- Тебя не Платоном, тебя куркулем в паспорте написать было надобно, - частенько выговаривала жена.
- Поговори мне тут! Платон замахивался костылем, но больше для острастки. А бывало учил жену, ох учил! По станице резвой козой бежала да по соседям пряталась.
Костыль у Платона самодельный, яблоневого дерева. Сад когда пилил, тады и спроворил. А покупать - ужас как дорого!
Рубашку себе тоже смастерил сам, жена плюнула и отказалась. Костыль, зараза, за дверью припрятала, чтобы не достал. Дверь скрипучая, зараза, а петли смазать - дорого!
Платон, сидя на лавке, расправил ворот обновы. Старый поистрепался, так он от другой рубашки отрезал, к этой пришил. А что теперь, новую покупать? Дорого! А то, что не мужское, не казацкое дело это- за машинкой задницу просиживать, так пусть это те говорят, у ког денег куры не клюют, давятся. У него таких мильонов нету. Да и правду сказать, ежели бы были, то фигу! Так всё растренькать, всё по ветру пустить можно!
Была, была у Платона кубышечка- сберкнижечка, душу грела, но ша, ручки шаловливые от неё убрали! Пусть растет- хорошеет , пусть деньга на ней копится, сердце- душу греет.
Скупердяем был всегда, даже среди казаков, людей не бедных, но прижимистых, выделялся. И, если на общих праздниках, когда всей станицей на улице накрывали столы, ещё как- то держал фасон,дабы не осрамиться, то уж дома!
Машка, жена, тише тени ходила, лишнего куска хлеба взять не могла, также и дети. Хозяин не велит - и точка. А уж ежели кто чего разбил и сломал, для тех в свиной сарайке плеть висела, старая, истрепанная. Новую на ярмарке- то купить дорого!
Всю жизнь Платон любил токмо сберкнижку. Глянешь - сердце радуется, и такие ромашки с розами в душе цветут!
Так его Машка всю жизнь и проходила в платьях перелицованный, а сыны, Сашка и Юрка, рано, ещё в школе, по людям работы искали, чтоб себя да мать прокормить. И всё тишком да молчком, чтобы батя не узнал. Прознает - деньги отберёт. Он глава, он хозяин, ослушаться не моги!
Выросли, в Волгоград укатили. Мамане грошей присылали.
Платон, конечно, видел и кофту на Машке своей новую, и платок в маках красных. Злобой заходился, клюкой яблоневой грозил, да уж силы не те.
Да и какие тут силы! Питался хлебом с пастой томатной, всю пенсию на книжку .
К ним уж и гости заходить перестали. У Платона разговор один - об том, что всё дорого. А сам следит, чтобы гость, упаси боже к стене не прислонился, да обои не пошарпал. Нынче рулон обоев знаете,сколько стоит?! Ужасть как дорого! А про чай - сахар - ни- ни, не вспомнит! Жрать, что ли, сюда пришли или с умным человеком погуторить?
Только стал Платон слабеть. Ясно, дело, восьмой десяток. Тут уж и помирать пора.
Машка, грешным делом, вздохнула облегчённо:" Мож, поживу одна на старости лет, как человек! К внукам в Волгоград съезжу. Пальто справлю."
Похороны - дело сурьезное. Кому доверить, жене? От нее всю жить толку не было: сколько посуды извела, косорукая, сколько грошей зря потратила! Нет уж, сам.
Перво- наперво , место на кладбище. Около родни, конечно, чай не приблуда безродный. Но когда узнал цену места, чуть не помер. Матерным словом рот испоганил, так дорого.
Костюм. Негоже в гробу абы в чем. Похороны - они ж один раз в жизни. Ради такого дела, страшно сказать, в областной центр смотался, денег на дорогу потратил. Тьфу! Тряпье тряпье там в универмаге, а деньжищ стоит!
Гроб - за такие деньги дом построить можно:
- А что ж так дорого? - хмуро поинтересовался Платон у столяра.
- Могу дешевле. Гроб покороче спроворю. А ты дед, как помирать будешь, ноги- то подожми, вот и экономия выйдет , - хохотнул мастер.
Короче, домой Платон вернулся злющий, как пёс цепной. Клюку в угол кинул, хлеб с томатной пастой есть не стал:
- Ну что, купил, чего хотел? - в голосе жены сквозило ехидство, - асли помирать раздумал?
- Раздумал. Дорого.