80 лет назад, 27 января 1944 года, был полностью освобожден от фашистской блокады город-герой Ленинград. Блокада, длившаяся почти 900 дней, унесла жизни, по разным оценкам, от 660 тысяч до миллиона горожан. Большинство из них погибло от голода. За прошедшие годы о Ленинградской блокаде было написано немало книг (так, список литературы к выставке «Был город-фронт, была блокада», которая сейчас проходит в библиотеке им. В. Г. Белинского, насчитывает 111 изданий!). Однако до сих пор важнейшим произведением на эту тему является «Блокадная книга». О ней мы сегодня и расскажем.
История создания «Блокадной книги»
Идея создания «Блокадной книги» - книги воспоминаний блокадников - пришла, как ни странно, не ленинградцу, а белорусскому писателю Алесю Адамовичу. Он к тому времени создал подобное произведение – «Я из огненной деревни…» – сборник документальных воспоминаний жителей белорусских деревень, переживших войну. В соавторы Адамович позвал писателя Даниила Гранина. Кроме того, что Гранин был коренным ленинградцем, он еще и всю блокаду провел в окопах на Ленинградском фронте. В город военные ходили редко и неохотно – знали, что там творится страшное, да и не было сил – сами страдали от недоедания. Гранин отказался от предложения Адамовича:
«Считал, что про блокаду все известно. Видел фильм «Балтийское небо», читал какие-то рассказы, книги, стихи. Ну что такое блокада? Ну, голод; ну, обстрел; ну, бомбежка; ну, разрушенные дома».
И все же Адамович уговорил друга поехать к одной блокаднице, послушать ее рассказ. Потом к другой. И тут Гранин понял, что на самом деле ничего не знал о блокадной жизни.
«К тому времени существовал устоявшийся идеологизированный образ блокады как героического подвига ленинградцев, которые, несмотря на 900 дней голода, холода, обстрелов, не сдали город, отстояли»
Официальная картина делала упор на заслуги Ленинградского фронта, на работу военной промышленности, а про нечеловеческие страдания, которые выпали на долю горожан старались не упоминать. Между тем, подвиг Ленинграда именно в том и состоял, что ежедневно люди – каждый по-своему – старались выжить, спасали других, сопротивлялись смерти до последнего.
Гранин согласился стать соавтором книги, и писатели начали работу. В 70-е годы живы были многие прошедшие через блокаду – причем часто знакомые друг с другом: родственники, соседи, сослуживцы. Блокадники «передавали» авторов друг другу. Писатели ходили из дома в дом, из квартиры в квартиру, выслушивали, записывали на магнитофон рассказы. И вот что удивительно: несмотря на общие тяжелые условия (все стояли в очередях за той же пайкой, испытывали тот же холод), каждый блокадник рассказывал что-то «свое», личный опыт был у каждого уникальный: «люди и голодали по-разному, и умирали по-разному».
«Истории не повторялись, у каждого было свое. Перед нами раскрывались семейные трагедии, как боролись за жизнь внутри семьи, как добывали воду (водопровод ведь не работал), дрова, хлеб, как использовали то, что было в доме, - муку, клей, потом стали ловить кошек, собак. Голод менял человека… Трудно было сохранить любовь, достоинство. (…) Нам отвечали неохотно. Не хотелось вспоминать пережитые ужасы. И все же рассказывали. Не было случая, чтобы отказались. Была потребность освободиться от запрятанных даже от себя воспоминаний. Плакали, вспоминая; дети, соседи окружали рассказчика, они не представляли себе, как все это было, как их спасала родная мать».
Так было собрано примерно двести рассказов. И встал вопрос: что делать с этим материалом дальше? Выпустить обычный сборник воспоминаний было бы унижением доверившихся им людей. Авторы решили написать художественную книгу, своего рода роман, с сюжетом, идеей, «сверхзадачей».
Книга о силе духа
В «Блокадной книге» множество историй – но они не следуют друг за другом, а перекликаются. Вот вспоминает одна блокадница про «времянку», как поставили ее в первый раз, выменяв на хлеб (или отыскав на чердаке «буржуйку», которая пылилась там с революционных времен) – и тут же «подхватывают» ее рассказ другие – о том, как топили мебелью и паркетом. О том, как часами стояли в очередях за драгоценными пайками (рабочими, детскими и самыми катастрофическими, практически смертными – «иждивенческими», по 125 грамм). Как варили столярный клей. Как выкапывали и ели на пепелище Бадаевских складов сладкую жирную землю (пропитавшуюся расплавленным сахаром). Как шли, практически ползли за водой по Неве к проруби. Как падали и поднимались. Как работали в морозном цеху (на улице -40, в здании -25). Как лежали без сил в холодной темной квартире, и только по радио еще слышали человеческие голоса… Самую тяжелую голодную и холодную зиму 1941-42 гг. пережили немногие, а из выживших почти все потеряли родных, близких, друзей. Истории «Блокадной книги» - страшные, но написаны они спокойно, без надрыва.
