"Уходят люди... Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять от этой невозвратности кричать." Евгений Евтушенко, поэт.
С Ириной я познакомилась в детской поликлинике. Наш участковый педиатр задерживалась на приём с вызовов, мы с Ирой и нашими детьми, сидели рядом в очереди. У неё розовощёка дочка - колобок, у меня - хиленький мальчик, в два года не сказавший ни слова. Разговорились о том, о сём. Оказалось, что живём мы на одной улице, но в разных концах. Обе замужем, одного возраста, как и наши детишки.
Её Женечку заинтересовал мой молчаливый сын. Он к знакомству тоже был расположен. И к тому времени, когда объявилась врач, договорились мы с Ирой вместе гулять в сквере. С детьми. Лето к этому располагало. Я с работы уволилась, посвятив себя сыну, а Женина мама, не захотев возвращаться в машбюро после декрета, решила ещё с годок посидеть с дочкой дома.
И вот стали мы встречаться, каждый день, до обеда. Дети на глазах и нам поболтать можно. Как и я, Ира с семьёй самостоятельно, в двухкомнатной квартире жила. В шоколаде, благодаря своему "золотому, мировому" деду. За год до свадьбы внучки, он остался вдовцом, приняв стоически потерю жены. Нового счастья для себя не искал, считая, что и так не один, и не всё потерял.
Ветеран и инвалид Великой Отечественной войны, он имел право на множество бонусов, как теперь говорят. Конечно, вполне заслуженно. Талоны на разный дефицит, продуктовые наборы в особом магазине, льготная очередь на мебель. Ира, далеко не читательница, радовалась подписке на книги лишь потому, что многотомники красиво на полках смотрелись.
И та же квартира, где Ира с мужем и дочкой жила, раньше принадлежала Георгию Прокопьевичу. Прописав у себя молодых, он добился улучшения жилищных условий, перебравшись в однокомнатную квартиру неподалёку от внучки. С ней и зятем, Георгий Прокопьевич держался ближе, чем с родной дочерью и её мужем. Правнучку с удовольствием нянчил.
Всё это рассказывая, Ирка немного бахвалилась, но было заметно, что деда она любит и уважает не именно за дары. С раннего детства привыкла к его плечу и вниманию. Было чему позавидовать, но белоснежную зависть во мне больше её дочь - Женечка, вызывала. Здоровый ребёнок - главное счастье для матери. Мы встречались всё лето. Я свела Иру со своею молочницей с рынка.
Дала адрес хорошей портнихи. Она моему сыну подарила яркий, пластмассовый конструктор - города можно строить. Потом погода испортилась и мы, обменявшись номерами домашних телефонов, расстались. Созванивались иногда, виделись на базаре. Но знакомство - не дружба. К Новому году, друг для друга, мы "потерялись," чтоб встретиться через много лет.
Можно сказать, "тётями," если сравнивать возраст - обеим за сорок. Ну а так, ещё ничего, молодые. Я с сыном была и меня порадовало удивление Иры:
"Тот воробьишка - заморыш, и этот высокий красавчик - один и тот же мальчик?!"
А "мы" уже в университет на бюджет поступили, набрав достаточный бал на ЕГЭ. Выстояли и не остались немыми, как нам предсказывали некоторые (благодарю, господи). Ирина жизнь мне тоже была интересна. Выслушав про - дочку - студентку, работу в клининговой компании, умершего отца, немного хандрящего мужа, я спохватилась:
"А как твой дед - мировой, золотой?"
"Два года назад похоронили рядом с женой - моей бабушкой," - вздохнула Ирина.
"Соболезную, Ира."
"За несколько лет до смерти, дед наш совсем умом тронулся. В его голове всё перепуталось. Чужого за родного считал. Мы почти не общались. Без души хоронила его, а потом чувство вины на меня навалилось. Особенно по вечерам плохо. Дышать трудно, тревога. Может отпустишь сына да жилетку наденешь, а я расскажу?"
Так и поступили. История оказалась не из простых. . Даже не знаю, что бы я чувствовала на месте Ирины. Читайте, пожалуйста, кому интересно.
Это был 1988 - й год. Георгий Прокопьевич приближался к восьмому десятку, достаточно бодрым мужчиной. После смерти жены он не захирел и ничего нового не захотел для себя. Часто в семье внучки бывал, особенно после рождения правнучки. Молодой зять с ним охотно ручкался и напоминал перед футбольным матчем: "Георгий Прокопыч, жду с воблой, пиво - с тебя, поорём!"
