Шеренга

1

Лес превратился в две непроглядных стены, тянувшихся по обе стороны, на сколько хватало глаз. Однообразное дорожное полотно всплывало из темноты и скрывалось под колесами автомобиля. Тьма в зеркалах была настолько кромешной, что ей стало не по себе. Казалось, они убегают из зияющей бездны первозданного хаоса. Или пытаются вырваться из удушающих объятий черной дыры.

Если бы осень, как всегда, не объявила о своем приходе бесконечной чередой дождей, которые могли тянуться не то что – часами, но сутками, если бы небо не оказалось настолько застенчивым, чтобы укрыться от земли черной непроглядной вуалью и не лило слезу по ушедшему из мира лету, может, в этом случае, чернота наступающей ночи не внушала бы столько безысходности.

Ульяна вернулась к дороге, думая, что обрадовалась бы даже, если за ними пристроился огромный лесовоз с нервным водителем, вроде того, что не уступил ей дорогу на выезде из Новосибирска. Она смогла бы простить ему даже разносящиеся из кабины звуки однообразного шансона.

Уже давно на их пути не попадалось никакого населенного пункта. Не попадалось даже синих вывесок с указателями, уверяющих, что где‑то там среди сырости и мрака, в пяти, а может и в пятнадцати, километрах, пока еще теплится жизнь. Во всем мире осталась только бесконечная стена леса, ряды сосен и елей, слитые в единую массу с густым подлеском. Ощущение того, что они где‑то свернули не туда и теперь едут прямо в чрево Васюганской трясины, росло и крепло.

Пальцы нервно застучали по рулевому колесу.

Она бросила взгляд на Ростислава. Он сидел откинув голову и закрыв глаза: либо спал, либо притворялся спящим. Радиостанция, выбранная им, все чаще прерывалась тресками; голоса ведущих ускользали, а музыка замолкала.

– Слава, – обратилась она к нему. – Пощелкай, может найдешь что‑то другое.

– Да, конечно, – муж послушно принялся перебирать список доступных станций, но ни одна из них не могла похвастать стабильным и сильным сигналом.

– Попробуй передать что‑нибудь со смарта. Все вокруг настолько однообразно и монотонно, что меня скоро начнет клонить в сон, включи хоть что‑нибудь.

– Сигнала нет, – Ростислав показал ей экран своего телефона, будто она имела возможность и желание что‑то разглядеть на нем. – Вообще. Просто многоточие.

Ульяна вцепилась в руль и сжала зубы, чтобы не заорать на него.

Спокойно, сказала она себе, это просто повышенный гормональный фон: эмоциональные качели, которые вертят ее и подбрасывают уже несколько дней с тех пор, как она узнала, что беременна.

– Тогда давай поговорим, – произнесла она стараясь, чтобы в голосе не чувствовалось злобы и истерики. – Расскажи мне что‑нибудь.

– Я даже не знаю…

– Расскажи мне, изменилась ли Москва?

– Нет, конечно. Что там может измениться. Площадь все такая же красная, парк Горького все настолько же горек. Скучаешь по старому дому?

– Нет.

– Я проезжал мимо. В нем тоже ничего не изменилось. Рядом только аптеку открыли.

– Думаешь, мы правильно поступили?

– Что переехали в Томск?

– Конечно. Москва – источник стресса. Мы же когда‑нибудь собираемся стать родителями, а ребенку лучше расти вдали от мегаполиса. Мы же обсуждали это не раз, или ты поменяла свое мнение?

– Нет. Просто…

Давай, расскажи ему, – мысленно приказала она самой себе, – расскажи ему и будь что будет. Ты же была настолько уверена в нем, когда выходила замуж. Боишься, потому что на самом деле не уверена в нем?

Ульяна сжала руль так, что побелели кончики пальцев. Она сделала тест пять раз, прежде чем смогла принять случившееся. Она делала его утром и вечером, она покупала наборы для тестирования в разных аптеках, но всякий раз получала один и тот же результат – PREGNANSY.

– … просто все, что касается медицины и школы, в Москве все это лучше. – Расслабься, приказала она себе, расслабься и веди себя естественно. – Тебе не кажется, что рожать лучше все же в столице, в отделениях с нормальным оснащением, а не с допотопным советским оборудованием?