«Свою авторскую задачу и роль мы видели в том, чтобы дать ленинградцам возможность встретиться друг с другом на страницах нашей работы, в главах блокадной книги».
Авторы не только дали возможность блокадникам выговориться, вспомнить страшный опыт войны и тем освободиться от него – но и поговорить друг с другом. Этот общий (пусть и заочный) разговор понимающих друг друга людей очень чувствуется на протяжении всей первой части книги. Названия глав говорят сами за себя – это те темы, которые живо волновали ленинградцев: «Блокадный быт», «На работе», «Братья меньшие», «Ленинградские дети» и др. Авторы попытались показать жизнь блокадников всесторонне: горожане не только голодали и умирали, не только преодолевали страдания, но и действовали: работали, помогали воевать, спасали и обслуживали других. Несмотря на то, что к концу 1942 года в городе не осталось ни одного животного, в ленинградском зоопарке истощенные работники продолжали заботиться о своих питомцах (фантастическую историю долгожительницы бегемотихи Красавицы, наверное, помнят все).
Другие характерные названия глав «Блокадной книги»: «Чем люди живы?», «Пределы человеческие», «На что опиралась душа», «Остаться человеком». «У каждого был свой спаситель» - эту фразу сказала одна блокадница, и по ней названа целая глава в книге, здесь люди вспоминают о том, как в трудную минуту они получали неожиданную помощь: одного подняли на улице, когда он упал без сил; другому вернули утерянную карточку или помогли донести ведро воды; третий поделился последним; кому-то помогли устроиться на работу, которая спасла жизнь, или в стационар. Кто-то нашел в себе силы сказать ободряющее слово. Вот уж действительно, как верно подмечают авторы: «спасались, спасая». Одно из самых поразительных явлений блокадного Ленинграда – сила духа, которая помогала людям в катастрофических условиях, на пороге смерти показывать примеры человечности, милосердия, благородства.
Если первая часть «Блокадная книги» как бы обобщает опыт блокады десятками перекликающихся воспоминаний, то во второй части авторы сосредоточились на судьбах трех типичных блокадников: мужчины, женщины с двумя маленькими детьми и юноши. Вторая часть написана по материалам трех дневников: историка и директора архива Академии наук СССР Георгия Алексеевича Князева (он вел ежедневный дневник блокады), молодой женщины Лидии Георгиевны Охапкиной, матери двух маленьких детей (она записала свои воспоминания сразу после войны) и 16-летнего Юры Рябинкина (он писал с начала войны до своей смерти). Каждый из них проходит все этапы страданий от холода и голода зимой 41-42 гг. Особенно поражают записи Юры, умного и талантливого мальчика, который откровенно и отчаянно описывает свое ухудшающееся физиологическое и душевное состояние («Я осознал цену хлебной крошки, которые подбирал пальцем по столу» - пишет он в последние дни). Дневник Юры Рябинкина часто сравнивают с дневником Анны Франк: Юра тоже погиб от фашистов, но не в лагере, а в своей квартире. От голода.
О пище духовной
Не только Юра – дневники вели многие ленинградцы. Записывали свои переживания, мысли. Писали стихи. В «Блокадной книге» собрано немало удивительных примеров восприимчивости к искусству, культуре.
«Казалось, хлеб, прежде всего хлеб, ну еще вода и тепло! И все говорили и думали, что все желания сосредоточились только на этом, на самом насущном. Ничего другого. Так ведь нет. В иссушенном организме душа, страдающая и униженная голодом, тоже искала себе пищи. Жизнь духа продолжалась. Человек порой сам себе удивлялся, своей восприимчивости к слову, музыке, театру. Стихи стали нужны. Стихи, песни, которые помогали верить, что не бесполезны и не тщетны его муки беспредельные. И еще многое нужно, просто необходимо было ленинградцу»
По воспоминаниям поэтессы Ольги Берггольц, проработавшей всю блокаду в радиокомитете, никогда и нигде так не слушали стихов, как в голодном Ленинграде. «Бессмертным свидетельством величия духа ленинградцев останется эта деталь первой блокадной зимы – способность в таком кошмаре, среди таких физических и нравственных терзаний отзываться на поэзию, на искусство» - пишет Берггольц в своей книге «Говорит Ленинград». Музыку по радио в те страшные зимние дни 1941-42 года не передавали, зато много читали – артисты, писатели, поэты, их голоса поддерживали ленинградцев в самые тяжелые времена.
