Для психологов становится обыденным слышать или сталкиваться в своей клинической практике с приемными детьми. Существует значительное разнообразие в опыте детей в приютах в разных регионах и в том, как осуществляется переходный этап от приюта к усыновителям. Неудивительно, что опыт сиротства несет в себе пожизненные последствия, особенно в области отношений к себе и к объектам. Некоторые проблемы сиротства очевидны на момент усыновления, другие проявляются только в ходе последующего развития. В настоящее время к психологам все чаще обращают за помощью семьи, усыновившие детей, борющихся с болями и путаницей в связи с тройным опытом - стать сиротой, вырасти в приюте и войти в семью обладающей своими правилами, а возможно и вообще другой культурой.
Такие дети клинически представляет собой «эксперимент природы и воспитания», результат воздействия случайных событий судьбы. Это всегда непростые истории, в которых нет правых и виноватых, но есть дети, которым нужно было адаптироваться и выжить….
Хотелось бы привести пример анализа девочки, который был проведен и описан Барборой Дж. Новак, доктором медицинских наук, лауреатом премии Альберта Дж. Солнита, 2004 г.
Этот случай дает многое для понимания картины мира усыновленного ребенка.
Аналитическая работа проводилась с 17 летней девушкой из России, которая была удочерена в возрасте 7,5 лет.
Ранняя история Ники, родившейся в России, где она прожила до семи с половиной лет, была отмечена тяжелыми лишениями, травмирующими разлуками, физическими заболеваниями, а также физическим и сексуальным насилием. Она была пятым ребенком, родившимся у ее матери, которая на момент рождения Ники отбывала тюремный срок за кражу. По сообщениям, беременность и роды прошли нормально; вес Ники при рождении составил 6 фунтов 10 унций. Скорее всего, она находилась на грудном вскармливании, так как ей разрешили оставаться с матерью в тюрьме. В 17 месяцев ее забрали у матери (которая впоследствии никогда не пыталась связаться с ней) и поместили в большой региональный приют. Все ее братья и сестры (в возрасте от 16 до 20 лет, на момент удочерения Ники в возрасте семи с половиной лет) также воспитывались в детских домах, хотя, предположительно, не в одном и том же учреждении.
Мне хотелось бы описать с какими трудностями столкнулся психоаналитик в анализе с этой девушкой, а также отметить, что психоаналитическая работа в данном случае заняла достаточно большой промежуток времени (6 лет) и смогла помочь девушке адаптироваться к жизни.
Вот несколько моментов, которые я выделила в работе детского психоаналитика Барбары Дж. Новак с данной пациенткой.:
- Барбара описывает, как ей было сложно в самом начале терапии с Ники. Она не знала многих деталей истории, культуры и практик, связанных с детскими домами. По сути, она делала свою работу в неведении, не имея представления о том, как живут дети в настоящее время в нашей стране, даже тех, которые были усыновлены;
- Работая в таких условиях, она часто подвергалась риску переидентификации с ребенком, который чувствовал себя чужим, потерянным и беззащитным;
- Внутренний мир ребенка был в полном беспорядке. Девочка часто испытывала ярость, грусть, страх, зависть, вину и желание близости, которое всегда прерывали опасности, создаваемые ей самой;
- Ее представления о себе и окружающем мире были чрезвычайно запутанными, полными образов зла, жестокости и отвращения, отражая тяжелую травму, которую она пережил с самого детства;
- У девочки была сильно нарушена речь, и Барбара предполагала, что функции речи были пожертвованы ею для компенсации бессознательной вины;
- Проверка реальности была нарушена из-за ее сосредоточенности на себе и магического мышления, которое когда-то было адаптивным в условии нахождения в детском доме;
- Интерпретации защиты помогли выявить причины того, почему эти внутренние и внешние переживания были опасными. В рамках новых переживаний, связанных с отношениями к аналитику, эти опасности были исследованы и разработаны, что позволило ребенку начать и продвигаться в изменениях своих психических структурах и функциях, чтобы принять то, что раньше казалось ей неприемлемым;
- Кроме трактовки защиты, использование аналитика как образцового объекта (например, установка ограничений на агрессию), использование игры, предоставление безопасного место для работы с идеями и фантазией, а также обозначение эмоций, часто в контексте понимания защиты, были важными элементами в успехе терапии с Ники;
- Агрессия в анализе. Основной защитой анализантки было превращение пассивного в активное, типичная защита после травмы. Она воплощала это с терапевтом, приказывая ей быть "рабом", быть "учеником" учителя, быть "жертвой";
- Дополнительное понимание динамики, связанной с ее регрессивной, садомазохистской борьбой, связанной с разлуками, стало очевидным в трансферте через семь месяцев анализа в сессии (через неделю после разлуки с ее матерью), в которой она рассказала терапевту, указывая терапевту, что тот похож на ее парня. Она не понимала своих чувств к терапевту и боялась их.
Дальше я приведу примерный перевод того, о чем пишет Барбара о том времени анализа.
«Она захотела позвонить своему парню. Я проинтерпретировала: "Возможно, ты хочешь позвонить ему в тот момент, когда ты чувствуешь себя со мной настолько близко и можешь чувствовать себя более комфортно, ставя его, между нами." Она спросила: "Ты говоришь, что мне нравятся девушки?" Положив лицо на стол, закрыв лицо волосами, она сказала мне: "Я не лесбиянка" Я сказала, что, возможно, это сбивает с толку, когда ко мне возникают чувства, которые она испытывает к парню, и что, как она знает, иногда у нее есть чувства ко мне, как к отцу, и иногда как к матери и другим - чувства меняются, и, возможно, это сбивает с толку. Она стала любопытствовать, замужем ли я, осматривая мои пальцы на наличие колец, а затем сказала, что думает, о том, что я делаю со своим мужем".
- Ники постоянно испытывала бессознательную вину за свои чувства, она часто ощущала себя убийцей и убеждала себя в заслуженном наказании. Она заслужила быть оставленной и выращенные в "аду" детдома. Это очень усугубляло ее саморазрушительное поведение;
- Ранний травматический опыт утраты матери и последующий конфликт вины за ее "успешное" достижение разлуки стали прототипом ее вины выжившей, разыгранной в ее многочисленных вариантах в ходе анализа. Ее полная виной суперэго также существенно мешала ее способности к ментализации. Интерпретации обороны, приводящие к осознанию вины как части ее внутреннего мира, позволили обрести Ники более глубокое самопонимание.
Описанный мной случай является наглядным примером того, как психоаналитическая работа может помочь в трудных жизненных ситуациях. А также, надеюсь, что история Ники и ее отношений с терапевтом вызовет у читателей интерес к психоаналитической терапии, понимание потенциальных преимуществ и возможностей как для детей, так и для взрослых.
Ссылка на оригинал статьи https://www.tandfonline.com/doi/pdf/10.1080/00797308.2004.11800733
Спасибо за внимание.
Чтобы записаться ко мне на консультацию, вы можете оставить заявку на сайте или написать мне по номеру телефона: +79299103825
Автор: Морозова Анна Викторовна
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru