия вермахта, которая торопилась собраться в тылу для перегруппировки.
