Мой маленький ребеночек – Полясик, сидючи в прогорклой Москве, в письмах и по телефону взахлеб рыдала и причитала, что эта … такая-сякая Москва её уже достала, что страшно соскучилась, хочет домой и дома у нее 3 основных пункта программы:
1. Алтай
2. Баня
3. Шашлыки
Два последних реализовать оказалось гораздо проще. С Алтаем она выкатила программу, что мы приезжаем через Акташ и Кату-Ярык на базу "Алтын-Туу", там ночуем, и возвращаемся домой, т.к. у нее еще не выполнена программа официальных визитов в ночной бар «Бункер» и протокольных встреч со своими подружками за кружкой крепкого чаю.
Короче, я еду 2000 км в обе стороны, она опускает свои натруженные ладошки в нежные воды Телецкого озера, и утром мы возвращаемся обратно. На что я резонно ей посоветовал съездить с такой содержательной программой на обское водохранилище в 9 км от дома. Там на заплеванном берегу, если разгрести пустые банки и бутылки, то даже можно поставить палатку. Или вызвать по телефону такси и через 10 минут быть дома на родном горшке.
В итоге, она сдалась на милость победителю, и было решено ехать на Семинский перевал, 580 км от дома, забираться покуда можно, ночевать две ночи и возвращаться. Собрались и поехали. У Юры Лукьянова, моего старинного приятеля и профессора алтайской охоты и рыбалки, получили недостающие шмотки и подробные инструкции куда лезть, а куда не надо и покатили дальше. Самый конец мая. 30 или 31 число, 2005 год.
На перевале свернули налево с асфальта и полезли в сторону горы Сарлык. Что в переводе с алтайского - як. Гора и вправду похожа на пасущегося яка с опущенной головой. Там, под горой когда-то в советские времена была РЛС (радиолокационная станция для дальнего обнаружения самолетов противника с южных направлений). Потом станцию забросили, и от нее осталась только куча мусора, да мины для машин из обрывков колючей проволоки.
К Сарлыку можно подъехать только по развалинам этой станции, а она расположена посередине верхового болота на высоте чуть выше 2000 метров. Верховое болото - это ложбина между двумя, даже не хребтами, а склонами долины, где за много веков образовался из прелой травы мощный слой торфа. Этот торф выступает в качестве огромного естественного фильтра и губки. Оно, болото, впитывает за зиму и весну столько талой воды, что ее хватает на всё жаркое лето до осенних дождей. Вода вытекает изумительно чистая, вкусная и страшно полезная, т.к. настаивается на горных травах и кореньях, и кроме самого торфа, фильтруется еще и кварцевым песком под ним. Короче, хляби небесные.
Поднялись до РЛС. Сетка нарезанных в торфе следов, где буксовало много машин сборщиков цветного металла от "графских" развалин, исчертила все склоны. Местами торчит ржавая колючка, которая протыкает колеса машины запросто. Пытаемся пробиться в сторону Сарлыка. Буксуем страшно, что c нашим «Toyota Land Cruiser» BJ-70 случается крайне редко. Трехдверный джип зверски вгрызается во всё, что попадает ему под огромные колеса и щерится механической лебёдкой с 50-метровым стальным тросом на переднем бампере. Но лебедиться тут не за что.
Походили ножками, сделали разведку, и что-то обоим расхотелось рвать машинку дальше в гору. Тем паче, что не везде еще растаял снег, пасмурно и сыро, выше еще холоднее, а перед нами долго шли дожди. Разворачиваемся и под горку спускаемся немного вправо до небольшого кряжа, где начинается вековой кедрач. (На фотках я шагаю под этими деревьями, а стоянку мы потом поставили под этим кряжем).
Спустились по чьим-то старым следам. Место в принципе неплохое, защищено с севера этими скалками, но нам для стоянки надо воду. Родник или ручей. Не хочется копать болото. В поисках воды заезжаем в кедрач и начинаем спускаться дальше. Пошел мелкий моросящий дождь. Трава под колесьями враз замыливается и протектор, забитый ботвой и грязью, уже не держит.
Заезжаем по склону вниз в валежник и чащу. Находим какой-то хилый родничок. Места для табора нет, корни кедрача сплошь покрывают землю, крутой склон. Дождь усиливается. Мудро решаю возвращаться по своим следам, пока их совсем не размыло. Едва разворачиваюсь. И всё. Протектор колес забит жирной землей, они даже на пониженной передаче, крутятся исправно, но не едут.
Разматываю лебедку и спрашиваю Польку, умеет ли она лебедиться? На что, страшно обидевшись, ребенок отвечает, что на полигоне «Шлюмберже» на буровых задрипанной Оклахомы она была первым винчменом (винч по-аглицки, это лебедка, а мен – почти что - вумен). И под сильным дождем мечется от дерева к дереву с тросом в промокшей куртке и резиновых скользких сапогах. Так мы около километра и часа за два выбираемся вверх по крутяку. Относительно ровный, но крутой, подъем. Прямо вверх машина ни за что не идет. Разгоняюсь вдоль склона, и, как настоящему яхтсмену, ходом несколько раз удается менять галсы и разворачиваться. Из дома мы выехали в 4 утра и кроме жареных яиц у Юры на завтрак ничего не ели. А времечко уже далеко за полдень и пора бы ставить палатку. Возвращаемся таки под гряду. Нахожу потеки по скале с верхних снегов и чуть ниже почти нормальную воду.
Таборимся. Палатку обкладываем и придавливаем по низу на всякий случай камнями, вдруг ночью будет сильный ветер. Развожу из сырых дров костер на ржавом листе брошенного кем-то металла, жарим шашлык под дождем, отмечаем прибытие на Алтай баллантайном. (Баллантайн – в узком кругу широко известная марка шотландского виски, а на нашем диалекте – отличный самогон). Перед нами гора Сарлык во всем своем "великолепии". Верх скрыт в мокром облаке, по лысым бокам разбросаны проплешины грязного снега. Полазили вокруг по склонам и снегу, пофотографировали. Природа не радует, она истекает холодным потом дождя и запоздалым вечерним туманом. Но, устали сильно, да и темнеет быстро. Заползаем в палатку. Я на надувном матраце, Ребеночек придвинула рядом пенку и залезла в легкий синтепоновый спальник. Расстегиваю свой, пуховый одеялом и накрываю нас обоих.
Ночью около 0 с дождем и ветром. Под кряжем в 10 метрах от палатки лежит снег, и будет там лежать еще долго. Моя маленькая девочка мерзнет и подкатывается во сне ко мне. Пенка из-под нее выскальзывает, и она спит практически на голой холодной земле, не считая дна палатки и тонкого синтепона. Я на голом надувном матрасе стучу зубами и пытаюсь по очереди накрыть сползающим пуховиком то Польку, то себя.
Утром не просто разбитые, а замерзшие, в соплях, не выспавшиеся с ломотой в суставах выползаем на свет божий к костру. Горячий чай помогает проснуться. Добиваем остатки шашлыка. Загорать очень не хочется. Гулять, что-то тоже. Болото - уже не губка, а губка притопленная в тазу. Мне это перестает нравится. Чтобы выехать обратно к каменистой дороге, нам надо подняться по открытой местности без каких-нибудь деревьев или камней, за которые можно закрепить трос лебедки. Предлагаю сворачиваться и выбираться поближе к хорошей дороге и там ночевать второй раз. Свернули лагерь. Полезли вверх.
Колеса режут верхний слой дёрна, под ним полужидкий торф. Поднялись почти до половины подъема и сели даже не на мосты, а просто на брюхо. Всё. Приехали. До верха, где появляется каменистая дорога, еще километра полтора в гору. Ближайшие чахлые сосенки в метр высотой - около 800 метров. Рубим карликовую березку по щиколотку высотой, пытаемся подложить под колеса - бесполезно. Начинаю домкратить, чтобы задрать машину и насовать в колею палки и камни - домкрат вместе с доской под ним легко уходит в торф.
Оглядываемся в бинокль и видим наверху один Луазик. Под Сарлыком далёко - второй. Для тех, кто не знает: ЛУАЗ, в простонародье – «рюкзак», микроджип, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Т.е. с бешеной проходимостью, легчайшим весом и полным отсутствием какого-либо комфорта. Второй «рюкзак» поелозил вдалеке по болоту и влип окончательно. Верхний автомобиль попытался маневрировать и тоже затих. Пошел к нему. Пока шел как журавель по болоту, высоко задирая ноги, смотрел, как два парня, вытащили нехитрый скарб и ржавые трофеи из машины. Переставили руками сначала перед машины, на другое место, потом зад, покидали всё назад и поехали. Помахал, дождались.
Большие машины сюда поднимаются только осенью за кедровым орехом. А луазик раза в 3-4 легче крузера и конечно его не потянет. Ребята мне посочувствовали и посоветовали пешком добираться 6-7 километров до дорожной службы на Семинском перевале. А время приближалось к обеду.
В зоне прямой видимости вышка МТС, на горе за спортивной базой. Звоню по телефону Юре Лукьянову. Он советует тоже искать у дорожников трактор. Денюжки остались в машине, поэтому возвращаюсь к Полине, забираю бумажник, теплую куртку и объясняю, что собираюсь делать. По подсказанным Юрой телефонам пытаюсь дозвониться до дорожников. Обеденный перерыв и … непонятливая секретарша. Хотел написать, что тупая, но постеснялся. Вряд ли ей часто звонят с горы Сарлык и просят прислать трактор. Кто из нас двоих больше идиот, нас рассудит время.
Пошел. Под гору, но по болоту. Очень скоро понял, что с теплой курткой я погорячился. Пот заливал глаза и вымочил насквозь всю спину. У Польки, оставшейся в машине, тоже телефон, на котором заканчиваются деньги. У моего телефона на последнем издыхании аккумулятор. Ребенку скучно, а мне боязно, что окажусь без связи. Поэтому вежливо рявкаю на испуганное дитё, и она затихает. Примерно через час открылось долгожданное второе дыхание, т.к. первое сдохло сразу.
Экономист с высшим образованием вступил в неравную схватку со страшным зверем, именуемым в нашем народе «жабой» и пытается в моем мозгу произвести расчеты предполагаемых затрат. В наличии, на всё про всё, чуть больше 2000 рублей. Солярки до Маймы хватит. А там я смогу перехватить денег у Юры. Прикидываю и полагаю, что 500 рублей хватит для спасательной экспедиции. Примерно с интервалом в полчаса сумма предполагаемого вознаграждения растет с шагом в полтысячи рублей. Когда я вышел на финишную прямую и увидел обелиск, посвященный воссоединению Великого Алтая с Горной Россией, то прикинул, что если к 2000 рублей добавить еще отличный новый бинокль, то мои потери в живой силе и технике сведутся к минимуму.
Асфальт! Такое же чувство, я уверен, испытал всем знакомый Робинзон Крузо, когда увидел на горизонте паруса, после 18 лет одиночества. Угрюмый дождик сменился красивым мокрым снегом с приличным ветром. По федеральной трассе М-52 бодро бежал грейдер. Меня переехать он не смог, пришлось притормозить. Водила объяснил, где искать трактор и я устремился … быстрее лани – это прозвучит нескромно. Короче, со всей своей возможной скоростью.
Перед полуразвалившейся избушкой на обочине дороги стояли два трелёвочника и один трактор. Это бодрило. Техническое состояние перечисленного автопарка видно было невооруженным глазом. И Отчаяние, с полным улыбающимся ртом здоровенных гвоздей, со всего маху заколотило по крышке какой-то конструкции, отдаленно напоминающей гроб. В избушке два юноши лет под тридцать каждый, прилично одетые в резиновые сапоги и нарядные китайские куртки, заканчивали переодеваться и прихорашиваться. Времени было часа два по полудни. Разрывая тельняшку на груди, я объяснил спасителям цель своего визита.
«Неееее!...», дружно и хором запричитали они. Мы, мол, закончили трудовую неделю и собираемся в стольный город, т.е. райцентр Шебалино, для употребления культурного досуга. На традиционный вопрос «А, сколько дашь?», житейский опыт, посовещавшись с внутренним голосом, хитро ответил: «А сколько надо?». Мучительные умственные расчеты избороздили тяжелыми морщинами чело самого опытного и самого хитрого механизатора. По шевелению губ и прищуренному глазу я понял, что и бинокля не хватит.
- 500 рублей!
С трудом попытался изобразить на своем лице муки жадности и слабо начал торговаться. Потом скорее согласился, пока они не передумали.
- Идёт! Ударили по рукам и шустрый начал переобуваться в рабочую обувь. Опять же резиновые сапоги, но уже без блеска и повыше. Мне объяснили, что «Серёга» таскает лес-горелик на вырубах. Сейчас за ним быстренько сбегают и он нас вытащит. Но! Зобнув «Примой» пару раз и взглянув на меня прищуренным оценивающим взором, Шустрик, посовещавшись сам с собой, сказал, что это будет стоить дороже на 100 рублей. Т.к. ему идти на выруба далёко. Вздохнув прискорбно, мол, без ножа режете, я согласился. Коротая время в ожидании, я послушал, что «бизнесмены» скупили склон рядом с существующей базой и горнолыжной трассой. А чтобы вековой реликтовый кедрач им не мешал, пустили пал и выжгли весь склон. Вот они сейчас и вывозят стволы тех кедров и продают их местным аборигенам на дрова. Т.к. зарплаты им не платят. Знакомая «веселая» история…
Ходок вернулся быстро, минут через сорок. Сказал, что Серега уже едет. Но! Сереге тоже надо заплатить. Само собой! Короче, им каждому по 300 и 200 рублей Сереге.
- Хорошо. Я выдохнул слезу и скорбь. Но!
- У тебя крузер на соляре?
-Да.
- И канистру солярки, т.к. трактору не хватит солярки вернуться с горы. А заправщик будет только в понедельник. Куда прикажете деваться? Я согласился. Бинокль был спасен, и половина денег уцелела.
Еще через полчаса пригрохотал Серёга. Т.к. предстояла поездка по камням, он захватил запасной трак, два «пальца» (железные штыри, чем соединяются траки на гусенице) и был готов. Пока он собирался, его «менеджеры» втихую получили от меня 600 рублёв и смылись, даже не пожелав нам с Серёгой счастливого пути.
Летний снег падал на землю и тут же таял. Это успокаивало – каменистую колею было видно. Как и лицо Серёги – нормальное лицо российского трудяги.
Нескромный вопрос, если позволите? Вы ездили когда-нибудь по горам на гусеничном тракторе ДТ-75? Если нет, мой вам совет: и никогда не ездите! Жмыходробилка – это Кадиллак по сравнению с этим достойным аппаратом. Одна дверь не закрывалась, а вторая просто отсутствовала. Зато так легче было наблюдать, мне за левой, Сереге за правой гусеницей, а точнее, за выпадающими из траков, "пальцами". Мокрый, снаружи от дождя и снега, а изнутри от пота, пуховик отказывался греть бесповоротно. От чего я сильнее клацал зубами как затвором автомата, от тряски или от холода – так и не понял. Позвонил Юра и сказал, что они с тестем беспокоятся, как у меня дела и может быть уже пора им выезжать мне на подмогу. Я доложил о достигнутых успехах. Юра скромно попросил, что хватит придуряться, они топят баню, и от Семинского до них 2 часа ходу. А стол накрыт уже. Как накрывает Оля, Юрина жена, стол – надо рассказывать отдельно и в другом месте. И обязательно не натощак. От утреннего чая и высокогорья у меня закружилась… нет, не голова. Пустой желудок пытался оторваться и убежать навсегда от дикой тряски. Меня спасало, что Серега вместе с телогрейкой был 44 размера, и нам почти хватало места в кабине звездолета.
Все, поди, читали сказки Пушкина? Теперь представьте царевну и царевича в бочонке. Царевич – это я. Колени не доставали до ушей, но больно били по подбородку. Запасной трак, пальцы к нему и инструмент такого же калибра, а именно 8-килограммовая кувалдочка и небольшой ломик, скакали и елозили под ногами. Серега сидел на стареньком сиденье. Я же на металлическом ящике с самым необходимым тракторным скарбом. От чего меня сильней трясло: от холода или от мягкой подвески нашего «Кадиллака» сообразить было невозможно. Пешком я спускался два с половиной часа, а поднимались мы на тракторе всего за полтора! Сарлык из-за снегопада уже не видно было. На последнем издыхании аккумулятора я сообщил дочурке радостную весть.
И вот он, крузер! Точнее, его крыша. Только не подумайте, что он утоп по крышу. Из-за склона он появлялся медленно, как настоящий крейсер на горизонте.
- Не заводи, не мешай. Серёга был немногословен. Да и говорить в таком «салоне» было очень сложно. Кроме лязга гусениц и грохота кабины, мотор ревел, как самолетный. Без всякой колеи, по целине, Серега подрулил к моей машинке, зацепил тросом, фыркнул солярным перегаром и без напряга затащил нас на гребень, к разбитой, но каменной дороге. Я ополовинил топливный бак, сцедил кастрюлькой, сколько мог. Пока спасатель наш не сказал, что хватит. Вручил ему гонорар – две сотни и не утерпел, еще бутылку водки. Мне было обидно за Серегу. Он один работал, а получил гораздо меньше всех. Мы расстались, довольные друг другом.
У выезда на трассу, на пяточке где торгуют коробейники, кучковались желающие уехать в Шебалино. Всё ж таки пятница, конец рабочей недели. Среди народа я увидел обоих наших «менеджеров», радостно плескавших нам руками. Они уже пару часов на очень свежем воздухе и ветре ждали попутки. Ребенок, с несвойственным ей злорадством, предложил подвести их до райцентра за 300 рублей с каждого. Но, я не стал останавливаться, на радостях простил их и также весело, как и они помахал им на прощанье ручкой. Мол, «свои».
У нас остался день в запасе. Я рассказал Полине про приглашение Лукьянова и предложил затабориться на ночь на берегу реки Семы, повыше Шебалино. Она же так хотела алтайского экстрима! Но, к сожалению, ребенок весь в меня. А может, к счастью?
Не помню точно, но кажется, до бани мы так и не добрались, согретые гостеприимством, тостами Юры, вкуснятиной Оли, теплом, уютом.
Сказать, что спали с Полькой как убитые – это соврать самым наглым образом! Убитые и прочие мертвецы, тряслись, лязгая зубами, в своих ДТ-75. А мы же СПАЛИ! Без задних ног и без передних. Мы спали сытые, счастливые, в тепле. И снился нам Алтай, Сарлык, Семинский перевал…
Он нам и сейчас порою снится.
Друзья! Если вам нравится то, что я пишу и фотографирую (только грязными тапками не швыряйте!), можете помочь автору материально. Потому как "монетизация" Дзена - это уже не слезы, а воспоминания о них. Вот номер моей карты Сбера: 2202 2063 7801 0149. Буду рад и признателен любой копеечке.
