29 октября под корпусом линкора «Новороссийск» - бывшего судна итальянского флота, полученного Советским Союзом в счет репараций, раздались два мощных взрыва, причинивших кораблю значительные повреждения.
Начальник оперативного отдела капитан первого ранга Овчаров приказал буксирам отбуксировать корабль на мелководье, и подошедшие буксиры развернули его кормой к берегу, но к месту катастрофы прибыли начальники. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко приостановил начатую буксировку.
Запоздалое приказание о возобновлении буксировки оказалось бессмысленным: носовая часть уже села на грунт.
Все военные корабли направили к линкору спасательные шлюпки. Спасательные катера подошли вплотную, когда более 800 членов экипажа «Новороссийска» скопились на палубе.
Исполняющий обязанности командира эскадры контр-адмирал Н. И. Никольский дал команду спуститься в шлюпки, но комфлота Пархоменко приказал экипажу оставаться на борту. В 03.50, когда крен приближался к опасному углу в 20 градусов, Никольский снова потребовал снять экипаж, но Пархоменко стоял на своём.
«Новороссийск» стал опрокидываться кверху днищем. Несколько десятков человек успели перебраться в шлюпки и на соседние корабли, но сотни моряков посыпались с палубы в воду. Многие остались внутри гибнущего линкора. Как потом объяснял адмирал Пархоменко, он «не счел возможным заблаговременно приказать личному составу оставить корабль, так как до последних минут надеялся, что корабль будет спасен, и не было мысли, что он погибнет».
Большинство моряков остались внутри корпуса. Часть из них длительное время держались в воздушных подушках отсеков, но спасти удалось лишь девять человек: семь вышли через прорезанную в кормовой части днища горловину спустя пять часов после опрокидывания, и еще двух вывели через 50 часов водолазы. По воспоминаниям водолазов, замурованные и обреченные на смерть моряки пели «Варяга». Только к 1 ноября водолазы перестали слышать стуки.
Всего при катастрофе погибло 609 человек, включая аварийные партии с других кораблей эскадры. Непосредственно в результате взрыва и затопления носовых отсеков погибли от 50 до 100 человек.
К маю 1957 года огромный «Новороссийск», теперь покрытый илом и грязью, с огромными дырами в корпусе, был снят с мели. Аварийные команды проникли внутрь и извлекли останки людей.
Прямыми виновниками гибели значительного количества людей и линкора «Новороссийск» правительственной комиссией были названы командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, и.о. командующего эскадрой контр-адмирал Никольский и и.о. командира линкора капитан 2 ранга Хуршудов.
Комиссия также отметила, что:
"матросы, старшины и офицеры, а также офицеры, руководившие непосредственной борьбой за спасение корабля, - и.о. командира БЧ-5 т. Матусевич, командир дивизиона живучести т. Городецкий и помогавший им начальник технического управления флота т. Иванов умело и самоотверженно вели борьбу с поступавшей на корабль водой, хорошо знали каждый свое дело, проявляли инициативу, показали образцы мужества и подлинного героизма. Но все усилия личного состава были обесценены и сведены на нет преступно-легкомысленным, неквалифицированным и нерешительным командованием...".
В статье «Еще раз о «проклятой тайне» и различных версиях гибели линкора «Новороссийск»» ее автор - капитан 1 ранга Александр Дмитриевич Санин привел высказывание писателя В.В. Конецкого: «Когда я слышу о героической борьбе с аварией, то невольно думаю: какая же сволочь заставила мучиться хороших людей?».
Но биография Пархоменко не исчерпывается одним лишь эпизодом взрыва "Новороссийска". Человек, превративший в ад финал жизни моряков «Новороссийска», сам пережил нечто подобное в годы Великой Отечественной Войны.
6 октября 1943 года отряд кораблей в составе лидера «Харьков», эсминцев «Способный» и «Беспощадный» возвращался из набеговой операции к берегам Крыма. Отряд прикрывали три истребителя дальнего действия. Но они, хотя и сбили один самолет-разведчик и два бомбардировщика, не смогли защитить корабли отряда от массированного авиа налета.
В первый раз отряд кораблей атаковали шесть самолетов Ю-87 и добились прямого попадания в эскадренный миноносец «Беспощадный», он потерял ход.
Через два часа новый налет. В этом налете участвовало пять немецких самолетов Ю-87 под прикрытием двенадцати Ме-109. В воздушном бою советские истребители сбили несколько самолетов противника. «Беспощадный» получил прямое попадание бомб и затонул.
Примерно через час затонул и «Харьков». От близких разрывов бомб эскадренный миноносец «Способный» получил повреждения и на некоторое время лишился хода. Командир эскадренного миноносца «Способный» после тяжелого повреждения лидера «Харьков» и эскадренного миноносца «Беспощадный» направил в адрес ФКП штаба Черноморского флота радиограмму следующего содержания: «Если хотите сохранить миноносцы, вышлите истребительный полк, лидер «Харьков» и эсминец «Беспощадный» подбиты». Однако эта радиограмма в адрес не поступила, так как работа радиостанции «Способного» береговыми станциями не обнаруживалась».
В составленном по поводу гибели отряда кораблей политдонесении действия описаны и действия Пархоменко:
«Капитан 2 ранга товарищ Пархоменко, член ВКП (б), спокойно и уверенно управлял кораблем, проявляя высокое военное мастерство. На корабле не было никакой паники. Все на своих боевых постах упорно сражались с врагом, самоотверженно боролись за спасение своего корабля. После гибели корабля товарищ Пархоменко плавал и спасал многих краснофлотцев, поддерживал, подбадривал их. Раздел в воде слабеющего краснофлотца товарища Сыч и спас его. Товарищ Пархоменко был подобран шлюпкой с эсминца «Способный». Под руководством тов. Пархоменко был найден и подобран из воды комдив-1 капитан 2 ранга товарищ Негода…»
После гибели эсминца и лидера командир «Способного», воспользовавшись отсутствием самолетов противника, приступил к спасению державшегося на воде личного состава. Одновременно он сообщил о случившемся и о своих действиях в штаб флота и начальнику штаба эскадры.
В течение двух с половиной часов команда «Способного» спасла около двухсот моряков «Харькова» во главе с командиром капитаном 2-го ранга Шевченко. В числе спасенных оказались старший помощник командира Жуковский (в будущем контр-адмирал, начальник оперативного управления Черноморского флота) и один из артиллеристов лидера Сысоев (в будущем адмирал, командующий Черноморским флотом.
«Способный» направился к месту гибели «Беспощадного». Подойдя к месту, где плавали люди с погибшего эсминца, «Способный» начал принимать моряков «Беспощадного» на борт.
На воду была спущена шлюпка под командой курсанта ВВМУ им. Фрунзе Крайнева и старшины 2-й статьи Ушакова. В шлюпку успели подобрать 24 человека, в том числе командира дивизиона Негоду и командира «Беспощадного» Пархоменко.
Когда «Способный» успел принять на борт только двух человек команды «Беспощадного», последовал четвертый, самый крупный по числу самолетов налет. В нем участвовало 25 бомбардировщиков Ю-87, не считая истребителей прикрытия. От двух прямых попаданий бомб эскадренный миноносец затонул.
Команды лидера «Харьков» и эсминца «Способный» держались на воде вместе. В две шлюпки были подобраны командир «Способного» А.Н. Горшенин, старпом лидера О.С. Жуковский, В.С. Сысоев, дивизионный инженер-механик Г.А. Вуцкий, командир БЧ-5 эсминца «Способный» И.Г. Павлов и другие офицеры и краснофлотцы. Командир дивизиона Г.П. Негода и командир «Беспощадного» В.А. Пархоменко вместе с рядом офицеров и краснофлотцев были спасены с воды самолетами и катерами. Большинство моряков держались на воде за плавающие предметы, сброшенные и всплывшие с погибших кораблей (спасательные круги, аварийный лес, пробковые матрацы)».
Из рапорта капитана 2-го ранга Негоды:
«В результате бомбового удара потоплено 2 миноносца и 1 лидер. Личный состав, плавающий в воде, держался исключительно храбро, выкрикивая лозунги: „За Родину!“, „За Сталина!“, „Ура!“. Во время налетов командиры кораблей держались исключительно смело и храбро».