Человек позитивный и деятельный, дед Георгий умел быть желанным и ненадоедливым. Но и, конечно, какую-никакую, свою жизнь имел, а не только у внучки сидел. И, например, был в этой жизни приятный момент - пирожки из пекарни - кулинарии. С яблоками, с картошкой и жареным луком, с повидлом, мясные. С пылу, с жару, ничуть не хуже домашних.
Георгий Прокопьевич покупал их каждую среду и уминал с молоком, сидя перед телевизором. Чаще бы брал да растолстеть опасался. И вот, в июльскую среду, как обычно, накупив пирожков, вышел довольный и буквально споткнулся о мальчика, стоявшего на ступеньках пекарни. Должно быть, он мамку ждал - в кулинарии много женщин толпилось.
Подмигнув пацану, дед Георгий заторопился домой, предвкушая пирожковый ужин. Впрочем, не удержавшись, достал один пирожок из пакета. Идёт, жуёт. Вдруг уловил, что сзади кто-то сопит. Обернулся - тот самый мальчонка. Смотрит жалобно и говорит: "Дедушка, дайте, пожалуйста, половиночку пирожка."
И это в советское время, в самой лучшей на свете стране, а не где-нибудь в голодающей Африке!
Разумеется, угостил - целым, мясным. А сам пригляделся к ребёнку. Худенький, одет неопрятно и всё пятернёй скребёт лохматую голову. "Вошки" - догадался Георгий Прокопьевич. Видно, не сладко живёт пацан. Захотелось пригреть и тех же пирожков досыта предложить - с молоком! Но ведь за ним какие-то взрослые есть, у них бы спросить разрешения.
Но мальчик махнул не особенно чистой ладошкой: "Мне счас хоть куда можно. Мамка, на неделю, ушла к своему мужику. Он с вахты приехал и она у сменщицы отпросилась. Надеется, хоть этот замуж возьмёт, но, думаю, нет!"
"Это с чего ты решил?" - удивился дед таким рассуждениям.
"Дак, все мужики козлы и гады! Я вот папку в глаза не видел - шляется где-то,"- мальчишка отвечал очень серьёзно, явно чьи-то слова повторяя.
Ну и раз всё так грустно-удачно сложилось, пошли они к хозяину пирожков. Уже торопливо, чтоб не остыли.
По пути Прокопьевич предложил: "Меня зови просто дед или дедушка. А как тебя называть?"
"Тимур или Тимка."
"Хорошее имечко, "гайдаровское." Вечерком почитаем про Тимура и его команду."
Дома, борясь с собой, Георгий Прокопьевич сначала мальчика накормил, а уж потом объявил вошкам войну. Оболванил трофейной машинкой под "почти лысого ёжика." И сам помыл голову, несколько раз намылив вонючим дегтярным мылом. Дальше Тимур мылся самостоятельно. Вышел, позёвывая, в дедовой майке, в его же семейных трусах - с затянутой потуже резинкой.
Смешной и уязвимый. "На нашего Тимошу похож. Эх, сынка, сынка, не довелось тебе вырасти," - думал Георгий Прокопьевич, укрывая Тимура мягкой, фланелевой простынёй. Другой Тимур, вместе с командой, остался на полке стоять. А дальше обстоятельства сложились так, что случайный "с вошками" мальчик стал подопечным деда Ирины.
Георгий Прокопьевич познакомился с его матерью - женщиной молодой, не дурной, но бестолковой в своих поисках женского счастья. Сына она любила, но приоритетом мужчину считала. Того самого вахтовика, которому Тимка сто лет был не нужен. Сразу расположившись к случайному наставнику сына, мать легко согласилась на их постоянную дружбу.
Она по сменам работала, раз в месяц - неделю, должна была принадлежать только любовнику и то, что Тимур будет присмотрен пожилым, уважаемым человеком - ветераном войны, её очень устроило. Дед Георгий встречал пацана после школы или тот сам к нему прибегал. Обедали, учили уроки. Потом куда-нибудь отправлялись. В кино, на фильм подходящий.
В местный музей, где экспозиции часто менялись и открывали что-нибудь новое. Дед приучал мальчика к чтению и обсуждению книг. Вместе с ним посещал фото кружок - у Георгия Прокопьевича имелся фотоаппарат "Смена." Среда у них навсегда "пирожковой"осталась. Все траты мужчина брал на себя, не беспокоя мать мальчика. Каждый час возле "дедушки" был золотым для Тимура.
А дедушке, между прочим, по родству, было кому принадлежать. Дочь с зятем, внучка с мужем. Правнучка, наконец. Тимур им был представлен, конечно, и вся его история тоже. Мать мальчика осудили, поступок деда благородным признали. Привязанность старика к случайному мальчику, на этом этапе, никого не напрягла. И то, что деда в их жизни стало поменьше, даже устроило.
Например, мать Иры всегда ревновала отца к правнучке, а теперь Женечка ей, как бабушке, "целиком" доставалась. И Ира с мужем не пострадали, признав, что редкое появление деда намного удобнее. Он ведь в помощи не нуждался - сам оказывал. Удивились, когда, выкупив продуктовый набор к празднику, Георгий Прокопьевич не отдал его внучке, практически целиком, а всего лишь кое-чем поделился, сказав:
"Я теперь не один. Тимка тоже сладости любит и колбаску на завтрак."
Внучка вздумала бунтовать: "Копчёную, праздничную колбасу на завтрак постороннему мальчику?! Дед, совесть имей! И я шпроты ждала."
В ответ прозвучало: "Льготы от государства я заслужил, а не вы. Получила гречку с горошком, конфеток для Жени? Спасибо скажи."
Что-то похожее произошло с талонами на дефицит. У Тимура сапожки - дутики появились, пальто новое дед ему справил. Оформил подписку на книги, согласно его, школьному возрасту, сказав: "Потом правнучке перейдут." Развивающие игры, альбомы, краски, фломастеры. Дед приличную пенсию получал и имел сбережения. Родня заволновалась вопросом:
"И что - всё на Тимура будешь спускать? Не сирота - мать имеет, а почему -то постоянно в твоей квартире торчит. Дед, опомнись или мы обидимся!"
А он усмехнулся: "Да сколько угодно!" Правда, потом, выяснилось, что привязанность к мальчику не с потолка взялась.
На начало Великой Отечественной войны, Георгий Прокопьевич имел жену и троих детей. Он ушёл Родину защищать, а семье эвакуация выпала. В дороге поезд попал под бомбёжку. Младшая дочка, впоследствии Ирина мама, спаслась на руках матери. Старшие дети погибли. Мальчику шёл десятый год, звали его Тимофеем.
И вот в Тимуре, старик, своего сына увидел. Пошли придумки, что они даже похожи - чужой мальчишка также смеётся, прикрывая ладошкой рот, чешет ухо, когда стесняется, ест только ложкой, а вилку не признаёт. Дочь возмущалась:
"Да у нас тогда вилок не было в доме и даже после войны. Ели ложками, папа! А Тимура мать не приучила к культуре. И внешняя схожесть, тобой же надуманна. Я брата не помню - мала была. А ты - стар, чтоб помнить."
"Фотографии есть!"
"Где ему год и семейная, предвоенная, чёрно-белая? Всё сходство, в том, что Тимоша наш - тоже мальчик!"
От бесполезных споров и непонимания все так устали, что почти перестали общаться. Остались звонки по домашнему телефону и раз в месяц к деду заглядывали - всё-таки старый, родной человек. А тут и девяностые года наступили. Оказалось, жили мы неправильно, плохо и не потому пути шли. А теперь каждый сам себе дорогу искал. К своей удаче, Ира и её родные не растерялись.
Она, например, став бесполезной, как машинистка, сначала устроилась в банный комплекс администратором. Там крутые ребята со своими подружками мылись и щедро чаевые давали. Позже, почти только на них, Ира клининговую контору открыла. Две уборщицы да она - несколько лет вместе исполняли заказы и только потом в кресле хозяйки обосновалась, освоив бухгалтерскую программу.
Так же и остальные. Не голодали, месяцами зарплату не ждали и готовы были деду подкидывать. Но Георгий Прокопьевич сумел не нуждаться - пенсия ветерану ВОВ вовремя поступала, скромная дача запасы давала. И то, что скопилось на счёте, он вовремя в доллары перевёл. И годы возраст, казалось, ему не мешал. Может потому, что цель имел - Тимура в люди вывести?
И несколько лет спустя, парнишка при Георгии Прокопьевиче оставался. Его мать, дожав вахтовика, вышла замуж и дочь ему родила. Тимур совсем не ко двору оказался. А ему уж пятнадцатый год и нужно о будущем думать. Вот дед и "выпросил" его к себе навсегда у родной матери. Время мутное - без всякого оформления устроились. В планах - учёба в колледже после девятого класса.
