Дед Василий все блокадные годы прожил в родном городе, в старом, дореволюционной постройки доме - недалеко от Обводного канала. Ему было всего семь лет, когда вокруг города замкнулись железные тиски фашистской блокады, а старшему брату было девять. Отец воевал на фронте, маленький Вася жил вместе с мамой, бабушкой и братом Алешей.
Война глухо доносилась до сознания мальчика, как и разрывы тяжелых снарядов - фронт был уже не так далеко. Вася слышал, как взрослые говорили между собой: "Бои идут на Дальней рогатке".... Уж потом, повзрослев, он узнает, что это были Пулковские высоты. Потом шепотом произносили: "Немец на Средней рогатке". После этого бабушка уже не ездила на работу, так как трамваи дальше не ходили: это уже была линия фронта.
Однажды бабушка пришла и объявила, что с хлебом стало плохо и при этом тяжело вздохнула и с какой-то горечью посмотрела на внуков. Мама ходила на работу, это было совсем недалеко - Бадаевские склады, ночью она дежурила с женщинами - лазали на крыши, сбрасывали оттуда зажигательные бомбы, тушили.
В какой-то день мальчики проснулись от зарева, закрывшего полнеба - горели Бадаевские склады. Они с интересом наблюдали как огонь весело плясал над верхушками деревьев, как звенели пожарные машины, которые одна за другой ехали к пожарищу. Бабушка тихо молилась и крестилась в углу....
Утром пришла мама, вся перепачканная сажей, она устало опустилась на стул и потом уснула.
В руках она держала сверток, который, упал и издал звук, как будто упал кирпич. Это был кусок расплавленного сахара... Весь запас продуктов на складах сгорел, огонь был таким сильным, что сахар плавился и превращался в обугленные куски.
Осенью нормы хлеба стали урезать. Продукты в огромный город завозили мало, Ленинград находился в полной блокаде.
Нестерпимо хотелось есть, это чувство голода невозможно было унять. Мама нашла работу в госпитале и стирала белье за ранеными, бабушка как иждивенка получала свои 250 граммов хлеба.
И вот наступил тот страшный день, когда хлеба давали совсем немного - 125 граммов. Бабушка совсем похудела, мама еле ходила на работу, иногда она приносила свекольный жмых, его варили и ели. Было очень холодно, истопили всю мебель, дровяной склад во дворе разобрали на растопку, пошли в ход деревья.
Голодными глазами смотрели дети на взрослых, а они понемногу отрывали крохи для двух братьев. Алеша не выдерживал - и как волчонок бросался на свой кусок хлеба и в мгновение ока проглатывал его, потом из темного угла блестели его голодные, почти сумасшедшие глаза. Бабушка просила внука не сразу съедать свой хлеб, а по кусочкам, с большими перерывами. Однажды он не проснулся, младший брат видел, как Алешу уносили, завернув в отцовское пальто.
"Теперь моя очередь" - прошептала бабушка и с того дня она почти перестала есть и всё откладывала жалкие кусочки от своего пайка оставшемуся внуку. Вася не съедал всю порцию, он терпел до полудня, чтоб сжевать кусок ржаного хлеба, который сладким комочком шел по пищеводу к желудку, где еще теплилась жизнь. Оказывается при голоде, желудок важнее, чем сердце и даже мозг. Желудок чувствует, желудок скрючивается от боли, желудок плачет - он хочет есть. Он же и поддерживает организм, не дает угаснуть огонечку жизни.
Но смерть берет не по очереди. Внезапно умерла мама, она шла из госпиталя и упала посередине улицы и не встала.... На подоконнике бабушка нашла пять кусочков хлеба, оставленных сыну. Все пять кусочков ржаного хлеба бабушка разделила на 10 частей, внук должен был съесть их в два приема, и ему хватило бы еще на 5-6 дней. Ей столько не прожить, и она это понимала.
Когда бабушка умерла, маленький Вася, завернувшись в мамину шубу, лежал в дальней комнатке и понемногу отколупывал по кусочку и долго катал во рту комочек теста и проглатывал. И вот пришел тот день, когда в кармане маминой шубы не осталось ни одной крошки. Мальчик лежал и смотрел в потолок, сил подняться не было. Немного приподняв голову, он видел мертвую бабушку, лежащую на полу в коридоре.
Мальчик не понимал, что такое смерть, он и объяснить не мог что это. Но твердо знал, что брат Алеша, бабушка и мама никогда не подойдут к нему. Есть уже не хотелось, голод притупился, и он уснул легко и спокойно. Во сне увидел собачку Зазу, которая до войны вперегонки носилась с детьми и жила за дровяником. Бабушка говорила, что кто-то съел её, разве можно съесть собачку? Нет, она живая и вот лижет его лицо теплым, шершавым языком....
Очнулся он, когда его несли к полуторке, женщина в солдатской шапке сказала передавая его шоферу: "он один выжил, больше там никого нет, из соседнего дома троих нашли. Везите к катерам".
Ночью на барже Васю и еще сотню ребят вывезли на барже через Ладожское озеро на "Большую землю".
До победного дня мальчик жил в Казахстане в детском доме, потом в 1947 году его найдет родной дядя и привезет в родной Ленинград.
С 16 лет он начнет работать на стройке, затем устроился работать на завод, в котором лили монументы и скульптуры, Василий Иванович до пенсии работал в этом прославленном коллективе.
О блокаде он рассказывал мало. Но блокада напоминала о себе....
Он женился по большой любви на девушке из г. Чудово Новгородской области, и у него родилось двое дочерей - Таня и Марина. Жил он так же в коммунальной квартире, недалеко от Обводного канала и часто ходил мимо Бадаевских складов,он отчетливо помнил, как огонь отсвечивал в глазах его брата, когда он наблюдал за пожаром.
В коммуналке было три комнаты: семья Василия Ивановича и деда Мирона, который жил в третьей комнате. Работал сосед в трамвайном парке, был тихим и смирным человеком, никогда не ругался с соседями, приходил с работы и запирался у себя в комнате. Иногда по праздникам сидели на кухне, пили чай с пирогами, только дед Мирон минут через десять вставал, извинялся и уходил.
Однажды он долго не выходил из комнаты. Обеспокоенные соседи вызвали "скорую помощь", милицию и работников жилконторы, было решено вскрыть комнату. Дверь как-то открыли. Сосед тихо умер, как и жил. Его похоронили.
Третью комнату отдали семье Василия Ивановича: четверо человек, двое детей.
У деда Мирона никого не было из родных, поэтому его вещи просто отдали коммунальщикам, кроме кровати и шкафа у соседа оказалось с десяток сундуков. Когда их открыли, то обомлевшие соседи, работники жилконторы и участковый милиционер увидели... сухари. Ими были доверху набиты все сундуки, мало того сухарями был полон шкаф. Сухари были везде - на подоконниках, под кроватью, вязанки сухарей висели в полотняных мешках....
Дед Мирон пережил блокаду ребенком как Василий Иванович, также выжил и был вывезен в Краснодарский край, но и туда война придет и детей эвакуируют в другой район страны. Он всю свою жизнь боялся, что наступит время - как блокада и копил сухари.
После того, как убрали сухари, Василий Иванович, сам уже дед, долго стоял возле окна и сжимал в руке кусочек хлеба, как осенью 1941 года.
Ночью ему приснился сон: брат Алеша тряс его и радость плескалась в его глазах, он кричал ему в ухо: "Смотри, Вася, сколько у нас хлеба!". Комната была завалена сухарями
