Найти в Дзене
"Енисейская правда"

Хлеба блокадного помню я вкус

Оглавление

Чёрный хлеб… Вот уже много лет в этот день, 27 января, Надежда Семёновна Донова ставит его на стол, за которым собираются дети, внуки и правнуки. Потом будет чаепитие с тортом и дружное общение, но сначала – маленький кусочек чёрного хлеба. Каждому. Девочка из блокадного Ленинграда знает ему цену…

В паспорте Надежды Семёновны, жительницы Енисейска, городом рождения значится Ленинград. Довоенный, красивый, величественный… Вместе с паспортом как особо ценные документы хранятся несколько семейных снимков - чёрно-белых, где все счастливы и где в каждом взгляде - надежда. Надежда, которой не суждено было сбыться… Уже меньше чем через год, как сделаны были эти снимки, окажется разрушено всё. Разрушено в масштабах  страны.

-2

«Это папа мой, Семён Тихонович,  -  держа фотографию в руках, знакомит меня со своей семьёй Надежда Семёновна. – Его сразу призвали на фронт. Он был командиром морской пехоты. С войны так и не вернулся, где-то в войсковой части и похоронили. Я не помню его, конечно. И маму свою почти не знала. Смутно помню, что мама носила меня в ясли… Брат мне потом уж всё рассказал, когда взрослыми мы стали».

Блокада Ленинграда

872 дня

8 сентября 1941 - 27 января 1944

Всё не так

Брата звали Георгий. Маленькой Нади он был старше на шесть лет. Когда немецкие войска отрезали Ленинград от мира, как настоящий мужчина девятилетний Георгий, конечно, оставался с мамой до последнего. Наденьку, как и других малышей, из садика уже не забирали – находиться ребятишкам там было безопаснее, да и жиденький овсяный или гороховый супчик, который старались детям давать каждый день, всё-таки хоть какая-то еда. Во время бомбёжки же детей чаще всего прятали в какой-нибудь свободной группе, укрывая матрасами, чтобы защитить от осколков. Но в тот день всё было не так…

…Бесконечно спотыкаясь и падая от слабости на улицах зимнего города, Гоша старательно прятал под пальтишком два хлебных брусочка. Весом каждый ровно по 125 граммов. С добавлением целлюлозы и комбикорма этот хлебушек сейчас был самым желанным, самым ценным, что у него было. Но на улице кушать свою пайку мальчик не решался. Он слышал, как у соседского мальчишки отняли хлеб… И карточки, бывало, воровали… Донести бы скорей… «Мама там, мама лежит, ей кушать нужно» -  эта мысль словно подстёгивала мальчугана. Он ещё тогда не знал, что больше бедной женщине ничего уже не нужно… 

Кое-как приспособив фанерку вместо саней, Георгий отвёз маму на кладбище. Расстроенный и обессилевший от горя, голода и холода, он решил забрать из садика сестричку: всё-таки вместе будут. Но разрушенные стены садика красноречивей всяких слов говорили о сегодняшнем «результативном» налёте фашистских «мессеров». «Да ты не плачь, не плачь, милый, - успокаивал тогда кто-то мальчика. - Эвакуировали их. Всех как есть эвакуировали. Ночью увезли деток. Куда вот только?»

Где искать тебя, сестрёнка?

Этот вопрос «Куда?» - Георгий задал себе позже. А тогда, не помня себя, он как-то добрёл до тёти, маминой сестры. Выживали вместе. Порой выручал столярный клей: его можно было выварить, тогда эта тягучая жидкость сходила за питательный бульон или же, остывая, - за студень. Неприятный запах «блюда» сбивали уксусом, если он, конечно, был. А уже через некоторое время эвакуировали и их: тётушку с дочерью Женей и Гошу. Несколько недель в товарных вагонах их везли в Сибирь, в Красноярск. Позже, уже став студентом педагогического института, Георгий принялся разыскивать Надю. Десять лет он писал письма, отправлял запросы и получал отовсюду: «нет, не значится, не числится, не проживает».

«А я и не помню, как нас эвакуировали. Нас всех ленинградских вывезли в Ярославскую область, в местечко Нескучное. Подкармливали нас: слабые мы очень были. Из того времени первое воспоминание, пожалуй, - кроватка-манеж  с высокими спинками: ходить и стоять, видно, от слабости я не могла. Кроваток почему-то было много, а я одна. Может, карантин какой, или болела. И плакала, помню», -  продолжает рассказ Надежда Семёновна. А потом был другой детский дом. И ещё один.

«Жили-то мы хорошо, дружно. Пусть и в школу за несколько километров ходили, пусть и трудно было, а пели всегда, концерты ставили. Сплочёнными были. А ели… А что там ели? Как питались-то? В детском доме, помню, травки всякие выискивали. За радость было, когда разрешат свёклу выдернуть. Оботрем её о траву наспех и грызём по очереди, друг другу по кругу передавая. Сейчас внучатам своим показываю травку ту, попробовать предлагаю, а они носики морщат. А я им рассказываю всё. Это потом уж старались нам усиленное питание давать, рыбий жир обязательно. Часто, помню, давали мучной белый кисель. Не любили мы его жутко. Но он питательный был, полезный для нас. А хлеба кусочки, не забуду никогда, нарезали такими колодечками. Восьмером  за столом сидим - восемь колодечков и приготовлено. Чёрный хлеб. Такой плотный. А уж на праздники такие махонькие белые-белые булочки давали. И всё равно я до сих пор чёрный хлебушек ем», - словно подтверждая свои слова, кивает Надежда Семёновна на кухонный стол. Рядом с буханкой хлеба - маленькая кастрюлька с сухариками. Здесь хлеб не пропадает.

«Надя, письмо тебе!»

Однажды директор детского дома подошла к девочке с загадочной улыбкой: «Письмо тебе, Надюша! Письмо!» «Так это, должно быть, не мне! Нет у меня никого. И что с того, что Иванова я? Сколько вон Ивановых? У кого фамилии не было, тот  и Иванов…» - не поверила девочка. Директор спорить не стала: откуда же бедной девочке помнить родных, если война началась, когда ей ещё и трёх не было? Потом эвакуация, детские дома… Но на письмо все же ответила: «Да, все данные сходятся, но не помнит она ничего, уверена, что нет у неё никого».

Ответное письмо от Георгия расставило всё по местам. В конверт он положил те самые несколько фотокарточек, что теперь так почитаются в доме Надежды Семёновны. От одного взгляда на снимки сомнений уже не осталось ни у кого: «Надюшка! Да ты же копия папы!» Тут уж и девочкино сердце подсказало: мои! Завязалась переписка. Теперь она не одна-одинёшенька на всём белом свете. Теперь у неё есть брат, тётя и двоюродная сестричка!

Пора во взрослую жизнь

Все родные так и остались после войны в Сибири. А потому, выучившись после детского дома в Переславле-Залесском в  профучилище на фрезеровщицу, устраивать взрослую жизнь 16-летняя Надежда решила тоже ехать в далёкий Красноярский край. Строек, конечно, хватало и в западной части страны, и Ленинград её родной нуждался тогда в рабочих руках, но уж слишком хорошо она знала, что такое быть одной. Так что комсомольскую путёвку в руки - и вперёд, в Сибирь, в самостоятельную жизнь!



Фрезеровщицы. Группа Ф-10, ТУ № 3, г. Рыбинск. Надежда Иванова - справа
Фрезеровщицы. Группа Ф-10, ТУ № 3, г. Рыбинск. Надежда Иванова - справа

Но с братом ей не суждено было свидеться ещё долго: проработав несколько лет в Ирбейском районе учителем, Георгий Семёнович вернулся в Ленинград. На встречу к нему сестрёнка приедет в родной город только через годы. Тогда-то и узнает она многое из того, что так усердно, словно оберегая, скрывала от неё детская память. Узнает она и про то, что дядя её, руководитель крупного ленинградского завода, был расстрелян ещё до войны как «враг народа», что тётушка любимая провела семь лет в «Крестах» как жена «врага народа», что реабилитировали их потом. И про то, как пальчиком крошечки хлебные под столом собирала, куда пряталась, пугаясь рёва налетающих самолётов, она тоже узнает от старшего брата…

Надежда с братом Георгием на Пискарёвском мемориальном кладбище. Ленинград, 1975 год. В 1941-1944 годах Пискарёвское кладбище стало местом массового захоронения жертв блокады Ленинграда и воинов, погибших на фронте. Всего в братских и индивидуальных могилах было погребено примерно 470 тысяч человек.
Надежда с братом Георгием на Пискарёвском мемориальном кладбище. Ленинград, 1975 год. В 1941-1944 годах Пискарёвское кладбище стало местом массового захоронения жертв блокады Ленинграда и воинов, погибших на фронте. Всего в братских и индивидуальных могилах было погребено примерно 470 тысяч человек.

