На восток!
Когда говорят об эпохе Великих географических открытий, вспоминаются имена Христофора Колумба, Фернана Магеллана, Васко де Гамы, Абеля Тасмана и Джеймса Кука. Это были бесстрашные, прекрасно образованные моряки, оснащенные самыми передовыми для своего времени знаниями и инструментами для мореплавания, что позволило им далеко шагнуть за пределы известного человечеству мира, подтвердить или опровергнуть догадки ученых, проложить новые торговые пути.
Однако, примерно в это же время, в XVI-XVII веках совсем другие люди осваивали похожие по размерам территории, которые для остального мира также оставались Terra Incognita. Были они диковаты собой, подчас не очень грамотны – казаки, беглые крестьяне, промышленники. Промышленники, разумеется, не в современном значении этого слова, встарь так именовались добытчики пушнины и самородков. Одетые в простые одежды, на лохматых навьюченных лошадях, вооруженные самым примитивным оружием, часто снаряженные за свой счет в надежде на поживу, рвались они на восток и север необъятного Азиатского континента в условиях, когда простое выживание – уже подвиг. Вели их харизматичные вожди Ермак Тимофеевич, Василий Поярков, Иван Москвитин, Семен Дежнев, Ерофей Хабаров. На своем пути они основывали укрепленные города-остроги, облагали местное население ясаком, - данью, часто небольшой, но означавшей покорность, пускались в рискованные походы по полноводным рекам Сибири и «Студеному морю» - Ледовитому океану. Так эта волна и катилась на восток, пока континент не закончился, и в 1698 году буйный, разбойничьего нрава казак Владимир Атласов покоряет последнюю территорию Азии – Камчатку. Для царского двора обретенный континент был чем-то вроде необъятной кладовой, полной неизвестно чего и управляемой неизвестно как. Формально, воеводства, конечно, были, но вот сообщение с метрополией было настолько затруднено по отсутствию дорог, что часто гонцы из отдаленных концов пробирались месяцами, а то и годами…
Далее наступила просвещенная петровская эпоха, и эту кладовую энергичные, европейски образованные и деятельные сподвижники императора решили инвентаризовать. В 1734 году по инициативе Витуса Беринга началась весьма масштабная по своему времени Великая Северная экспедиция. Территория от Двины до Чукотки была разбита на участки между главными реками Сибири – Печорой, Объю, Енисеем, Леной, семь отрядов (среди которых – два морских для исследования путей в Америку и Японию, а также «академический», для исследований климата, этнографии и природных богатств), снабженные по приказу Адмиралтейств-коллегии, десять лет занимались картографированием, поиском морских и сухопутных путей, описанием земель и народов их населявших. Колоссальная работа, проведенная экспедицией, позволила нарисовать собственную карту России, и эта карта показала, что основные транспортные артерии – реки идут на север и связывают необъятный край с Северным Ледовитым океаном, судоходство по которому часто было невозможно даже в летние месяцы.
Единственной могучей рекой, текущей на восток оставался Амур, уже исследованный практически до устья казаками Поярковым и Хабаровым, однако из-за пограничных противоречий с Китаем, согласно подписанного в 1689 году Нерчинского договора, доступ к нему был закрыт. По существу, китайцы ограничились перекрытием только верхнего Приамурья, поставив небольшую крепость в Айгуне. Российская дипломатия того времени неоднократно пыталась получить разрешение на транзитное передвижение по Амуру, однако, натыкалась на глухое непонимание китайской стороны. Возможно, в этом было виноваты и сами послы, они не знали китайского и не имели еще хороших переводчиков, - тот же Нерчинский договор был для ознакомления российской стороной переведен на латынь служившими при китайском посольстве недружелюбными иезуитами и принят на веру.
Рассматривались, конечно, и привычные нам силовые варианты решения вопроса, однако, войск в Сибири было явно недостаточно, снабжение не налажено.
Об этом, собственно, подавал 1756 году рапорт на запрос Сената комендант Селенгинска, бригадир Варфоломей Якоби, сообщая, что не будет никакого проку от переговоров с китайцами, пока не будут построены в надежных местах провиантские магазины и выслано из России достаточное количество войска, судоходство же по Амуру предлагал он подкрепить устройством крепостей и редутов. «Все сие будет стоить больших издержек, но они вознаградятся важной выгодою, которая может произойти от обеспечения Камчатки продовольствием», - писал Якоби.
Полуостров Сахалин.
Еще одной проблемой, которая не была решена на тот момент, было отсутствие надежных сведений об устье Амура – куда выходит и судоходно ли оно? Еще в XVII веке Поярков, во время его экспедиции в Даурию (так тогда называлось нижнее Приамурье), слышал от местных жителей о том, что Великая река впадает в море около Большой земли, населенной волосатыми людьми – айнами. Эту землю японцы называли Карафуто, современное название Сахалин, по мнению исследователей, происходит от монгольского Сахалян-Улля (скалы черной реки). Собственно, так называли не остров, а Амур, однако неверно расположенная надпись на карте или непонимание объяснений аборигенов сделали свое дело.
Для исследования устья, или как теперь называют, лимана Амура в 1741 году была снаряжена из Охотска экспедиция Мартина Шпанберга, однако так и не вышла в море. В следующем году, Алексей Шельтинг обогнул Сахалин с юга, вошел в пролив Лаперуза, но из-за сильного тумана не увидев берегов, решил, что вокруг море, и, за недостатком продовольствия, повернул назад.
Далее в дело исследования положения острова включились иностранцы. В 1787 году французский первооткрыватель Жан-Франсуа де Лаперуз, двигаясь вдоль азиатского берега на север, зашел глубоко в пролив между ним и Сахалином и 3 августа достиг уютной бухты, названной им в честь морского министра Франции де Кастри. Промеры севернее бухты показали значительное снижение глубин, а когда Лаперуз нарисовал местным орочам на песке контуры сужающегося Татарского пролива, те перечеркнули самое узкое место линией. Вода в проливе была соленой и отсутствовало какое-либо заметное течение, вызванное впадением такой большой реки, как Амур. Все это склонило прославленного морехода к мнению об отсутствии пролива между материком и Сахалином. Однако высказывал его Лаперуз осторожно и перешеек на карту не нанес.
Через десять лет англичанин Уильям Броутон, пройдя проливом Лаперуза, двигался вдоль западного берега Сахалина и также обнаружил значительное снижение глубин. Опираясь на сведения, собранные посланным им помощником Чапменом, Броутон с уверенностью пишет: «Сейчас мы ясно видели, что прохода к морю в этом направлении не существовало…».
С результатами этих экспедиций несомненно был знаком великий российский исследователь Иван Федорович Крузенштерн. Когда в августе 1805 года, обойдя Сахалин с севера, он подошел к входу в Амурский лиман и обнаружил сильное течение и практически пресную воду, то сделал неутешительное заключение: «…если бы вливаемая Амуром вода могла стремиться в ту и другую стороны, тогда оное было бы непременно слабее…». Еще более печальным был его вывод об отсутствии мореходного фарватера в устье Амура. Возможно, его экспедиция не имела ни времени, ни средств для исследования акватории площадью более тысячи квадратных миль, однако факт остается фактом – на карты был нанесен перешеек, а Сахалин стал полуостровом.
Забавно, но для живущих совсем рядом японцев этот вопрос тоже был не совсем очевиден. Дело в том, что они разделяли сведения о Карафуто, который считали полуостровом, и Сагалеене, о котором слышали как о возможном острове от европейцев. Только к началу XIX века эти два географических объекта соединились в один и в 1808 году японский мореплаватель-разведчик Мамия-Ринзо, совершив плавание к Сахалину, подтвердил его островное положение. Но японцы тут же засекретили его открытия и продолжали рисовать для гайдзинов Карафуто полуостровом.
И все-таки остров!
Замечательный советский историк Борис Петрович Полевой в своих трудах неоднократно указывал, что признание Сахалина полуостровом отнюдь не было «вековым заблуждением», а лишь недоразумением, вызванным обстоятельствами. Первооткрывателями Дальневосточного края сведения об устье Амура и проливе между Сахалином и материком были собраны и вполне успешно применялись на практике еще в XVII веке. В далеком 1640 году участники похода казака Москвитина дошли на восьмисаженных кочах от устья Уды до Амурского лимана, где узнали о большом «гиляцком острове», позже, в 1645 году, казаки амурской экспедиции Пояркова сообщают в Якутск: «Есть де на усть Амура реки в губе остров, а на том де острову дватцать четыре улуса…». К этому же периоду относятся и первые гидрографические сведения о проливе: «…А от усть Амура до острова до Гиляцково мерзнет лед, ставает вовсе…». В 1655-56 годах отряды Степанова, Бекетова и Пущина собирали ясак у нивхов южного Сахалина, попадая к ним из устья Амура проливом. Эти данные передавались в Якутск или Москву в виде донесений - «сказок», анализировались приказными чиновниками, по ним создавались описи и «чертежи».
Во второй половине XVII века дипломат и географ Николай Гаврилович Спафарий, совершив посольство в Пекин, составляет первое описание Восточной Сибири и в частности, Приамурья, где Сахалин – остров, и указано, что от устья Амура «…направо … мочно всегда плыти в Китай тем морем; только тем морским путем еще никто не ходит в Китай». На сибирских «партикулярных чертежах» Семена Ремизова также имеются изображения Сахалина – острова и Татарского пролива. В первой европейской карте Азии 1690 года голландца Николааса Витсена «Тартария», составленной исключительно на русских источниках (полученных автором во время посольства в Москву), также у устья Амура изображен «Амурский остров», то есть Сахалин.
Соратник Петра I, его агент в Англии, Федор Салтыков, в своем проекте «Изъявления прибыточные государству» 1713 года упоминает и Сахалин, а именно, в предложении построить крепости в стратегически важных проливах: и «…против того на Амуре острове…». Участник Второй Камчатской экспедиции Степан Крашенинников в «Описании земли Камчатки», изданном в 1755 году разместил две карты, где четко указан пролив и даже сахалинское селение Бохоби (ныне Погиби) на самом узком месте пролива. В конце XVIII века академик Эрик Лаксман предлагал наладить торговые сношения с Японией по «Сахалинскому каналу», тоже явно имея в виду Татарский пролив.
Собственно, даже уже после триумфального прибытия своего, в 10-е годы XIX века Крузенштерн высказывал недовольство тем, что его открытия игнорируются, и географическое сообщество упорно продолжает называть Сахалин островом.
Точки над i…
Итак, существенные сомнения в результатах экспедиций Лаперуза, Броутона и Крузенштерна разумеется были, но на самом деле вопросов к этому времени накопилось больше. Например, разграничивший китайскую и российскую территории Нерчинский договор указывал в виде естественной границы некий горный хребет – в русской версии это «Каменные горы», а в цинской – «Большой хинган», но все эти наименования были весьма относительными по причине неизученности края. Собственно, разграничение по договору касалось только среднего течения Амура, низовья же и устье предлагались к разграничению позже. Можно сказать также, что китайская и российская стороны принимали за пограничные разные горы, и в результате огромная территория оказалась вне юрисдикции какой-либо из сторон. И если, с одной стороны, был слабый, постоянно унижаемый европейскими державами Китай, то с другой стороны – возрастающая в своей мощи, но пока еще весьма осторожная в дальневосточных делах Российская Империя. И только яркая, пассионарная личность могла сдвинуть этот шаткий камень с его основания.