– Я тебя умоляю. Раньше крестьянские бабы рожали прямо в полях. Боже, да у нас пол страны в поле родились. – он посмотрел на нее улыбаясь сквозь свою холенную чуть курчавую бороденку. – Уля, поверь мне, когда придет пора, все будет прекрасно. Мы со всем справимся.

Зеленые глаза мужа пристально наблюдали за ее реакцией. Она не оборачивалась, делая вид, что внимательно следит за разворачивающейся впереди трассой.

И это все? Именно ради этого разговора ты вызвалась встретить его в аэропорту Новосибирска? При том, что он мог превосходно добраться на электричке: за одну ночь в плацкарте ни с ним, ни с его драгоценной бородой ничего бы не случилось.

– Мы справимся, – повторил Ростислав и наклонился к мультимедийному центру, вновь пытаясь найти хоть одну сносно принимающуюся радиостанцию.

Борода делала его старше своих лет, добавляя солидности и лощености. Он выглядел как типичный веб‑дизайнер, каковым, впрочем, и являлся. Находясь в Москве на ежеквартальном корпоративном митапе, Ростислав наверняка заходил в один из барбершопов сети «Boy2Man» где приобрел эликсир для бороды: в салоне все еще ощущался стойкий запах.

Справишься ТЫ, подумала Ульяна, бросая быстрый косой взгляд на Ростислава. А она будет улыбаться и кивать, как делала всегда. Большего от нее не требуется. И разбираться со своим дерьмом будет сама. Впрочем, тоже, как всегда.

Она вздохнула чуть громче, чем следовало, но муж не обратил на нее внимания.

– Вообще ни одной радиостанции, – возмутился он. – Ни интернета, ни радио. Я даже не ожидал, что у нас существуют такие места. Странно, что еще никто не догадался проводить в Сибири депривацию от гаджетов, новостей и социальных сетей. Уля, тебе не кажется, что это прекрасная бизнес‑идея? Сколько бы наших московских знакомых согласились…

Его голос отдалился и стал похож на шелест дождя. Особо не вслушиваясь в слова, она механически кивала, продолжая думать о своем.

Сейчас, когда от нее требовалось просто рассказать о задержке и положительных результатах на всех использованных тест‑полосках, она поняла, что боится увидеть его реакцию и испытать разочарование. Раньше у нее не было никаких сомнений в том, что Ростислав любит детей. Ульяна не раз наблюдала за тем, как он играет и возится со своим четырехлетним племянником и полагала, что супруг станет прекрасным отцом. Но вдруг она замечала лишь то, что хотела? Конечно, он не раз заводил разговор о ребенке, рассуждал о том, как его надо воспитывать, чем кормить и чему учить, но вот только все эти планы казались эфемерными. В его словах преобладали слова «когда‑нибудь», «однажды», «настанет день», они относились к туманному и неопределенному будущему, которое могло настать завтра, но с тем же, если не с большим успехом, наступить лет через сорок.

Правильно ли она поступила, согласившись переехать в Томск? Правильно ли, поступила выйдя за него? Но хуже всего, что дело было не только в Ростиславе. Хуже всего было то, что, дожив почти до тридцати лет, она панически боялась не только родов, но и детей. Ульяна не могла даже вообразить себя матерью.

– Я не готова, – озвучила она свою мысль.

– Что? К чему не готова? – переспросил Ростислав, рассуждения которого она нечаянно прервала.

И в этот момент среди деревьев мелькнуло что‑то белое и на проезжую часть выбежал человек.

2

Педаль тормоза завибрировала под ногой. Машину занесло. Она заскользила по мокрой дороге, развернулась и остановилась на обочине встречной полосы.

– Черт, – единственное, что смогла произнести Ульяна, дрожащей рукой переведя рычаг коробки передач в «паркинг».

– Ты цела? – Ростислав дотронулся до ее плеча, почувствовав, что жену бьет противная мелкая дрожь.

– Я… – ее голос дрогнул, – … в порядке.

– Ты скажешь, что это банальщина, но у меня перед глазами вся жизнь пролетела. Откуда он взялся?

Человек стоял на четвереньках, спрятав голову между рук. Асфальт вокруг него блестел в ярком свете фар. Он был похож на рок‑певца, в изнеможении рухнувшего на сцену и застывшего в свете софитов в финале видеоклипа. Длинные темные волосы свесились до земли. Мокрая белая рубашка прилипла к телу.

– Надо посмотреть, все ли с ним в порядке, – сказал Ростислав, открывая дверь. – Мы же его не задели?

– Нет, – жена схватила его за руку. – Странно это. Тут на километры никакого жилья. Давай поедем.

– Пироженка, – улыбнулся он, нежно снимая с руки ее ладонь. – Мы должны. Вдруг ему нужна помощь?

– Будь осторожен. Хорошо?

– Ты же меня знаешь. Я опасности чую за версту и всегда обхожу их стороной. Благоразумие – мое второе имя.

Мелкие капли холодной мороси покрыли лицо, засверкали, запутавшись в бороде. Ростислав пригладил ее ладонью и остановился в паре шагов от человека.

– Дружище, – обратился он к нему. – С тобой все в порядке?

Тот поднял голову, и Ростислав понял, что перед ним подросток. Глубоко ввалившиеся глаза обрамляли нездоровые тени, острые скулы перемазаны грязью. Юноша протянул к нему руку и упал, перевернувшись на спину. Ростислав против воли глухо вскрикнул. Сорочка парня оказалась пропитана кровью.

Подхватив беднягу, он без труда донес его до машины. Благодаря еженедельным занятиям кроссфитом, поднять паренька не составило особого труда. Веса в нем было не больше шестидесяти килограммов. В зале он жал штанги, которые были тяжелее раза в два.

Ульяна достала из багажника старое байковое одеяло и расстелила его на задних сиденьях.

– Это я? – жена смотрела на подростка со страхом и ужасом. – Это я его?…

– Нет, – Ростислав показал на рваные дыры в потемневшей от крови сорочке. – Думаю, след от ножа. Его порезали, и случилось это уже давно. Кровь почти запеклась, но полагаю, ее вытекло из него не мало. Надо срочно доставить его в ближайшую больницу. Возможно, увидев или услышав нас, он выбежал из леса уже из последних сил.

Ульяна схватила телефон и принялась набирать номер службы экстренного реагирования.

– Нет сети, – констатировала она после нескольких безуспешных попыток, – но судя по навигатору впереди будет ответвление до сельского поселения Октябрьск.

– Поехали, – сказал Ростислав, усаживаясь в кресло и пристегиваясь. – Там наверняка есть хотя бы сельская амбулатория.

– ФАП, – поправила его Ульяна. – Фельдшерско‑акушерский пункт. Так написано на карте. Поселок небольшой: всего одна улица в несколько домов и площадь возле поселковой администрации. Там же и ФАП.

3

Узкую дорогу скрывал разросшийся ольховник. Они бы проехали мимо, если бы не указатель – ОКТЯБРЬСК 20 км, – на котором кто‑то зачеркнул название поселка и поверх него написал – ШЕРЕНГА.

Перехватив удивленный взгляд супруги, Ростислав предположил, что возможно у местных жителей такое чувство юмора.

Ульяна обернулась к лежащему на задних креслах подростку. Он не двигался. Бледное лицо похоже на остроносую маску. Может, он уже умер?

– Тот, кто сделал это с ним? – произнесла она в пол голоса. – Он мог следить за нами? Когда ты вышел у меня возникло какое‑то неприятное ощущение.

– Пироженка, – ответил Ростислав. – все будет хорошо.

Лес закончился и дорогу обступили гигантские тополя. Деревья росли ровными рядами, что говорило об искусственных посадках. Щетки заскрипели по сухому стеклу. Дождь закончился, и на небе проступили звезды. Как внезапно, подумала Ульяна, несколько минут назад тучи были до самого горизонта. Их сложно было разглядеть на совершенно черном небе, но не почувствовать было невозможно. Звезды показались какими‑то необычайно яркими, она никогда не видела таких звезд. Это будто были звезды другого мира.

Неожиданно ожило радио и из колонок донеслось шипение. Салон заполнил четкий и громкий детский голос:

– Начинается свертка размерности по всему многообразию…

Ростислав от неожиданности вздрогнул.

– Вот черт! Что это?

Безликий голос ребенка будто робот продолжал зачитывать текст.

– Реперные координаты выстроены… геодезические выявлены… всем двойной…

– О чем он говорит? – руки Ульяны покрылись мурашками. – Пожалуйста, выключи. Мне от него как‑то не по себе.

