— Товарищи моряки, экипаж приветствует вас на борту авиалайнера Ильюшин 62. — Симпатичная, стройная стюардесса (а других в Аэрофлот и не берут) эротично улыбнулась мужикам, полгода не видевших земных красавиц. — Пристегните ремни и не вставайте с кресел, пока самолёт набирает высоту. Командир авиалайнера просит вас не раскачивать самолёт во время полёта. — Стюардесса, качнув бёдрами, скрылась за шторкой.
Случай с раскачиванием самолёта во время полёта был у всех на слуху. Экипаж мурманского траулера возвращаясь домой, изрядно набравшись, толи от скуки, то ли от нахлынувшей тоски по Родине, под песню «Прощайте скалистые горы…» принялся раскачивать самолёт. «Покажем летунам, что такое наше море…». Причём делали это так дружно и с таким энтузиазмом, что и впрямь добились ощутимого эффекта. Бледный командир авиалайнера лично ходил по рядам, уговаривая моряков не качаться. С тех пор аэрофлотовцы, перевозя моряков, просят их не раскачиваться во время полёта.
— Ох ребята, — томно промычал Славка, — я бы с ней не прочь раскачать самолёт.
— Хватит страдать, — толкнул его локтём Разин, — Доставай, отчалили.
Слегка вжимая своих пассажиров в спинки кресел авиалайнер с двумя экипажами советских моряков на борту плавно набирал высоту. Сашка с друзьями оказался в задней части салона. Моряки рассаживались по интересам. Перелёт предстоял длинный. От Лимы до Москвы — половина земного шара. Сидеть рядом абы с кем было не рационально. Учитывая, что билет на весь экипаж был общий, садились как хотели. Сашка с друзьями заняли два ряда кресел с левой стороны. Он успел заскочить на кресло у окна и теперь прильнув к стеклу смотрел на панораму столицы Перу с бирюзовым океаном с одной стороны и начинающимися горами с другой.
Вчера на судне появились ребята из подменки. Сашка передал дела своему коллеге. Вечером в каюте начальника радиостанции слегка обмыли встречу, поделились интересными новостями, пожелали друг другу… в общем всё путём. Утром двумя автобусами поехали в аэропорт Лимы. Предусмотрительный Разин, уже имевший большой опыт длинных перелётов, организовал сбор средств и закупку спиртного. «Без этого сущая каторга, — уверял он друзей, — ни поболтать, ни поспать толком не получится». Впрочем, особо уговаривать было не надо. Все шестеро из их компании уже летали и понимали насколько Разин прав.
— Саня, не задерживай посуду, — Славка хлопнул его по коленке протягивая наполненный до половины складной стаканчик. Сашка оторвал взгляд от пейзажа, и повернулся к друзьям.
— За что пьём?
— За взлёт и посадку, — торопливо бросил Разин, протянув руку в ожидании, когда тот освободит стакан.
— Опять этот противный вкус, — выдохнул Сашка, — закусить дайте.
— Ничего, привыкнешь, — ответил ему Воронович, забирая бутылку и стаканчик на передний ряд. — Малькензон отдай им колбасу.
Колбаса была судовая, копчёная, её предусмотрительно прихватил всё тот же Разин.
— Ты на что намекаешь? Я на спарку не подписывался, — буркнул Сашка Начальнику, откусывая колбасу.
— Поживём — увидим, — ответил тот.
Вскоре мимо них, улыбаясь, прошла всё та же стюардесса, чтобы отомкнуть замки дверей в туалетах. Когда она возвращалась Славка аж привстал, чтобы подольше видеть её стройную фигурку.
— Жаль, что у перуанцев нет в продаже хорошей жевачки, — сказал Воронович, пережёвывая колбасу, — слышишь, Славка? Был бы тебе шанс.
Хорошей жевачки, той что можно было бы без проблем перепродать дома, в перуанских магазинах действительно не было.
— А что? — спросил тот усаживаясь в кресло. — зачем она мне?
— А затем, что в промразведке был случай, когда один электромеханик в самолёте уговорил стюардессу за блок жевачки. — хохотнул Начальник.
— Да ладно, — вскинул брови Славка.
— Расскажи ему, Валера, — улыбнулся Сашка, знавший эту историю, от самого электромеханика, с которым был когда-то в рейсе.
— Толик Миловидов, может кто с ним ходил, — начальник выждал, когда Сашка утвердительно кивнёт, как бы подтверждая реальность того о чём он рассказывает, и продолжил. — Что такое блок жевачки на берегу, не мне вам рассказывать. Не зря таможня пропускает только один блок на человека. А то бы завалили моряки страну этой капиталистической заразой.
