5.
Разбудил меня грубый мужской голос за окном.
- Наташка давно ушла? - это был отец Наташи, где то вдалеке ему что-то ответила мать. – А молоко говорила, чтоб взяла? – снова что-то ответили. Послышались удаляющиеся шаги.
Я на цыпочках подошел к двери, приоткрыл щелочку, никого не было видно. Удача моя, что баня находилась близко к калитке. Я быстро шмыгнул из бани и за ограду, надеясь, что никому не попался на глаза.
Сигарет оставалось пара штук и зарядка телефона всего 12 процентов. Блуждай – не блуждай, а домой к Андрею возвращаться нужно. Хотя я не совсем понимал, в какую сторону следует идти. Прошел вдоль улицы, огляделся, и из двух дорог выбрал ту, что пошире, надеясь, что она приведет меня хотя бы к центру деревни. Но, не пройдя и ста шагов, увидел идущую навстречу Наташу. Такую легкую, красивую в золотых лучах утреннего солнца, но чужую. Я напомнил себе, что нужно смириться, - она чужая девушка, но я не мог не восхищаться ее красотой. Она шла ко мне, улыбаясь, озорные огоньки, все так же, мерцали в ее больших глазах. Несла трехлитровую банку молока в прозрачном пакете.
- Чего это ты такая веселая? – подойдя ближе, спросил я.
- А мальчишек встретила у магазина. И все рассказала!
- Было бы о чем рассказывать, – усмехнулся я.
Но она будто меня не услышала, довольная продолжала:
- У Сани такое лицо было! А то ходил, выделывался, игнорировал меня, - последние слова были сказаны с какой-то злостью, совсем не вяжущейся с моим образом ее, построенным в результате ночной прогулки.
«Так, - подумал я, - а вот и кульминация близка. Сейчас-то и я попаду под сцену ревности и, как бы мне не хотелось, скорее всего, будет драка. Смогу ли я убедить Саню, что ничего не было, навряд ли он не станет даже слушать меня. Вот деревенская дурочка, подставила меня по полной.»
- Подскажешь где их дом? – продолжая улыбаться и подыгрывать ей, спросил я.
Наташа повернулась в строну, показывая рукой, но тут же замерла. За разноцветными крышами домов, как раз в то место, куда она показывала рукой, быстро рос вверх столб черного дыма.
-Завьяловы горят! – закричала вдалеке какая-то бабка.
Пальцы Наташины медленно разжались, отпуская пакет, тот бухнул о землю, подпрыгнул, перевернулся и бухнул еще раз. Банка ударившись о камень, лопнула. Молоко белой, некрасивой лужей быстро начало разливаться по дороге, его жадно впитывала сухая, черная земля.
Наташа рванула с места, я побежал за ней. Переулок, асфальтная дорога, еще один переулок, поворот, столб дыма все выше, все ближе к нам, все чернея. В воздухе уже чувствовался запах гари. Обогнув очередную улицу, мы выбежали к дому Андрея. Горел стог сена у дома. Пламя жадно переходило на сарай. Андрей с матом выгонял оттуда гусей на улицу. Вокруг кричали люди, бегали с ведрами. Какие-то мужики обжигаясь, раскидывали догорающее сено по огороду и заливали его водой. Кто-то лил воду на мужиков и на стенки сарая. На ступенях крыльца я заметил недвижимое тело деда Егора, с раскинутыми в стороны руками. Наташа заметалась между домом и пожаром, потом заметила что-то в толпе, махнула мне рукой, я подбежал. У самой стены лежал Саня. Его кудрявая голова превратилась в черный огарок, половину лица покрывало кровавое месиво, уцелевший глаз панически таращился по сторонам.
-Ты зачем? Ты, что натворил? – Наташа трясла Саню за ворот, он хватал ртом воздух, громко сопя.
Послышалась сирена. Подбежал Андрей, и мы с ним волоком оттащили Саню в сторону на свежий воздух. Наташа присела рядом с ним и горько заплакала. Андрей не смотрел мне в глаза, подложил какой-то мешок под Санину голову, ушел.
- Это тыыы – истерично завыла Наташа, - зачем ты приехал! – Она смотрела на меня красными, заплаканными глазами, полными ненависти. – Это ты виноват! - Перекошенный злобой рот, лицо и платье перепачканные сажей, разбитые колени, она сидит на траве, хватает свою голову и от безвыходности рвет волосы, громко причитая и всхлипывая.
Вот такой надолго останется в моей памяти Наташа.
6.
Я поставил в приложении двойной тариф, лишь бы быстрее уехать из этого места, поэтому таксист приехал быстро. На его вопрос, что тут произошло, я ответил – Случайность. На этот раз я не смотрел в окно, сначала уставился в экран телефона, потом просто закрыл глаза, делая вид, что уснул, чтобы таксист не донимал меня своими разговорами. На душе было тревожно и гадко. Сердце не переставало бешено биться, тело охватила нервная дрожь. Хотелось крикнуть – Быстрее, быстрее увози меня отсюда! Но я держался. Пытался сосредоточиться на музыке из колонок, на шуме дороги, но ничего не задерживалось в моей голове. Мысли все равно возвращались в деревню, а в закрытых глазах мелькали образы, - то улыбка Наташи, переходящая в ее жалобный плачь, то недобрый взгляд кого-то из ребят, самогон в стопке, свеча на столе, камень, о который спотыкаюсь, больно ударив палец. Запах ночного леса, олимпийка пропахла им и дымом. Дымом от шашлыков? Нет – Дымом Андрюхиного сена и сгоревшего Саниного лица.
На подъезде к городу начал моросить дождик. Мелкие капли на стекле собирались в ручейки. Изображение за окном стало размытым, заплаканным, как глаза Наташи. Возможно, так, расставаясь, она меня видела своими глазами.
И тут, как будто что-то щелкнуло. Мне вдруг показалось, что я смогу избавиться от этого чувства. Мне сильно захотелось, чтобы машина остановилась, чтобы прекратилась эта дурацкая музыка, я больше не хотел ощущать запах таксиста и его машины…
- Остановите, пожалуйста, здесь – вежливо попросил я.
Таксист удивленно посмотрел на меня:
-Но мы же только в город въехали…
-Да, достаточно, дальше я сам.
Он резко остановился возле какой-то остановки. Мне показалось, он что-то почувствовал и был недоволен. Хотя с чего бы? Программа полностью ему оплатит за поездку.
-Спасибо, - сказал я, выходя и хлопая дверью.
Дождь усиливался. Он был теплым, крупным, но неторопливым. Я стоял и чувствовал как постепенно намокают мои волосы. Люди на остановке сжались под крышею. Смешно было на них смотреть. Они показались мне несчастными, забитыми, оставленными кем-то игрушками, домашними питомцами без хозяина. Глаза испуганные, уставшие. А может быть они просто не любят дождь, как все, что не входит в их житейские планы и выбивает их из общей колеи действий.
Я не хотел смотреть в эти несчастные глаза, этих несчастных людей. Отвернувшись, кинул свою сумку на мокрый газон, расстегнул и резко снял олимпийку, небрежно кинул рядом, выпрыгнул, уже привычно, из кроссовок, снял штаны, вместе с трусами и майку. Улыбнулся и побежал по удобной асфальтовой дорожке. Я бежал навстречу дождю, и он радостно шлепал в меня своими крупными каплями. Капли стекали струями по телу, по моим щекам. И слезы, были горячее дождя, они перемешивались с дождем и тоже стекали по щекам.