Страницы Акмолинского патерика
Из воспоминаний Г. Е. Степановой-Ключниковой
12
В Соловках Курчевский продолжал изобретать. Им были сконструированы вездеход глиссерного типа и аэросани.
В Москву вызвал его Орджоникидзе и назначил генеральным конструктором военного спецзавода и уполномоченным Наркомтяжпрома по вооружению. Под его руководством велись работы над динамореактивными орудиями. Он был автором безоткатной пушки. Испытания ее успешно прошли в 1936 году, но в 1937 после ареста Курчевского о ней забыли. Лишь в 1950 г. о безоткатной пушке с восторгом заговорили, но, увы, как о высоком достижении американцев в авиации на войне в Корее.
В 1941 г. о Курчевском вспомнили, как вспомнили о Туполеве, Королеве, Рокоссовском, Мерецкове и др.
В спецлагере («шарашке») Курчевский работал над созданием «Катюш», но после наладки их серийного выпуска Курчевского и многих других расстреляли. Все это потом рассказал Маше один сотрудник «шарашки», вернувшийся в Москву после смерти Сталина.
На огонек в кузнице собирались у Маши жены военных. Моя соседка Клавочка Розынко, муж которой был заместителем начальника Главного артиллерийского управления, жена начальника Главного артиллерийского управления Ефимова, сестра Тухачевского Лиля, работавшая подавальщицей в нашей столовой.
Алжирки! Сестры мои, НКВД нареченные, встают в памяти ваши лица, имена. Вот наша начальница – мужеподобная, сердитая Марапулис.
Люда Золотова – главный инженер строительства. Обаятельная, энергичная, веселая, она стремительно вбегает в наше конструкторское бюро и кричит:
– Девахи, милые, выручайте! Надо печи класть, а какие печники из моих интеллектуалок?
И я сажусь вычерчивать порядовки печей, где размечаю каждый кирпичик кладки, каждое дымовое отверстие. И кладут печи интеллигентки, да еще как ладно!
На стройке работают Запорожец Вера – вторая жена Запорожца – заместителя начальника НКВД Ленинграда, известного в связи с убийством Кирова. Вера очень красива, остроумна, находчива. Она всегда что-то придумывает. Заразила всех устной игрой в шарады. Здесь же первая жена Запорожца – Проскурякова Роза. У нее в Ленинграде осталось двое детей.
В больнице, куда я забегаю навестить мою попутчицу в этапе Головину Елену Леонидовну, жену начальника Главка НКПС, врачом работает Гарина Лида. Она жена дипломата.
Елена Леонидовна очень больна. У нее базедова болезнь – глаза вылезают из орбит, пульс сумасшедший, температура. В ее палате задыхается от сердечной недостаточности жена Енукидзе. Ухаживает за матерью маленькая Нина, еще совсем ребенок. Нет чтобы послать с матерью старшую дочку, так послали маленькую, слабенькую 14-летнюю девчонку. Ее все жалеют, особенно медсестра больницы Рахиль Осипова – жена крупного работника НКВД Грузии. Потом мать и дочь Енукидзе умрут в лагере.
В вышивальном цехе, где главная художница – мой друг Ксения Щуко, сосредоточенная тишина. Я рассматриваю рисунки художницы Наташи Извар. Начальник вышивального цеха – Легкая Надежда Семеновна. Ей известно все разнообразие вышивального искусства.
Бригадир по бельевой глади миловидная Тоня Ярофейкина. Она родом из Местеры, жена комсомольского работника. Здесь Журавлева Маргарита, Гнуни Марианна.
В столовой на кухне Качкарева Маша, первый муж которой был архитектор Алабян. В хлеборезке я засматриваюсь на красавицу Люсю Лозинскую, голубоглазую брюнетку с толстой косой, обернутой вокруг головы.
На строительстве работают Ашукина Катя, Шендерова Валя, Кузьмина Оксана, много знавшая и хорошо читавшая стихи. Очень красивая Фадеева Галя, Яковлева Тоня, москвичка, жена работника НКПС. Грузинки Золметерс Тосико и Орахелашвили Кетеван – дочь зам. председателя Совнаркома Грузии и жена композитора Микеладзе.
Помню Киру Андроникашвили – жену писателя Пильняка – сестру известной киноактрисы Наты Вагнадзе, Любу Бабицкую, первый муж которой был кинооператор Головня, а второй – начальник Мосфильма. Трифонову – мать писателя Юрия Трифонова. Весник Женю – мать актера Весника. Солгиник Зину – старосту барака. Ильинскую Зою – жену застрелившегося секретаря Московского горкома комсомола. Кудрявцеву Фаину Абрамовну – жену председателя Закавказского крайкома партии, а перед арестом – 2-го секретаря ЦК Украины. Исаенко Серафиму Александровну, жену начальника политуправления Московского военного округа, Ольгу Полуян, муж которой был секретарем горкома, Овчинникову Люсю с Дальнего Востока, жену комсомольского работника, Казакову Соню из Баку, Игнатович Марию Ефимовну, муж которой был главным редактором Детгиза, Неврицкую Ольгу Дмитриевну, несколько жеманную аристократическую даму, она сидела за мужа, но в Москве у нее был любовник, немецкий дипломат. Мне рассказывали, что после пакта Молотова – Риббентропа, по ходатайству немецкого посольства, ее освободили из лагеря, и она уехала в Германию.
26 отделение Карлага. Изо дня в день, из месяца в месяц перед глазами охристые саманные бараки, колючая проволока, вышки с часовыми. За проволокой – степь. Весной она зеленая, рыжая летом, белая зимой, но всегда глухая, враждебная. Небо, только небо обворожительно над лагерем «АЛЖИР». Только оно волнует и радует. Я забираюсь в укромный уголок лагеря и упиваюсь красками зорь, сполохами дальних зарниц и еще облаками. Неспешно плывут бычки, спешат-кувыркаются барашки. Я пристально вглядываюсь в них. В облачках видятся мне лица людей, окончивших свое земное существование.
«Уходя из жизни, люди оставляют свою тень» – говорит народное предание Востока. Н. Рерих запечатлел «тень учителя» в горах Тянь-Шаня. В облаках чудятся мне профили людей, умерших в тюрьмах, в лагерях. Молодые и старые, скорбные и гневные, они редко предстают красивыми. Чаще замученные, изуродованные страданием, они меняют ракурсы, выражения, стираются, исчезают и вновь возникают уже в других лицах. Однажды я увидела Андрея. Он лежал на спине. Кудрявые волосы обрамляли его высокий лоб.
Глаза были закрыты. На секунду мне показалось, что рот его тронула улыбка, но потом она растеклась в гримасу скорби. Лицо стало расплываться и исчезло. Видение меня потрясло. Он умер, поняла я, и горько заплакала.
Зимой небо над лагерем менялось часто. Оно то затягивалось белой пеленой снега, то ослепительно сверкало низким солнцем. Морозными ночами бриллиантами рассыпались Стожары, а над головой, точно на что-то важное обращая мое внимание, ярко сияла Кассиопея.