Дружба и все о ней. У меня не много друзей. Именно таких, чтобы с большой буквы «Д». Но у меня всегда легко получалось сходиться с людьми: сама по себе я человек открытый, очень громкий и привлекать к себе внимание для меня никогда не было чем-то нереализуемым, в том числе и поддержать тот или иной разговор всегда получалось легко, к тому же все, что я делаю- это искренне.
А в Ташкенте привлечь к себе внимание было совсем просто: кудрявая, рыжеволосая, белокожая, чрезвычайно громкая и прямолинейная, а на работе, моем первом месте социализации, еще и прибывшая в самый разгар страстей на театральной сцене взаимоотношений коллег. Все благоволило оказаться в центре событий и все склоняло к непосредственному участию в инсценировках.
А почему бы и нет? Чужие манипуляции для меня не новость, не испытание, разве только забава, а самой цели- разить мечом забияк, у меня никогда не было. Я предвкушала наслаждение и безграничные удовольствия от наблюдений, тем более, что работа, как таковая, меня разочаровала в первый же день, руководитель не произвел должного впечатления, а вот кулуарные тайны межличностных отношений как начальства, так и подчиненных сразу заинтриговали. Не подумайте неверно: мне совсем не интересны любовные истории, разбитые сердца, послужные списки, оргии и тому подобное. Такая информация крайне примитивна, хоть и бывает очень востребована. Я же все-таки люблю выделять из толпы личность и изучать ее: детство, личную жизнь, страхи, желания, лукавство и мотивы такового. И так получилось, что по прибытии в Ташкент таким человеком стала женщина, которая во многом мне импонирует, во многом мне приятна, но до конца не подозревает, кто она есть на самом деле, и не желает себе самой же признаться в том, что она упускает, теряет и за что призрачно держится.
Наши отношения начались с конфликта, о котором я не должна была знать. Назовем эту женщину Г. Если я когда- либо опубликую этот дневник и если вдруг она прочитает эту запись и узнает себя, я надеюсь, что она не будет на меня держать зла, и может, наконец-то увидит и меня в ином свете. Я очень не хотела бы ее обид, но и в случае таковых, я не буду менять показаний.
Г. была первым бизнес-ассистентом моего руководителя. И несмотря на внешние активность, трудолюбие, местячновую, но тактичность, на эту позицию она не дотягивала в том смысле, в каком существует потребность в такой штатной единице, как бизнес-ассистент. Другой вопрос заключался в том, что себялюбивый и капризный начальник с безграничной манией величия, на самом деле не желал иметь при себе бизнес-помощника, а искал себе няню, и Г. в данной роли была более чем на своем месте и абсолютно незаменима. При этом няня ни в коем случае не звучит уничижительно в адрес Г. Скорее – это важный штрих к портрету руководителя, чем к ней. Но тем не менее, не имея широких познаний ни об оформлении протоколов, ни о работе с ними, ни о ПО для ПК, ни о многих иных базовых вещах, Г. проработала на данной позиции больше года и любила то, что делала: позиция довольно высокая, задачи как раз те, с которыми ей нравилось справляться, много людей, диалогов и сплетен (говорю без сарказма), необычный начальник-иностранец и возможность сбежать из дома.
Именно последнее является очень важным мотивом для Г. упорно держаться за работу, нянчить низкорослого мужичка, и возненавидеть меня еще до моего приезда.
Руководитель в какой-то момент решил уволить Г. О деталях такого решения можно только догадываться. Именно в этот момент я и читала объявления о работе и своевременно откликнулась на вакансию бизнес-ассистента.
Что чувствовала Г. я прекрасно понимаю. И я не виню ее за отношение ко мне. Я понимаю как ей было больно. Для Г. работа была чем-то большим, чем просто заработок. Для нее работа была необходимостью доказать себе и всем, что она имеет ценность. Мать троих детей, хорошая дочь, единственный ребенок, женщина, находившаяся долгое время в декрете на попечении мужа, услышавшая в конце концов то, что может произнести в адрес женщины, родившей ему детей, только очень ограниченный и пустой мужчина: «кому ты с тремя детьми нужна». Обиднее фразы не придумать. И совсем не потому, что в ней есть доля правды. Это не так. Обидно открыть близкого человека с жестокой и никчемной стороны. И что бы далее не происходило, было бы это лишь один единственный раз, для меня такой человек бы умер, но для самой себя я бы не умерла никогда.
Г. и я отчасти похожи. Но как воистину восточная женщина, которая выбирает прежде всего не только себя, но и многие обстоятельства, Г. поступила мудро: не испортила отношений с мужем, сохранила отца детям, добытчика в семье, но вышла на работу. В конце концов ее супруг не злодей, хоть и прост, и, я думаю, не виноват в обилии шаблонных паттернов и патриархальных мешков с мусором, подаренных ему обществом.