А тогда, в 1957 году, Надежду Семёновну вместе с целой бригадой завербованных рабочих направили на стройку в Маклаково. Там и состоялось распределение, в результате которого она оказалась в Енисейске. Город встретил Надежду новыми возможностями. Практически сразу она попала на строительство школы № 3. «От самого фундамента мы её возводили. А бригада - одни девчонки! Здесь же и на каменщика выучилась. А жили тогда в общежитии», - вспоминает Надежда Семёновна. Её рабочие руки потрудились и на пристройке к кинотеатру «Енисей», и на подстройках механического завода. В трудовой книжке не хватило места для записей благодарностей, их принялись записывать на обороте. Общий трудовой стаж Надежды Семёновны 40 лет. Когда в перестроечное время строительное управление было ликвидировано, она освоила профессию счетовода: они нужны были в Енторге.

Трудилась и истопником, выйдя на пенсию, и сторожем.

Двоюродная сестра, Евгения Адольфовна Лизун, долгое время работала в Енисейском детском доме и играла в народном театре. Позже она уедет в Красноярск, будет вести активную деятельность в качестве участника общества «Блокадник». Это по инициативе общества в краевом центре в 2005 году появился памятник детям блокадного Ленинграда, над которым трудился скульптор Константин Зинич. Сейчас фотография памятника, окружённого живыми цветами, напоминает Надежде Семёновне и о тяжёлом детстве, и о двоюродной сестре, которой не стало лишь год назад.

Памятник детям блокадного Лениграда открыт в Красноярске к 60-летию Великой Победы 7 мая 2005 года. Автор - скульптор Константин Зинич. Месторасположение - Красноярск, пересечение проспекта Мира и ул. Парижской Коммуны
Памятник детям блокадного Лениграда открыт в Красноярске к 60-летию Великой Победы 7 мая 2005 года. Автор - скульптор Константин Зинич. Месторасположение - Красноярск, пересечение проспекта Мира и ул. Парижской Коммуны

Память, годами хранимая

Среди юбилейных медалей - знак «Жителю блокадного Ленинграда». К нему в доме  отношение особое. Он хранится там же, где всё самое ценное - паспорт и довоенные семейные фотокарточки.

На обороте одной из карточек - надпись простым карандашом: «29 июня 1940 года. Наденька Иванова, 1 год и 3 месяца». Строчки эти, что вывела мамина рука, словно тонкая нить, соединяющая Надежду Семёновну с той крошечной Наденькой, которой предстоит ещё многое выдержать. Но она выдержит, выстоит, выживет. Быть может,  для того, чтобы и через 75 лет после прорыва блокады Ленинграда поставить в далёкой Сибири январским днём на стол тарелку с ломтиками чёрного хлеба и сказать своим троим детям, десяти внукам и восьми правнукам: «Ешьте, ребятишки, ешьте…» 

Оксана ВЛАСОВА

Фото и документы из семейного архива Надежды Доновой (Ивановой)

-10

Разговор с внучкой

«Я не знаю войны, мне той боли не знать,

Лишь смотреть про неё кинофильмы,

Но мне хочется очень людей тех понять,

Что Россию любили так сильно.

Много жизней ребячьих война унесла,

И таких, как вот я, убивали.

Расскажи мне, пожалуйста, как ты жила,

Моя добрая бабушка Надя».

«Я не знаю войны, я не помню войны,

Только помню голодное детство.

Хлеба не было, не было света, воды,

Многим не во что было одеться.

Наши матери нас берегли, как могли,

Пока наши отцы воевали.

Пали лучшие люди советской земли

За Россию, за матушку пали.

До сих пор меня будят военные сны,

И в глазах моих снова всплывает

Память той долгожданной победной весны -

Память детская всё воскрешает.

И горжусь я тобою, родная страна!

Не стремлюсь не в бои, не в герои,

Только если, не дай бог, случится война,

Я ребёнка собою закрою».

Надежда ДОНОВА

г. Енисейск

Автор статьи Оксана Власова