Марина с тоской смотрела в пасмурное зимнее небо. Облака, низко висящие над закопчённым и каким-то серым, словно призрачным, городом придавали внешней картине ещё более неуютный вид. Да и внутреннее состояние города, мысли его жителей, их дела и чувства тоже, казалось, будто увязли в паутине снежно-дождливой, мрачно-сырой, гололёдно-позёмочной зимы. Марина стояла на остановке. Маршрутка всё не шла, застряв в бесконечно-нечищенных улицах. Дома женщину никто не ждал. Муж увлёкся молодой коллегой и ушёл искать счастье в новых локациях, а дочка заболела и её забрала бабушка, мама Марины, так как саму Марину не отпустили с работы на больничный в связи с диким количеством отчетности. Марина работала в бухгалтерском отделе завода, а отчетность ежегодно только увеличивалась, добавлялись новые формы, менялись известные бланки, как будто проверяющие органы намеренно создавали трудности работающим над этим всем людям.
Наконец маршрутка подъехала. Конечно, она была забита под завязку, и водителю надо сказать "спасибо" за то, что он вообще остановился. Марина еле втиснулась внутрь. Ехать ей было долго, она приготовилась выходить на каждой остановке, чтобы выпускать пассажиров, заранее свыкаясь с мыслью, что назад влезать будет по-прежнему проблематично, ведь будут еще желающие в неё влезть. Всё это не прибавило женщине настроения. Тем не менее она добралась до своей остановки. Потеряв пуговицу от куртки в этой злосчастной "Газели", мечтая о больших автобусах, Марина оказалась возле своего квартала когда уже почти стемнело. Вздохнув, она побрела домой. По пути хотела зайти за хлебом, потом мысленно махнула на него рукой и прошла мимо магазина.
Дома, переодевшись, Марина села на кухне с кружкой чая. Она не замерзла, но чай создавал эффект тепла, напоминал о семье и лете. Побродив по закоулкам памяти в поисках южных воспоминаний, женщина задумалась. "Ну вот, в этом году мне сорок лет. И что я имею к этому моменту? Да ничего. А так хотела поехать на море! Эх, да какое море теперь? На одну зарплату по морям не наездишься, а в кредит да в долг хуже нету жить. Накрылось моё море медным тазом..", - думала Марина. А она даже купальник новый купила по случаю новогодних распродаж. Видимо, не пригодится теперь. Женщина совсем затосковала. Внезапно раздался стук в дверь. Марина встрепенулась, прогнала иллюзии и пошла ко входу. Посмотрев в глазок, она открыла дверь. На пороге стояла её соседка, старая уже женщина, Мария Акимовна. Держась за косяк, бабушка произнесла: "Мариш, у тебя корвалола или валокордина нету случайно? Кончился у меня вчера, я сегодня по мокрому снегу не пошла за ним, а вон он и пригодился, как на грех". Марина среагировала быстро: "Баб Маш, проходите, есть, сейчас накапаю. Она помогла старушке войти на кухню, усадила её на стул, сама засуетилась. Накапала лекарство, налила воды, напоила держащуюся за сердце старушку. Та выпила, потом стала пить воду, отдышалась: "Вкусная вода у тебя, Мариш, в бутылках покупала?". "Да, в бутылках, мне тоже нравится", - ответила женщина.
Мария Акимовна посидела ещё немного, щеки порозовели, стало ей получше и потянуло старушку на разговоры: "Мариш, а чего это ты грустная такая? Если из-за меня, то не переживай, мне уже полегчало. Это я теперь такая развалюха стала, а прежде я такая стрекоза была! Всё прыгала, бегала. Муж мне всё говорил: "Моя ты попрыгушечка". Никак меня не угомонить было, все дела переделаю, еды наготовлю, сажусь рукодельничать. Сейчас уже и руки не те, и глаза. Да и то каждый день сажусь к окошку вышивать. Сейчас модные все, по картинке вышивают, а я сама, что придет в голову, то и делаю. Сейчас вот заканчиваю одну картинку, покажу потом. Я как одна осталась, так в этом нашла радость свою. Дед мой уже пятнадцать лет в земле, да и сына единственного Господь прибрал, машины эти быстрые видно сами демоны придумали, чтоб больше людей уничтожить...Эх, ну да что ж теперь, значит, нужна я еще земле-матушке, раз сижу тут, корвалол твой пью. Ну да пора и честь знать. Спасибо тебе, Мариночка, спасла бабку". Мария Акимовна засмеялась, встала, опершись на стол, пошла к дверям. Марина бросилась проводить старушку, дала ей с собой пузырек с лекарством, пообещала купить ещё, дала бутылку воды, довела до квартиры.
Вернувшись, Марина налила себе свежего чаю, встала возле окна. На улице горели фонари, снег искрился в их серебристом свете. И зима не казалась такой уж тоскливой и занудной. "А и в самом-то деле, что это я? Квартира у меня есть, дочь есть, работа есть, здорова пока. Вон сколько всего у меня есть! Это что же нашло на меня такое, что я об этом забыла-то? Хмарь какая-то бесовская, тьфу на неё. И зима закончится, и лето будет, и на море поехать можно будет, успею подкопить еще, да и друзья звали в гости в Должанскую, к ним и поедем с дочкой. Хоть недельку, да отдохнем. Всё устроится, так или иначе. Марина улыбнулась своему отражению в окне, еще раз взглянула на двор. В снегу под окном возились два ребенка лет пяти под присмотром мужчины. Дети так смешно возюкались в сугробе, что это почему-то вызвало у Марины аппетит. Она с удовольствием поужинала. После ужина она нашла подходящую пуговицу, пришила на место оторванной в транспорте. "Надо было бы цепь железную с крючком пришить", - сама себе сказала Марина и засмеялась.
Следующим вечером Марина заглянула к соседке. "Баб Маш, я Вам еще корвалол принесла, воды вкусной и тортик к чаю". Баба Маша всплеснула руками, заохала, засуетилась с чайником, стала ставить чашки. Марина порезала торт, они сели пить чай. Разговор тёк неспешно, с шутками. Женщины улыбались, радуясь чему-то душевному и совместному. А после Мария Акимовна подарила Марине свою новую вышивку. На небольшом полотне была вышита весна - березки на берегу ручья в легкой зеленоватой дымке, подснежники под ними и две птички на ветке. И так это было волшебно, и слышались звон ручейка и трель весенних пташек в тон ему, и будто колышутся на ветерке березовые пряди, словно Весна-красна манит и зовёт Солнышко, мир и любовь.
И будет весна, и будет жизнь. И дождемся мы все пробуждения природы, и радостью наполнятся сердца наши...