– Кристофель связности вырожден… скольжение выполняется в соответствии… выхода нет…

Ростислав выключил радио. Посмотрел на нее пытаясь улыбнуться.

– Пироженка, я думаю, это радиоспектакль. Какое‑нибудь ночное шоу от местных любителей фантастики.

4

Поселок встретил их темными окнами панельных домов, построенных еще во времена СССР, и пустой улицей. Траву на газонах давно не косили, она выросла по пояс. Дорожки покрыл мох, через трещины пробивалась поросль.

– Жуть какая. Такое чувство, будто все вымерли, – Ульяна посмотрела на мужа.

– Просто все спят, – Ростислав пожал плечами, голос прозвучал буднично и спокойно, но глаза выдали испуг.

Несмотря на то, что поселок казался заброшенным, на всем протяжении небольшой улицы работали фонари. И везде, буквально повсюду, росли огромные тополя, высаженные ровными рядами. Они были похожи на почетный караул, охраняющий покой поселка. Нижние ветви аккуратно спилены, трава между стволами скошена.

– Похоже, к тополям тут очень трепетное отношение, – заметила она.

Ростислав приложил два пальца к запястью юноши.

– Пульс очень слабый, – сказал он со вздохом. – Практически не прощупывается.

Словно поняв, что говорят о нем, молодой человек издал тихий стон. Его губы шевельнулись. Он силился что‑то сказать.

– Все будет хорошо, – попытался успокоить его Ростислав. – Мы уже приехали. Потерпи еще чуть‑чуть.

Улица закончилась небольшой площадью с бронзовым бюстом Ленина на потемневшем от времени и покрытом слоем грязи мраморном постаменте. На одноэтажном здании с крошащейся лестницей и колоннами, подпирающими невзрачный фронтон, имелась вывеска, извещающая, что это администрация сельского поселения Октябрьск. Сразу за администрацией у единственного на весь поселок относительно нового здания, с плоской крышей и стенами, обшитыми глянцевой облицовочной плиткой, стоял изъеденный ржавчиной фургон «скорой помощи».

– Наверное, это и есть ФАП, – предположила Ульяна, останавливаясь возле фургона. – Надеюсь, внутри мы найдем помощь. По крайней мере, внутри горит свет, а значит, скорее всего, там кто‑то есть.

– Отлично, – кивнул Ростислав. – Я тем временем дойду до администрации. Там обязан быть какой‑нибудь дежурный пост.

Открыв дверцу, она ступила на совершенно сухой асфальт. Воздух оказался наполнен непривычными для тайги сладковатыми запахами –шиповника, акации и полевых трав.

– Странно, – она огляделась. – Тут как будто дождя вовсе не было. Осенью даже и не пахнет.

5

В холле царило запустение. Полки углового шкафа покрывал толстый слой пыли. Цветы на подоконниках засохли, земля в кашпо потрескалась. Плакаты наглядной агитации, сообщающие о мерах профилактики респираторных заболеваний и гигиены, выцвели, рисунки на них с трудом угадывались, а текст стал бледным и нечитаемым.

– Доброй ночи! – крикнула Ульяна, толкая ближайшую дверь. – Есть тут кто?

Но кабинет оказался пуст. Как и в холле, все покрывал толстый слой пыли. На столе врача лежали пожелтевшие от времени бумаги. Бегунок календаря за тринадцатый год отмечал семнадцатое июля. В распахнутом ежедневнике было сделано несколько записей, но они поблекли и разобрать написанное казалось невозможным – не удивительно, если прошло столько времени.

Она обошла стол и сморщилась от тошнотворного запаха. Вонь источало нечто лежащее на дне мусорной корзины. Заросли черной и серой плесени, заполнили ведро до краев, будто подоспевшее тесто на кухне маньяка.

Прикрывая нос ладонью, Ульяна вернулась в холл. За следующей дверью оказалась комната экстренного приема родов. Чистое, стерильное помещение разительно отличалось от кабинета и холла. Две кровати‑трансформера, тумбочки, висящий на стене телевизор. Тут даже была ванна джакузи и биде. В углу, спрятанное за ширмой, стояло кресло для родов, увидев которое Ульяна вспомнила, что так и не рассказала мужу о самой главной причине, по которой они тут оказались. Может это и к лучшему, подумалось ей, она еще не готова стать матерью. Может не будет готова никогда. И что? Это ее выбор и пошли все к черту.

