Я шёл по пустыне, потерянной где-то
Под тенью небесной, на серой земле.
Ни ветра, ни звёзд, ни лунного света.
Ни мига надежды не виделось мне.
Вдали на холме прогремел словно взрыв,
Наполненный болью и злобой;
Отчаянный, жизнью измученный, рык
Рвал тишину и утробу.
Ни призрак, ни бог, но прекрасен.
Страшно рычал свою песню, свой плач.
Сам себе идол и сам себе мастер.
И мать и отец и палач.
На золотых лапах гравюры, - то птицы,
Украсив вечным молчанием храм,
Скрывали собою следы от когтистых
Ран подобно штрихам.
Ни призрак, ни бог, но тоскливый.
Искал средь песков свою твердь.
Богато убрáнный огненной гривой,
Взвышáлся золотой Зверь.
Красуясь лучами многих восходов,
Он шествовал сквозь пелену.
Светом касаясь глубин небосвода,
Всех звёзд, не забыв ни одну.
Ветер летел сквозь безжизненный край,
Теплом наполняя безмолвье и скоро
В груди моей вспыхнул горячий янтарь. -
Ожил мой потерянный город.
Ступали бок о бок с восплáменным зверем,
Но шли мы куда -- я не знаю.
Все выше и выше, по пепельно-серым
Пескам, без конца и без края.
Багряница, вширь раскинув подолы,
Соткана из шёлковых строк.
И только не видел творения оны
Печальный ни призрак, ни бог.
В слепящем мерцаньи мой город восстал.
Наполненный светлым ручьём.
Но зверь уходил в темноту и мечтал,
Что отыщит свой собственный дом.
Город, украшенный золотым ликом,
Пел памяти зверя в огне.
И даль доносила величество рыка
Ребёнка, искавшего смысл в чужой и безумной земле.