На работе Г.очень старалась и компенсировала некомпетентность в бизнес-процессах сердечной заботой: могла готовить кофе, варить больному начальнику кашу, приезжать в ночи и ставить укол, угощать икрой, поздравлять всех родных с праздниками, следить за опрятностью как костюмов, так и дома. Когда я е увидела впервые, она мне показалась своеобразной мамой, но что-то в ее глазах говорило мне: она способна на большее! И правда, я не вижу трагедии в том, чтобы что то не знать, не уметь, ведь всему можно научиться, тем более, что в Узбекистане есть особый менталитет и подход к реализации работы, а Г. была очень ответственной и, что важно, терпеливой. Но роль мамы была не ее. Была мелкой ролью. Превращала статную женщину с дьявольским блеском в глазах в бабищу, и мне было обидно и неприятно видеть ее такой.
Г. встретила меня настроженно, думаю и моя ощетиненная тушка тому давала повод, всегда чувствовалась игра, напряженность, но стоит отать должное Г. – она довольно подробно поделилась информацией, которой владела в манере, привычной Узбекистану. К слову, к моему приезду, чтобы оставить Г. в компании, ей нашли должность, которая Г. изначально не нравилась, но к которой она постепенно привыкла.
Далее настороженность сменилась попыткой подружиться. Г. решила войти в доверие, ровно как и осветила многое из происходящего вокруг. Зачем? Облегчить мне жизнь? Нет. Еще один раз обсудить сплетни, а это всегда вкусно, услышать мое мнение, вероятно узнать что-то обо мне. Будь я глупа и предрасположена к грязным интригам – ее попытки бы увенчались интересными находками. Но я всего лишь грязно матерюсь, бурно реагирую, я - гуру сарказма, я это не скрываю, и я другая. Я сама по себе.
Да, я сама по себе. Именно это многим, а особенно Г. не давало покоя: в разводе, приехала с ребенком, не считает деньги, ничего не боится, имеет какой то дополнительный заработок, гадает на картах, никому и ни в чем не дает отчета, читает людей, говорит открыто свое мнение, не ищет мужчину, не ищет друзей, с каким-то фантастическим прошлым и непонятным настоящим, к тому же красотка и говорит, что ведьма.
Развожу руками- это я. Я себя делала, делаю и буду делать именно так и именно такой- свободной!
Я с первого дня не побоялась прокомментировать дурное воспитание руководителя, его странные привычки, и ничем не оправданную заносчивость. Это и интриговало Г. и настораживало, и радовало и раздражало. Интриговало, так как это было чем-то новеньким. Настораживало, так как по всем признакам меня нельзя назвать идиоткой, а прием прямолинейности для восточного менталитета был непонятен. Радовало, так как давало шанс доказать, что она лучшая, а раздражало, так как в глубине души ей хотелось сделать также. Только в адрес начальника ли?
Вообще я очень много анализировала Г. и я не считаю ее глупой, эмоционально неразвитой женщиной. Она мудра, базово образована, много путешествовала и сформирована достойно. Но в ее биографии есть тайны, которые она скрывает, от которых бежит сама и которые стремится похоронить, а еще стремится убедить себя, что она счастлива. Часто она упоминала мужа с благодарностью за его заботу и старания, маму за воспитание, но во всем этом всегда сквозило нечто недосказанное, что никто не имеет права ворошить, думаю, не имела права и я. Но я видела с самого начала боль Г. и помню один наш разговор, когда я призналась ей в том, что видела в раскладах, которые делала на нее: о муже, о детях, о маме, и всех, кто высасывает из нее энергию и кому бы ей хотелось сказать: дайте мне возможность надышаться воздухом! Но я не смогла признаться ей о том, что я увидела у нее на сердце.
А на сердце было странное недоразумение: полное понимание невозможности обладания желаемым и, как выход, желание быть хотя бы мамой. Да, да...мамой шефу.