И это нормально. Но! Тимур ведь роднее стареющему мужчине не стал, а вокруг приватизация, купля-продажа квартир. Две женщины - дочка и внучка деда, пришли к нему на эту тему поговорить. Он их заверил, что о правнучке помнит, родственные "правила" понимает. А Тимофей не бомж. На него отчим свою малосемейку оформил. Там паренёк и прописан.
"А почему не Тимур, а Тимофей?" - не поняли гостьи.
Дед смутился: "Оговорился случайно. Конечно, Тимур."
Парнишка при этом присутствовал, держась вежливо и слегка напряжённо. На Георгия Прокопьевича он смотрел взглядом молодого, до смерти верного пса и это не приниженье, поверьте. Мать с дочкой ушли, вроде бы обнадёженными, но без конкретики - есть завещание на имя правнучки или бла-бла одно. А года через два, Тимур уже студентом колледжа стал, открылось странное и даже ужасное.
Сидели они все за общим столом по какому-то случаю, перетирая разные темы. Тимур не присутствовал - вроде у товарища был. Вдруг Георгий Прокопьевич, после рюмочки, о реинкарнации заговорил. Да так подковано, со знанием дела! Оказалось, он не первый год этим направлением интересуется и пришёл к выводу, что в Тимуре душа Тимофея живёт. Потому, дескать, он и с матерью не ощущает родства, и притянулся в судьбу деда Георгия.
"По сути, я даже не дедушка, а батька ему. Каюсь, погибшую дочку жалел, а по Тимоше - убивался шибко. Отец без сына - половина. И вот утешение такое мне выпало. Потому я и дачу продал, чтоб обучение ему оплатить. Не советовался - дача моя! А компьютерные технологии бесплатно изучать не принимали."
Информация о продаже дачи побоку, родные не знали, как известие о реинкарнации воспринять. Но всё ж решились загасить веру дедушки в чудо, а он, рассвирепев, накрытый стол опрокинуть хотел. Еле удержали. Никогда с ним такого не было. Ушёл, объявив, что родных у него нет. Кроме Тимофея, конечно. Ну, сколько-то недель, а может и месяцев, это обсуждали, внучка сходила к неврологу за советом.
Учитывая возраст мужчины - за восемьдесят, врач предположил начало деменции. Заочно лечение он назначить не мог. Дал совет наблюдать. Это через соседей пришлось и ... через Тимура. Ну а как ещё узнать о родном старике, если он от них отказался. Но и соседка, и паренёк дурных перемен в Георгии Прокопьевиче не отмечали.
Он по-прежнему держал бюджет, строго спрашивал с подопечного за учёбу и дисциплину. Смотрел новости с интересом, зная "кто виноват и что делать." Внешне опрятный старик без явных причуд. Идеей перевоплощения душ увлёкся? Так кто только во что не верит! Тимур стоял на том, что дед здоров и совершенно нормальный.
Ирина, внучка Георгия Прокопьевича, потребовала, чтоб парень к матери с отчимом перебрался до восемнадцати лет. За последний год учёбы заплачено, жильё, на будущее, у него есть. А о дедушке есть кому позаботиться:
"Ведь тебе он не дед и, тем более, не отец. Зачем откликаешься на Тимофея и подыгрываешь старику? На его квартиру рассчитываешь? Завещание уже есть? Так мы оспорим, учти! Ты Георгию Прокопьевичу совершенно чужой."
Оставаясь совершенно спокойным, Тимур на часть вопросов не ответил совсем, а по поводу ухода от деда, твёрдо сказал: "Он мне духу самый родной человек. Скажет - тут же уйду, а ваши слова не имеют значения."
Вплоть до получения Тимуром диплома, старик сам собой оставался. Как-то вдруг утратил способность нормально коммуницировать. Стал в родных путаться. Например, был уверен, что внучка - это его дочь, правнучка Женя - внучка, а Тимур (для него Тимофей) - сын. Несовпадение возрастов его не смущало. То, что жена умерла - помнил. И, по малейшему поводу, стал агрессию проявлять.
Совет семьи, без учёта мнения Тимура, принял решение, пролечить деда в ПНД. Подгадав вспышку гнева, вызвали к нему скорую помощь, подробненько объяснив врачу, что происходит. Георгию Прокопьевичу успокоительное ввели и, сонного, увезли куда следует. Тимуру пришлось уйти - к матери или в малосемейку, родственники старика не интересовались.
Старых людей в ПНД, в основном, лечат сном. Таким долгим, что мышцы окончательно слабеют, остаток мыслей выветривается - и вот он, никому не мешающий "овощ." Не этого хотела, та же Ирина, но именно так получилось. Георгий Прокопьевич не узнавал посетителей и не понимал, где он есть. Лечащий психиатр предложил:
"Можем выписать. Дед спокойный. Достаточно наблюдаться и выполнять назначения."
Но такого, даже спокойного, одного дома не оставишь. Нужно сиделку толкую подыскать. И Георгию Прокопьевичу продлили "лечение." Тут, чуть ли не в слезах, Тимур к Ирине пришёл. Не в первый раз, между прочим. Стал просить:
"Заберите деда домой. Лекарства, назначаемые старикам в психбольнице, отнимают у них последние силы и жизнь укорачивают. За ним я буду приглядывать. Малосемейку квартирантам сдам. В армию меня не возьмут - плоскостопие. Мы вам ни копеечки не встанем.
Когда захотите, навещать сможете. А за это, когда срок придёт, я откажусь от наследства. Дед Георгий мне завещал квартиру. Давно, сразу, как приватизировал. Я не просил, честное слово. Откажусь! Только деда привезите домой!"
Ого! Такое переварить, перетереть надо, с той же матерью. Ирина Тимура восвояси отправила, пообещав всё обдумать, а сама к маме своей поспешила - дочери несчастного Георгия Прокопьевича. Неделю они размышляли верить ли обещанию Тимура. С другой стороны - всё равно нужно деда забрать. Поехали в ПНД, а он умер.
Ночью. В психушке. Совершенно один - такие же старики на соседних кроватях, не считаются. Санитарка, подававшая утку одному из таких, утверждала, что слышала, как Георгий Прокопьевич бормотал: "Ира, Тимоша... дайте воды."
"Ну я с уткой управилась и подошла со стаканом воды, а старичок уж не дышит. Жаль, не поспела последнюю просьбу исполнить,"- говорила, без упрёка, ко всему привыкшая санитарка.
Лучше б не рассказывала. Тимур, находившийся здесь же, выкрикнул:
"Это вы виноваты! Не дали деду в родных стенах уйти. Шиш вам, а не квартира. Я в ней останусь. А малосемейку продам и богачом стану, назло вам!"
Ушёл, а Ирине с матерью предстояло тело деда забрать и похороны устроить. Это случилось через несколько дней. Тимура не извещали - чужой человек. С потерей квартиры смирились. Но на сороковой день, парень пришёл к Ирине - бледный, явно все дни заливавший горе спиртным. Не проходя, в коридоре, бросил ей в лицо отказ от квартиры:
"На, подавись, внученька, дорогая. Помни дедушку. А я его за просто так любил и лучше человека не знал."
Больше эти двое не виделись. Развернув документ, Ирина вздрогнула - Отчество у Тимура оказалось Георгиевич. Даже странно, что дед об этом молчал - ведь точно знал! И не оно ли послужило толчком для странных домыслов старика? Уже не узнать. Можно только искать облегчения, пересказывая историю, как это сделала Ира.
Мы на скамейке сидели, мимо люди ходили, а у неё слёзы текли по щекам. Сгоряча квартире обрадовались. Справедливость восторжествовала. Деда они не бросали - он сам отстранился. В ПНД направили вынужденно и случайно он там умер один. Но, чем дальше, тем сильнее докучали Ире сомнения. Особенно по вечерам. Сердце билось, как бешенное и трудно было дышать.
Ей стало казаться, что дед заслужил право верить во что пожелает. В ту же реинкарнацию. Надо было ему подыграть, а Тимура принять. Тогда бы обошлись без психушки и дед бы ещё пожил. Ну или умер, напившись воды из родных рук. Два года с его смерти прошло, а квартира стояла закрытой и казалась Ирине враждебной.
"Продайте её и купите Женьке другое жильё. Сама психолога и невролога посети. Беседы, таблеточки - полегчает. Что выпало - не исправить. И в Храм сходи, когда народа нет. Постой среди ликов святых - светлая энергетика успокаивает и прощает, Ирина. Советую, как испытавшая."
Мы ещё посидели. Молча. После такой истории, бытовое обсуждать не хотелось. Вроде не подруги, а уже не чужие. И это ощущение тоже запутывало восприятие необычной истории. Мы обменялись адресами, телефонными номерами. Я не звонила - казалось, что Ирина должна первой проявить готовность к общению. Она не объявилась.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
