Середина XIX века. Российская Империя все больше укрепляется на Дальнем Востоке, однако не решен главный вопрос – снабжения отдаленного края, что невозможно решить, не имея доступа к Амуру. Министерство иностранных дел осторожничает, боясь испортить и без того не лучшие отношения с Китаем – колоссом на глиняных ногах, раздираемым внутренними проблемами и интервенциями «цивилизованных» стран. Только яркая, пассионарная личность может сдвинуть этот шаткий камень с его основания…
Поход Невельского
И такая личность не замедлила появиться. Геннадий Иванович Невельской родился в 1813 году близ Солигалича, Костромской губернии, в семье отставного флотского лейтенанта. В 16 лет поступил в Морской кадетский корпус, учился хорошо, в 18 лет произведен в гардемарины, в 19 – в мичманы. В дальнейшем заканчивает Офицерские классы и в неполные 23 года сдает экзамен на лейтенанта. С 1836 года служит в эскадре прославленного морского исследователя, адмирала Федора Петровича Литке, состоит вахтенным офицером при юном наследнике-цесаревиче Константине Николаевиче. Однако, спокойная служба в пределах Европы была недостаточна для Геннадия Ивановича, и в 1848 году, едва получив звание капитан-лейтенанта, он испрашивает назначения на строящийся транспорт «Байкал», который должен следовать в Петропавловск и Охотск для снабжения портов.
Надо сказать, что судно это было совсем небольшим – водоизмещение 477 тонн, вместительность 250 тонн, длина 28, ширина – 7, а осадка 3,8 метров. Все посылаемые до этого транспорты были как минимум втрое больше. Постройку заложенного на верфи Бергстрема и Сулемана в Гельсингфорсе «Байкала» предполагалось завершить к октябрю 1838 года, однако деятельный Невельской предпринял немалые усилия административного характера (включая прямые обращения к военному министру князю А.С.Меньшикову), чтобы вверенный ему транспорт был готов уже к лету. Достаточно твердо отбивался он и от попыток снабженцев-комиссионеров нагрузить трюма для отправки на край света негодными товарами – «охотскими кучками», а главное, уже на этапе подготовки этого плавания, четко обозначил основную цель своего похода.
При встрече с только назначенным только генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Николаевичем Муравьевым, Невельской решительно поднимает вопрос об использовании транспорта «Байкал» для исследования устья Амура. Муравьев поддерживает его и обещает употребить свое влияние при дворе для осуществления проекта. Меньшиков же наоборот, выступает против, мотивируя это тем, что ассигнования на плавание выделены всего на год, а судно придет на Камчатку, дай бог, к осени 1849 года, кроме того министерство иностранных дел во главе с графом Нессельроде категорически против данных исследований во избежание противоречий с Китаем.
Тогда предприимчивый капитан-лейтенант устанавливает для себя два пункта:
1) постараться дойти до Петропавловска как можно раньше, к началу лета,
2) сделать исследование «как бы случайным», например, вызванным превалирующими ветрами и течениями, занесшими «Байкал» в район Амурского лимана…
Но и для такого авантюрного решения требовалась официальная инструкция, которую Невельской составил и подал князю в августе 1848 года. Хитроумный Меньшиков убрал из нее всякое упоминание об Амуре и лимане, заменив на «… юго-западный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями…» и передал бумагу Муравьеву для утверждения у Императора.
С такой полуинструкцией, Геннадий Иванович, тогда еще 35-летний капитан, вышел из Кронштадта 21 августа 1848 года, и, пройдя маршрутом Кронштадт – Портсмут – Рио-де-Жанейро – Мыс Горн – Вальпараисо – Гонолулу – Петропавловск. Несмотря на ремонты в портах, частые встречные ветра, «Байкал», вооруженный бригантиной, прошел этот путь всего за 8 месяцев 23 дня, придя в порт назначения 12 мая 1849 года. В своих воспоминаниях Невельской не без удовольствия замечает, что изо всех снаряженных на Камчатку парусников быстрее его прошел этот путь лишь трехмачтовый 900-тонный шлюп «Камчатка» под командованием прославленного Василия Михайловича Головнина.