В этот момент из погруженного в сумрак изогнутого коридора донесся звон бьющегося стекла.

– Кто там? Эй! – Что это могло быть? Кто‑то пытался бежать или наоборот проникнуть в здание? – Вы можете нам помочь?

Она нерешительно свернула за угол и оказалось возле процедурного кабинета. Изнутри шел хорошо узнаваемый запах спирта.

– Уходите, – раздался из помещения хриплый голос. – Уходите пока они не заметили вас!

Ульяна робко заглянула внутрь.

На крохотном без подлокотников кресле восседал неопрятный мужчина с жирными сальными волосами и редкой бородой. Он прижимал к груди пузырек с прозрачной жидкостью и разглядывал женщину, выпучив блеклые водянистые глаза.

6

Массивная дверь нехотя поддалась и пропустила его в здание администрации. Выход в широкое фойе преградила «вертушка», примыкавшая к пустой кабинке дежурного. Ростислав огляделся, полагая, что мужчина в нарушение устава отошел по нужде. На стуле висела черная куртка с надписью «ОХРАНА» на левой стороне груди. На столе лежала мятая пачка сигарет. Рядом с ней стояла кружка с изображением государственного флага. Дно кружки покрывала бледно‑зеленая плесень.

– Эй! – крикнул Ростислав. – Вы где?

Эхо заметалось по фойе и коридору.

Он перелез через турникет и огляделся. Мраморный пол закрывали вытоптанные неопределенного цвета дорожки. Тусклый свет аварийного освещения лишь немного разгонял тьму. Проход в правый рукав коридора оказался заставлен столами и офисными стульями. Вся эта куча мебели выглядела как импровизированная баррикада.

Ростислав нехотя признал, что поселок выглядел уже не только странно, но и жутко. Ему захотелось забрать жену, выкинуть из машины раненого подростка и как можно скорее свалить отсюда. У него появилось чувство, что тот имеет к происходящему самое непосредственное отношение. После того, как они подобрали его, им на встречу не попалось ни одной машины, затем была странная радиопередача, и вот – пугающий своей заброшенностью поселок.

Вдруг за спиной раздался пронзительный детский смех. Ростислав вздрогнул от испуга. Обернувшись, он успел заметить, как закрылась одна из дверей в другом конце коридора и быстрым шагом направился к ней.

Наконец, хоть кто‑то живой. Пусть пока это мелкие хулиганы, но, если тут есть дети, значит где‑то должны быть и их взрослые родители.

Прочитав надпись на двери – отдел ЗАГС – он толкнул ее и вошел в темное помещение. На стене справа обнаружился выключатель. Под потолком вспыхнул пыльный плафон.

Его глазам предстала небольшая комната. У стены стоял стеллаж с папками. За вертикальными жалюзи на подоконнике стоял цветущий сиреневыми цветами кактус. На столе лежал огромный черный гроссбух и пачка чистых бумажных листов. С фотографии в рамке на него смотрела совсем молодая беременная девушка в простом легком платье. Сидя на качелях, подвешенных к стволам двух гигантских тополей, она бережно обнимала свой большой округлый живот. Тополиный пух огромными снежинками кружился в свете яркого солнца.

Каждая страница гроссбуха была разделена на две колонки – РОЖДЕНИЕ и СМЕРТЬ. Он пробежал взглядом по строчкам. Ничего необычного – просто записи о рождении и смерти жителей. Однако что‑то было не так. И дело было не в том, что последние записи были сделаны странным почерком – большими округлыми буквами с одинаковым идеальным наклоном. И даже не в том, что где‑то на середине у всех умерших жителей стояла и та же дата – 17.07.2013. Ростислав почувствовал, как внутри него все похолодело. Двадцать один год. Все последние умершие умерли точно в двадцать первый день своего рождения.

Из коридора вновь донесся смех. Теперь он расслышал в нем скрытую издевку. Он дернулся, ударившись о стоявший возле стола шкаф. Тот качнулся, его дверца, скрипнув, приоткрылась и из его черного нутра на Ростислава вывалился манекен в черном похоронном костюме.

Окончание здесь