Музыку услышали они в августе 1942 года, когда в городской Филармонии состоялось легендарное исполнение 7-й симфонии Дмитрия Шостаковича («Ленинградской»).
Весной из Москвы в Ленинград привезли партитуру симфонии – ее очень ждали, но взяв в руки, поняли, что оркестр радиокомитета ее не вытянет: нужно было не меньше ста музыкантов, а осталось в живых только пятнадцать. Музыкантов стали собирать по всему городу – все они были крайне истощены и первое время их усиленно кормили. Музыканты приехали также из фронтовых оркестров. И вот 9 августа 1942 года после долгого запустения ярко, празднично озарился белоколонный зал Филармонии и до отказа наполнился ленинградцами. Вот как это событие описывает Ольга Берггольц:
«За дирижерский пульт встал Карл Ильич Элиасберг, - он был во фраке, в самом настоящем фраке, как и полагается дирижеру, и фрак висел на нем, как на вешалке, - так исхудал он за зиму… Мгновение полной тишины, и вот – началась музыка. И мы с первых тактов узнали в ней себя и весь свой путь, всю уже тогда легендарную эпопею Ленинграда: и наступающую на нас страшную, беспощадную, враждебную силу, и наше вызывающее сопротивление ей, и нашу скорбь, и мечту о светлом мире, и нашу несомненную грядущую победу. И мы, не плакавшие над погибающими близкими людьми зимой, сейчас не могли и не хотели сдерживать отрадных, беззвучных, горючих слез, и мы не стыдились их…» (по книге «Говорит Ленинград»)
Почему нужно прочитать «Блокадную книгу»
Конечно, «Блокадная книга» - чтение невероятно тяжелое. Чтение, от которого по-настоящему можно заболеть (что и произошло с авторами в процессе подготовки книги). Потому что невозможно представить те ужасающие страдания, которые выпали на долю ленинградцев: их бомбили, обстреливали, мучали невыносимым голодом и холодом (зимой 41-42-го года не было отопления, а морозы начались в ноябре и доходили до -40 градусов). Люди страдали от грязи и вшей, болезней, истощения, слабости. Еще страшнее были нравственные муки – многим довелось стать свидетелями мучительной гибели близких (детей, родителей, жен и мужей). Разве можно было в этих условиях выжить и остаться человеком? Кроме примеров силы духа и благородства знал блокадный Ленинград и немало примеров мародерства, злоупотребления с карточками, грабежей, жестокости и одичания, людоедства. Как пишет Даниил Гранин в предисловии, цензура, конечно, многое вырезала из текста и первые издания «Блокадной книги» вышли с существенными купюрами (например, были сочтены «порнографией» рассказы о первой открытой бане, куда ходили вместе женщины и мужчины, по талонам – они были столь истощены, что почти не отличались друг от друга: «Мы доказывали, что это как раз было свидетельством человеческого целомудрия, братства»), но и сами авторы не все рассказанное блокадниками готовы были включить в книгу.
«мы столкнулись со столь страшными рассказами, - даже сегодня, сейчас не все можно рассказать. Мы, конечно, записывали, но это было невыносимо. И эту невыносимость, этот натурализм жизни блокадной преподносить читателю невозможно, есть какие-то пределы и в литературе»
Уже в 90-е Гранин включил в книгу две запрещенные цензурой главы – о каннибализме (тема раскрыта деликатно, без натурализма) и о Ленинградском деле, которое, по сути, растоптало, уничтожило великую жертву, принесенную городом во время Великой Отечественной войны.
«Блокадная книга» отличается от исторических или социологических исследований. Несмотря на документальный материал, это книга художественная, потому что ее сила не в раскрытии неизвестных фактов (авторы не смакуют страшные подробности блокадного быта), а в серьезных этических вопросах, которые читатель невольно задает себе. Задавали эти вопросы себе и авторы.
«Книга эта была для нас цепью открытий. – признается Даниил Гранин в предисловии. - Мы увидели, что люди во время блокады относились друг к другу гораздо сердечно, гуманно и милосердно, чем в конце семидесятых годов. Что ныне происходит процесс дегуманизации людей, очерствения, бессердечия; блокада в этом смысле пример того, как в тех страшных условиях люди не позволяли себе эгоизма, который позволяли себе и в семидесятые, и вплоть до нынешнего времени».
Книга в библиотеке: Адамович А., Блокадная книга. — Москва : Издательство РАГС, 2005. — 600,[1] с. ; 22 см. — (Священная война). Инв. номер: 2277156-КХ
***
Автор публикации: Кузьмина Анна, отдел фондов и обслуживания библиотеки им. В. Г. Белинского (г. Екатеринбург).