Во время погружения эсминца «Способный» в воду мазут из разбитых нефтяных ям вместе с прибывающей водой попал в топку котла, в которой воспламенился от высокой температуры. Под давлением воды из котельного отделения в трубу начал быстро выходить воздух, что создало хорошие условия для горения мазута. Из трубы эсминца начало вырываться пламя. «Способный» так и ушел под воду с огромным огненным факелом над собой. После погружения корабля под водой начали рваться глубинные бомбы, убивая тех, кто плавал на поверхности моря.
Политдонесение:
«Гибель эсминца «Способный» произвела удручающее впечатление на людей, плавающих в воде, в особенности с эсминца «Беспощадный», которые уже около двух часов находились в воде. Некоторые из них сошли с ума, некоторые стали кричать, взывая о помощи. Отдельные краснофлотцы, старшины и офицеры с эсминца «Беспощадный», обессилев от длительного пребывания в воде, температура которой была 4-18, прощались друг с другом и сознательно тонули. Через некоторое время к месту гибели кораблей прилетели наши самолеты и подошли единичные катера, которые стали подбирать людей.
Командиры кораблей капитан 2-го ранга Шевченко (лидер «Харьков»), капитан 2-го ранга Пархоменко (краснознаменный эсминец «Беспощадный») и капитан 3-го ранга Горшенин (эсминец «Способный») проявили себя настоящими боевыми советскими военно-морскими офицерами, о которых с восхищением отзывался весь личный состав за их хладнокровие и мужество, распорядительность и высокое искусство управления кораблями в тяжелой боевой обстановке».
Не только Пархоменко проявил мужество. Многие моряки вели себя геройски:
«Командир БЧ-5 эсминца «Способный» старший техник-лейтенант товарищ Павлов, член ВКП(б), самоотверженно боролся за то, чтобы дать ход кораблю, устранить последствия его сильной контузии. Под его руководством личный состав БЧ-5 в трудных условиях, когда в котельных отделениях и машинах создались почти невыносимые условия для работы, сумел ввести в действие котлы и машины и через 25 минут после контузии дать кораблю 28-узловый ход.
Старший лейтенант Николин, член ВКП(б), командир зенитной батареи, все время вел сильный огонь по самолетам противника. Когда корабль погибал, то он, стоя на зенитном мостике, крикнул: «За Родину, за Сталина!» и вместе с эсминцем «Способный» пошел ко дну.
Старший лейтенант Костржевский, член ВКП(б), в условиях сильнейших бомбежек и тяжелой контузии сумел быстро устранить повреждения гирокомпаса и ввести его в строй. Героически вел себя, борясь за спасение эсминца «Способный».
…Помощник командира эсминца «Способный» капитан-лейтенант Фролов, член ВКП(б), спокойно и уверенно руководил работой по спасению корабля. Организовал спасение личного состава во время гибели корабля. С корабля сошел одним из последних.
Лейтенант Зверухин, член ВКП(б), командир зенитной батареи эсминца «Беспощадный», вел себя мужественно и бодро. Хорошо руководил артогнем. Погиб вместе с кораблем».
Но было и другое.
По показаниям капитан-лейтенанта Телятникова, краснофлотцев Чопикян и Яхно, якобы командир эсминца «Способный» капитан 3-го ранга Горшенин после гибели корабля застрелил нескольких краснофлотцев, пытавшихся сесть в переполненную шлюпку, в которой находился Горшенин.
Со слов Чопикян и Яхно, дело происходило следующим образом.
Когда эсминец «Способный» начал тонуть, то у его шлюпки-шестерки собралось много краснофлотцев. После спуска шлюпки в воду в нее бросились все собравшиеся и затопили. Боясь попасть в водоворот тонувшего корабля и под его мачты, краснофлотцы бросили шлюпку и поплыли прочь от нее.
Когда корабль утонул, все снова бросились к шлюпке, но поставить ее на киль и вылить воду не могли, так как все сразу за нее хватались и она тонула. В это время подплыл капитан 3-го ранга Горшенин и как командир корабля приказал всем отплыть от шлюпки. После этого по его приказанию несколько краснофлотцев подплыли к шлюпке. Поставили ее на киль и, подталкивая плечами, вылили из нее часть воды. Горшенин приказал краснофлотцу Яхно и еще двоим лезть в шлюпку и отливать воду. Когда вода была отлита, то Горшенин приказал Яхно и остальным оставить шлюпку, так как в нее будут посажены офицеры. В ответ на это комсомолец Яхно сказал: „Почему я должен сходить, если выкачивал воду“. Тогда Горшенин со словами „Много будешь разговаривать“ выстрелил в него два раза из револьвера в грудь, но промахнулся, так как Яхно упал с банки. В это время офицеры и краснофлотцы стали забираться в шлюпку и заполнили ее. Вместе с краснофлотцами в шлюпку сели капитан-лейтенант Телятников, старший лейтенант Иевлев, капитан-лейтенант Орлов и некоторые другие. Последним в шлюпку сел капитан 3-го ранга Горшенин. Шлюпка была переполнена. В ней было 36 человек. Вода доходила до банок. Несмотря на это, Горшенин принял еще двух человек — краснофлотца Ботримова и еще одного, которые были обессилены. Больше принять на борт было невозможно. Плавающие хватались за борт, угрожая затопить шлюпку. Тогда старший помощник эсминца „Способный“ капитан-лейтенант Орлов несколько раз выстрелил в воздух. В воздух стрелял и Горшенин. В это время к корме шлюпки подплыл краснофлотец Фоменко с лидера „Харьков“ и попросил разрешения сесть в шлюпку. Горшенин спросил у него, с какого он корабля. Узнав, что это краснофлотец с лидера „Харьков“, Горшенин не разрешил ему сесть в шлюпку, пригрозив, что в противном случае он будет стрелять. Краснофлотец Фоменко попросился вторично в шлюпку, заявив, что у него нет сил больше плавать. После этого, по заявлению краснофлотца Чопикян, якобы Горшенин выстрелил Фоменко в лоб и сказал: „Иди на дно морское, там тебе будет легче!“ В это время к шлюпке подплыл краснофлотец Мнеух с лидера „Харьков“ и тоже стал проситься в шлюпку. Горшенин спросил, с какого он корабля, узнав, что Мнеух с лидера „Харьков“, Горшенин якобы выстрелил в упор и убил его. Мнеух закричал: „Прощайте, товарищи! Умираю за Родину, за Сталина!“ и утонул. Чопикян, Яхно и Телятников заявляют, что Горшенин в это время был в состоянии сильного опьянения. Сам Горшенин не отрицает того факта, что был пьян, так как перед оставлением корабля он выпил спирта, зная, что придется плавать в холодной воде.
Автор книги ««Погибаем, но не сдаемся!» Морские драмы Великой Отечественной» Владимир Шигин, который и рассказал историю гибели отряда, указывает еще один источник информации.
«В дополнение к этому могу сказать следующее. В свое время журнал «Морской сборник», в котором я служу, весьма тесно взаимодействовал с архивным управлением ФСБ РФ. Мы печатали их материалы, а они рассекречивали для нас некоторые старые документы. В одно из моих посещений хранилища мне показали несколько томов дела лидера «Харьков». Дело еще не было рассекречено, выписки из него делать тоже было нельзя, но полистать один том мне все-таки дали. Большую его часть занимали протоколы допросов, оставшихся в живых матросов. При этом допрашивающий выяснял обстоятельства расстрела матросов сидевшими в шлюпке офицерами.
В рассказах матросов все выглядело намного жестче и страшнее, чем описано в политдонесении. Во-первых, матросы говорили о гораздо большем количестве убитых, во-вторых, утверждали, что некоторые офицеры (видимо, те, которые «не видели» того, что творил сидевший рядом Горшенин) били подплывающих к шлюпке матросов веслами по голове, вследствие чего те тонули. В шлюпке сидели офицеры «Способного» и несколько офицеров с «Харькова». Находился в шлюпке и артиллерист «Харькова» старший лейтенант Сысоев — будущий командующий Черноморским флотом.
Вне всяких сомнений, адмирал Сысоев был достойным человеком и настоящим флотоводцем, это признают все ветераны ВМФ. Что касается документов о трагедии «Харькова», хранящихся в архиве ФСБ, то рано или поздно, но гриф секретности с них будет снят. Тогда можно будет посмотреть объяснительные всех, кто находился в шлюпке «Способного» вечером 6 октября 1943 года. Честно говоря, мне очень хочется, чтобы имя адмирала Сысоева осталось незапятнанным.