— Ещё блок россыпью можно. — сказал Малькензон, высунув голову из-за спинки кресла.
— Знаем, не перебивай, — продолжил Начальник. — Спроси любого пацана, что тебе, сынок, привезти с моря, он ответит — жевачку: «Я за неё в классе что хочешь выменяю. У нас одну пластинку неделю жуют, и то на кусочки сначала делят». Блок жевачки, даже с россыпью, это только своим детям, и то им всегда мало.
— Да им хоть десять привези, — опять вмешался Малькензон, — мои так точно всё сами сжуют.
— Дети из обёрток коллекции собирают, —добавил Сашка, — как мы когда-то спичечные коробки или фантики. Блок жевачки это настоящее богатство. Ни одна мать не отдаст сразу весь блок ребёнку, а то у него от счастья ум за разум зайдёт. Хорошо если одну упаковочку в десять пластиночек выдаст, а то и просто пластинку. А в блоке таких пластинок аж 300 штук.
— Да знаю я, знаю, что такое блок жевачки, — сказал Славка, — что я, не привозил что ли? Рассказывай дальше.
— Короче, — продолжил Начальник, — Толян уговорил стюардессу, и они прогулялись к туалетам в хвост самолёта.
— Он же детям жевачку вёз, — вздохнул Малькензон, — как он мог?
— И я бы не смог, и Сашка, — ухмыльнулся Воронович, — а он смог.
— И она, — Добавил Разин. — А ты, Славка, как тебе наша стюардесса, отдал бы за неё блок? У тебя же, в отличии от того электромеханика, ни жены, ни детей. А мы бы потом всем с удовольствием рассказывали, как наш Славик в самолёте… — Разин со смехом изобразил неприличный жест.
— Успокойтесь, развратники, — вмешался Артём, — я у неё на замужнем пальце кольцо видел.
— Ух ты, наблюдательный какой, — удивился Сашка, отстёгивая ремень (табличка с предупреждением погасла), — прямо как Шерлок Холмс. А дети у неё есть?
— Нет ещё, — категорично заявил Артём.
— Как ты определил?
— Элементарно, Ватсон. Бёдра узкие, не рожала.
— Бедная девушка, — вздохнул Разин, — Полторы сотни мужиков по косточкам её рентгенят. Каково ей?
— Да ладно, — усмехнулся Славка, — знаю я их. Уверен, что им это нравится. Вон опять идёт с подносом. Кажется, вино предлагает, белое. Мы же не откажемся, а?
Девушка несла поднос с фужерами на тонких ножках, в которых было грамм по 50 сухого белого вина. Следом за ней другая стюардесса подталкивала тележку с едой. Моряки от вина не отказывались. Некоторые выпивали сразу и просили ещё. Стюардесса стандартно улыбалась и игнорируя просьбы молча шла дальше. «Как на автопилоте, — подумал Сашка — каждый день одно и то же». Он откинул столик и приготовился принять контейнер с едой. Скулы свело от предвкушения аэрофлотовских деликатесов. Растревоженный тремя стопками аппетит разыгрался нешуточный. Наконец, дошла очередь и до них. Сашка водрузил на откидном столике переданный ему поднос с едой. «Отведайте с нами что Бог послал? — вспомнился ему эпизод из 12 стульев. Он оценил взглядом содержимое подноса, — Сегодня Бог послал на первое…»
— Саня, будешь? — спросил Славка, — давай посуду.
Сашка быстро освободил от вина свой фужер, закусив маслиной из гарнира. Разин разлил водку и торжественно произнёс:
— Буду краток. А давайте под дичь!
— Ну, под дичь, так под дичь, — Сашка опрокинул в рот содержимое фужера. — Обзовём эту курицу фазаном. — Он вдруг сообразил, что ещё не распаковал вилку и ножик, чтобы подцепить кружок огурчика, который своим зелёным ободком как бы сигнализировал: «Я свежий, Сашка, съешь меня, вспомни мой почти забытый, но такой родной вкус. Я лучшая в мире закуска». Но рука застеснялась запускать свои пальцы в еду. Зато в эти пальцы так и просился бутербродик с красной икрой. «И что народ нашёл в этой икре, — который раз подумал Сашка закусывая бутербродом. Он предпочитал и красной и чёрной икре, кусок хорошей селёдки».