Я не умею петь деферамбы, и я всегда следую собственным критериям оценки людей, поэтому с самого начала я характеризовала руководителя довольно уничижительно. Для меня он просто человек, который был на позиции директора, не более. Но если обрисовать его портрет со стороны, то конечно для Узбекистана, да и в принципе, у него есть много привлекательных черт, позволяющих ему выделяться из толпы: поставленная речь, брутальная борода (сарказм), своеобразное владение голосом, артистизм, еврейские корни, которые все и всегда почему то считают гарантией ума, хотя эрудиции шеф лишен не был, и наигранная самоуверенность. Как ассистент, занимающийся преимущественно личными вопросами, Г.была в курсе многого, в том числе и семейных, бракоразводных, романтических процессов, явлений, мероприятий. И несмотря на весь фарс и поверхностность характера руководителя: от бороды до выступлений на публике, он все-таки нравился женщинам, сам любил и уважал женщин,был с ними щедр, хоть и делал любой и каждый жест прежде себе в удовлетворение и с целью самолюбования. Думаю именно это, ровно как и специфика работы, домашние трения заставили Г. почувствовать, а может просто помечтать о чем-то необычном, том самом, что она организовывала для пассий шефа, и чего сама достойна. О том, что она достойна всего, чего пожелает, о чем она всегда догадывалась, но ее всегда что-то останавливало. Какое то навязанное чувство долга, обязательств, вины, вперемешку со статусом в обществе.
Мы часто ездили домой вместе, Г. меня подвозила, и регулярно рассказывала мне сколько всякого разного она пережила с шефом, сколько доброго ему сделала. Часто она повторяла одни и те же истории. Нетрудно было догадаться, что ей больно быть замененной мной. И в тоже самое время, только подумайте, она меня подвозила, привезла лекартсва, когда я заболела, делилась личным, вкусняшками.
Наши отношения становилсь более сложными. Я знала, что она перемывает мне кости со своей подругой с работы М., а Г. в свою очередь понимала, что сплетни с М., которые должны были подпитывать ее чувство собственной важности, были по сути игрищами двух женщин тяжелой судьбы. И тем более тяжелыми казались их судьбы с бесконечным материнством, бесчисленными замужествами, лишним весом и борьбой с ним, массажами и фотосессиями, фильтрами, походами по кальянным и завариванием кофе, чем боле активно разыгрывались пертурбации в нашей прекрасной компании, от которых я абсолютно и полностью не зависела.
В силе сердечной боли Г. я окончательно удостоверилась, когда шефа практически довели до нервного срыва полиграфами. Г. искренне сопереживала, ее глаза всегда были на мокром месте, и если бы того требовали обстоятельства, она готова была бы принести не одну жертву во спасение человека, который не любит никого, кроме самого себя, который был готов вытереть ноги о ее старания, самые искренние, хоть и несколько наивные.
Мне жаль, что с Г. наше общение было обречено: у нас обеих есть особая сила, и мы умеем управлять своими желаниями, только Г. немного об этом забыла и принесла себя в жертву быту, супругу, детям, матери, работе, псевдо-друзьям. Ведьмам жертвенность во имя неоправданной цели высшие силы не прощают. Быть благословленной силой требует разумного ее использования, и я надеюсь, что Г. никогда не понесет наказания за малодушие, ровно как и наказания за двойные игры и неискренность. Хотя, я полагаю, нет хуже наказания, чем самобичевание: пересматривать видео и фото своих детей и убеждать себя, что все в жизни сделано верно, и что нынешний путь единственно верный. Жаль, что я так и не смогла объяснить Г., что она имеет право желать всего и сразу и что нет никакого «поздно».
Перед моим увольнением я воспользовалась компьютером Г., чтобы забить пару вопросов в поисковик, убить время перед получением выходных документов. Мессенджер телеграм сигнализировал о непрекращающихся монотонных сообщениях. Я не удержалась. Наверное мне должно быть стыдно, а с другой стороны, я полностью уверенна, что так и именно так все должно было случиться. Я увидела смс от ее подруги М., и так строка за строкой я погрузилась в их прения обо мне. Одно дело чувствовать и знать о человеке все, полагаясь на интуицию и карты, другое дело – воочую в этом убедиться.
Признаюсь, несмотря на осведомленность, мне было немного больно. Больно терять подругу, которую, вероятно, хотелось иметь, подругу, которая мне так многим нравилась, и казалась особенной, сложной, такой чувственной и одновременно практичной.
Я не вижу возможным наше дальнейшее общение, и не думаю, что к нему стремится Г. Но я искренне надеюсь, что у нее все хорошо, сердце цело и исполненно желания ощутить свободу, которой она лишена, оставить в прошлом все предрассудки, чувство призрачного долга и наверстать все то, что казалось упущенным.
Я знаю, что я опубликую свой дневник, и что все, описанное здесь, дойдет до разных адресатов, в том числе и до Г. Я не хочу быть жестокой. Но я знаю, что Г. демонстративно махнет рукой, будто написанное ее не касается. Я очень хочу, чтобы она сделала именно так, и не дала повода всем, кто ждет, когда она оступится.
И, пожалуй, закончу также, как и начала: у меня немного друзей. Я и не уверенна, что верю в дружбу. Скорее дружба в моей жизни- это исключение из правил, а исключения обычно учат наизусть и помнят всю жизнь.