Кстати, судя по материалам сайта «Память народа» Горшенин был награжден медалью «За оборону Кавказа», двумя орденами «Красной Звезды», медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» После войны он проходил службу в ВМАк им. К.Е. Ворошилова.
В 1985 году по инициативе Министра обороны СССР капитан 1-го ранга Горшенин был награжден орденом Отечественной войны I степени.
Автор процитированной мной книги рассказывает о том, что он долгое время пребывал в сомнениях: стоит или нет писать о том, что узнал, что многие советовали вообще не писать об этом случае, уж больно омерзителен он и гадок.
— Зачем ворошить былое? — говорили они мне. — Что было, то было. Нынешнему поколению знать обо всем ни к чему. Есть герои, и есть подвиги, вот на них и надо воспитывать молодежь!
Наверняка, многие из тех, кто прочел статью, разделяют эту точку зрения.
Сам автор свои сомнения разрешил так:
«Однако по прошествии 60 лет, может, надо все-таки понемногу приподнимать завесу умолчания над некоторыми «героями» той войны. Думаю, что настала пора! Это следует сделать хотя бы во имя светлой памяти тех, кто по-настоящему геройски дрался с врагом и сложил свои головы зачастую именно по вине этих самих «героев»».
Аналогичным вопросом задавался и Василий Гроссман на страницах своего романа «Жизнь и судьба».
«Три человека молчали. Тишина породила новые, затертые в Сталинграде звуки. Тишина готовилась породить новые мысли, страсти, тревоги, ненужные в дни боев.
Но в эти минуты они еще не знали новых мыслей; волнения, честолюбия, обида, зависть еще не родились из костоломной тяжести Сталинграда. Они не думали о том, что их имена теперь навек связаны с прекрасной страницей военной истории России.
Эти минуты тишины были лучшими в их жизни. Это были минуты, когда одни лишь человеческие чувства владели ими, и никто из них потом не мог самому себе ответить, почему таким счастьем и печалью, любовью и смирением были полны они.
Нужно ли продолжать рассказ о сталинградских генералах после того, как завершилась оборона? Нужно ли рассказывать о жалких страстях, охвативших некоторых руководителей сталинградской обороны? О том, как беспрерывно пили и беспрерывно ругались по поводу неразделенной славы. О том, как пьяный Чуйков бросился на Родимцева и хотел задушить его потому лишь, что на митинге в честь сталинградской победы Никита Хрущев обнял и расцеловал Родимцева и не поглядел на рядом стоявшего Чуйкова.
Нужно ли рассказывать о том, что первая поездка со святой малой земли Сталинграда на большую землю была совершена Чуйковым и его штабом на празднование двадцатилетия ВЧК-ОГПУ. О том, как утром после этого празднества Чуйков и его соратники едва все не утонули мертвецки пьяными в волжских полыньях и были вытащены бойцами из воды. Нужно ли рассказывать о матерщине, упреках, подозрениях, зависти.
Правда одна. Нет двух правд. Трудно жить без правды либо с осколочками, с частицей правды, с обрубленной, подстриженной правдой. Часть правды — это не правда. В эту чудную тихую ночь пусть в душе будет вся правда - без утайки».
Этим же вопросом задается и Николай Герасимович Кузнецов во вступительном слове к своей книги мемуаров «Крутые повороты: Из записок адмирала».
«Когда задумываюсь над былым и составляю мнение о некоторых людях, невольно возникает мысль: а стоит ли писать что-то нелицеприятное?».
Прославленный Адмирал флота Советского Союза приходит к тому же выводу:
«Я решил написать правду и высказать свое мнение, которое, возможно, не будет правильно понято некоторыми, но я пишу то, в чем убежден, и только правду».
Эти три эпизода, иллюстрирующих сомнение людей в преддверье произнесения слова правды, их душевный трепет перед общественным мнением, которое за правду осудит.
Казалось бы, простой органичный поступок – сказать правду, превращается в трудное решение, сопряженное с преодолением нравственного табу.
На мой взгляд, это говорит о том, что в обществе искажена базовая шкала ценностей: «что такое хорошо и что такое плохо».
Возможно, у Вас другое мнение. Делитесь им в комментариях.