По прибытии в Петропавловск, Невельской получает от Муравьева секретное письмо, в котором содержится копия представления Императору, где четко указывается на исследование Амурского лимана, правда, негласное, на гребных судах и без подъема флага. При этом начальнику Камчатки Машину дается распоряжение способствовать скорейшему отходу «Байкала» из порта. Оба офицера прекрасно понимали, какими дисциплинарными последствиями для них может обернуться отрицательная резолюция царя, но время навигации стремительно убывало, и 30-го мая 1849 года Невельской повел «Байкал» на восток к Сахалину.
В деле морского исследования капитан, напротив, проявляет недюжинную осторожность и педантизм. При проходе 4-м Курильским проливом, при ясной погоде, тщательно поверяет счисление обсервацией по пеленгам, у побережья Сахалина продвигается малыми ходами, с постоянными четвертьчасовыми промерами, часто использует шлюпки. Такая осмотрительность оказалась не лишней – повсеместно обнаруживаются невязки на картах, доставшихся ему от экспедиции Крузенштерна, и какие – до 20 миль! Внимательно наблюдая за течениями и сулоями, обходя коварные лайды и осушки, Невельской, дедуктивно разгадывает причины неудач предыдущих исследователей.
Найдя вполне судоходный пролив, он заходит в Амурский лиман. Любому, кто ходил под парусом, станет понятно, как сложно и опасно заниматься промерами в акватории, изобилующей мелями, когда направление твоего движения зависит от направления ветра. Тогда 10 июля, оставив «Байкал» на рейде, Невельской с командой из 17 человек на трех шлюпках, взяв провизии, отправляется решить главный вопрос своей экспедиции. Следуя на запад, они входят в устье Амура под левый берег до полуострова Куегда, затем спускаются на юг к мысу Пронге, огибают и идут дальше в пролив. В своих воспоминаниях Невельской пишет: «…Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Муравьёва, и низменным мысом Погоби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Браутоном … низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили и с наименьшею глубиною 5 сажен (9,1 м)…». Далее, идя на юг, экспедиция достигла широты 51°40’, до которой доходили Лаперуз и Броутон и повернула назад. Надо сказать, 22-х дневное плавание на маленьких шлюпках было нелегким, толчея и сулой при южных ветрах заливали их, но отважные моряки не теряли в промерах нить глубин.
Итак, экспедиция Невельского установила, что вход в Амурский лиман судоходен как со стороны Охотского моря так и со стороны Татарского залива, который отныне должен был наименоваться Татарским проливом. В начале сентября 1849 года, прибыв в Аян, Геннадий Иванович докладывает об этом Муравьеву и через некоторое время отправляется в Санкт-Петербург.
Там ему предстояла, возможно, самое опасная часть его путешествия – разбор на Особой комиссии, возглавляемой графом Нессельроде, большинство членов которой считало подвиг капитана возмутительным и вредным для отношений с Китаем самовольством, а данные полученные экспедицией – ложными. Поддерживали Невельского на заседании Меньшиков и министр внутренних дел Перовский. Разжалования удалось избежать, возможно, и благодаря заступничеству Великого Князя Константина Николаевича. Как бы то ни было, уже весной 1850 года, произведенный в капитаны первого ранга, Геннадий Иванович Невельской снова отправляется в Амурский край с новыми предписаниями.
Эпилог
Далее последовали годы исследований географии рек и побережий Приморья и Сахалина, зимовки, установление отношений с местными жителями, новое разграничение территорий с Китаем, игры в прятки с вражескими эскадрами, основание новых портов, заселение берегов Амура казками, но одно уже никогда не подвергалось сомнению – Сахалин снова «стал» островом. И, если, в 1825 году Фаддей Булгарин еще смог выкрутиться, уличенный в географическом невежестве, сказав: «…Да там же никто не был!», то ныне, после Амурской экспедиции капитана Невельского, уже не получится.