Курица-фазан при «вскрытии» оказалась индейкой. Кроме нескольких кружков свежего огурца к рисовому гарниру был добавлен и маленький помидорчик. Его Сашка оставил на последок, чтобы было чем приятно закусить. Ещё один помидорчик он выменял у Разина на сыр, который не очень любил, а тот был наоборот фанатиком сыров. Сашка с удовольствием съел всё, и индейку с рисом и салатик и три ломтика колбаски, булочку с маслом, паштетик. Аэрофлотовская еда приятно отличалась от набившей оскомину судовой. Не потому, что судовая была плохой, а потому что просто приелась. На подносе ещё оставалось яблоко и пару ломтиков лимона, а также печенье, джем, пакетик чая, сахар и зубочистки — всё в фирменной упаковке. Чай оказался не плохой, по крайней мере так показалось Сашке, вероятно потому, что пластиковая чашечка была относительно маленькой, и пакетик давал насыщенный вкус, да и лимончик оказался очень кстати.
Вскоре по салону пополз сигаретный дымок. Это были курильщики в хвосте самолёта. Несмотря на просьбы стюардесс не курить больше двух человек одновременно, курили и по трое, и по четверо. Воронович тоже пошёл покурить, посетовав на то, что ещё недавно разрешалось курить прямо в салоне, а вот теперь только у туалетов.
Покончив с едой, и допив с друзьями водку, Сашка уже через каких-нибудь полчаса почувствовал, что его клонит ко сну. Это было очень кстати. Лететь до Гаваны было ещё долго, а занять это время нечем. Он задёрнул шторку иллюминатора и устроился поудобнее в кресле.
Гавана — Сашка побывал там два раза. Это было связано с работой на НПС «Аргус» в американских рейсах. Американскими назывались рейсы, когда на борту находились научные сотрудники из США. В памяти всплыл эпизод, когда работали в Бермудском треугольнике. На экране радиолокатора вдруг появилось пятно толщиной с карандаш, в отличии от точки, которую даёт сигнал от обычного судна. Вскоре над «Аргусом» появились самолёты, а потом на горизонте возникла громадина авианосца. Капитан Борщевский, встревоженный рёвом пикирующих на судно самолётов, выскочил на левое крыло мостика и тут же попал в объектив фоторепортёра, который вальяжно свесив ноги сидел в проеме открытой боковой двери вертолёта, зависшего метрах в пятидесяти рядом. Женя Кашкевич, Сашкин начальник радиостанции в том рейсе потом рассказывал, что видел это фото с встревоженным Советским капитаном в одном из журналов, которые ему показали американцы. Потом «Аргус» пошёл на заход в Гавану. Экипаж отправили самолётом домой, чтобы через две недели вернуть назад и продолжить работу с американцами. Спарок тогда ещё не было, и этот случай в 1977 году расценивался как исключительный. Как бы то ни было, а в Гаване Сашка погулял. Экипажу дали возможность походить по городу, и даже свозили на экскурсию. Что больше всего запомнилось? Люди — они выглядели раскрепощёнными, даже беззаботными, как на карнавале. В магазинах было почти пусто, а люди улыбались. Запомнились пошарпанные, обветшалые дома, и такой же Капитолий — точная копия американского в Вашингтоне. Ещё бросалось в глаза присутствие старых американских машин. В основном это были некогда роскошные шевроле и кадиллаки, которые несмотря на их возраст, были вполне себе на ходу. Попадались и наши, лады и москвичи, но они выглядели скромно на фоне ярких американских кабриолетов. Девушки Гаваны — ни белые, ни темнокожие, ни смесь народов, не показались Сашке достаточно красивыми, чтобы быть в одном ряду с Калининградскими… Пиво в Гаване хорошее вдруг вспомнил он. Вкусное и недорогое. А может просто очень жарко было?
Самолёт слегка вздрогнул, попав в воздушную яму. Уши заложило. Сашка открыл глаза. «Пошли на посадку, — понял он и пристегнул ремень, как того требовала уже светившаяся табличка.
…
Знакомый Сашке аэропорт Гаваны выглядел не совсем обычно. Кубинцы готовились принять дорогого гостя из братской Анголы — президента душ Сантуша. В связи с этим вылет задерживался на неопределённое время. Полторы сотни моряков разбрелись по транзитной зоне. Сашка знал, что где-то тут должен быть магазинчик дьюти-фри. У него было в запасе несколько долларов, и он надеялся, что на них можно что-нибудь купить. Он оказался совсем маленьким, этот магазинчик, спрятанный в одном из закоулков большой транзитной зоны, да и купить в нём было особо нечего, чтобы не жалеть о потраченных впустую деньгах.
Часа через два находясь у окон стеклянного обрамления здания аэропорта в той его части, которая выдвинута в сторону взлётно-посадочной полосы, Сашка заметил, что с левой стороны на пустыре началось какое-то движение. Один за другим стали подъезжать автобусы с людьми. Там были кубинские пионеры с красными галстуками как у наших, и молодёжь. Их вскоре стало много, несколько тысяч, и у всех в руках были небольшие флажки, кубинские и ангольские. Затем появились военные, все с оружием, нашими АК. Его внимание отвлёк заходящий на посадку самолёт. Пока Сашка смотрел, как тот садится и выруливает мимо здания аэропорта, как раз к тому месту, где его приготовились встречать, он не заметил, как выстроился почётный караул, как появилась батарея орудий, и самое главное, как приехал Фидель. Довольно быстро к самолёту подкатился трап и в открывшейся двери появился «мужик в кепке» как и представлял его Сашка, помня изображение президента Анголы на их деньгах. Кепка была сдвинута назад как у Ленина на субботнике.
— Похож на нашего Ильича, только подзагорел слегка, — поделился он друзьями первым впечатлением. — Как будто с купюры десятирублёвой сошёл.
— Кванзы в Анголе, Саня, — ответил Разин, — И мужик на них другой, он помер уже. А это новый президент, недавно совсем заступил. Наш, коммуняка.
Пока Сашка соображал, почему он не заметил подмены президента, видимо кепка была тут главным аргументом, а лицо… до лица было метров пятьдесят, а может и больше, к тому же чёрное оно, поди разгляди, грянул орудийный залп.
Только тут Сашка отвёл взгляд от самолёта и увидел пушки, выстроившийся почётный караул, трибуну, а на ней чернобородого рослого мужчину, которого ни с кем не спутаешь — Фиделя Кастро.
Навстречу ангольскому «Ильичу» вышел кубинский военный при полном параде.
— Рауль, младший брат Фиделя, — констатировал Разин.
Под продолжающийся грохот пушек и восторженные крики молодёжи Рауль Кастро сопроводил гостя сначала вдоль почётного караула, а затем на трибуну к Фиделю.
Фидель говорил долго, пламенно, сопровождая слова выразительными жестами. Как не похоже это было на наших руководителей, уткнувших нос в бумажку и с трудом выпихивающих из себя набившие всем оскомину слова. Сашке вдруг вспомнился полузатопленный кубинский супретраулер на рейде в ангольском порту Луанда, подорванный подводными диверсантами. Вспомнилось то, что Куба отправила своих ребят защищать дружественную Анголу. Тогда в 79 году на «Фламинго» Сашка оказался Луанде, где предстояла смена экипажа. К ним приходили наши офицеры из отряда военных катеров, присланных Советским Союзам на помощь Ангольцам и рассказывали о трудностях службы, о потерях, о плохом снабжении. Они рассказали, что в Анголе под видом гражданской идёт настоящая война с западом, который защищает свои права на грабёж бывших колоний, на котором и держится его благополучие. Они отдали тогда нашим военным морякам что могли, макароны, крупу, рыбу.
Мероприятие тем временем подошло к концу. Оркестр заиграл знакомый марш: «За счастье сражается наш народ. Мы знаем, что нас победа ждёт… — подхватили моряки по-русски знакомые слова». Настроение у всех было повышенное, почти восторженное. Осознание того, что у Советского Союза есть такие друзья как Куба и Ангола, придавало уверенности в завтрашнем дне. Однако, вдруг почему-то очень захотелось есть. Уже больше семи часов моряки находились в аэропорту. Предательский желудок отказывался питаться идеологической пищей, требуя жратвы. «Ничего, — успокаивал его Сашка, — ангольский народ голодает, кубинский где-то тоже, и ты не барин, потерпишь».
— Поляна, где школьники и студенты махали флажками ангольскому Ильичу, опустела. Правда флажки остались. Тысячи брошенных флажков покрывали зелёный газон, слегка портя впечатление от тожественности прошедшего мероприятия. «Не по-хозяйски это, — подумал Сашка, — что-то здесь не так. Немец-капиталист спички не выбросит, отломит кончик и второй раз серой намажет, а тут… Или они не такие бедные, кубинцы, или душой фальшивят.
Наконец, объявили посадку. Предстоял многочасовой перелёт через весь Атлантический океан до аэропорта Шеннон в Ирландии, а затем в Москву.
Ссылка на весь контент:
Предыдущая книга автора: