Острая сталь холодила горло. Кадык чуть-чуть приподнялся и тотчас же снова опустился – человек сглотнул. Он сознавал, что попался, отдавал себе отчет, что пути назад нет, а значит, придется принять бой, но сейчас чувствовал себя беззащитным.
Когда у твоего горла дрожит лезвие острого кинжала, трудно принимать решения. Когда каждый миг рука противника может дрогнуть, оставив на твоем горле кровавый росчерк, когда смерть дышит в лицо… Кого-то это парализует, а кого-то меняет. В ком-то в такие минуты пробуждается зверь.
Он был один против них. Один против троих сильных мужчин, облаченных в доспехи княжеской стражи, вооруженных до зубов, один против своих преследователей, которые гонялись за ним уже очень и очень давно.
И вот, наконец, поймали. Они не отпустят просто так – это он понимал очень ясно, они настроены слишком серьезно. Раз приставив клинок к его горлу, они не пожелают вновь утратить эту слабую тень власти над ним, над своей дичью, над своим непримиримым врагом.
Люди боятся того, чего не понимают, так было, есть и так будет всегда. Они боялись его, потому что никак не могли сообразить, каким образом он творит свою магию, не понимали, почему люди подчиняются дыханию клятых стихов. Он складывал строки легко, они рождались в голове и на устах, и никто, никто не мог повторить этого, никто не мог понять… Его не понимали, и его боялись все. Стражники не были исключением.
- Мы отвезем тебя на допрос, шваль!
Крепкий, плечистый мужчина, видимо, главный средь небольшого отряда, довольно улыбнулся, наблюдая за происходящим.
Конечно… Обвиняемый уже давно знал, что княжеская стража не оправдывает возложенной на нее ответственности. Жалобы во дворец идут сплошной чередой, а решения проблем все не предвидится. Одна только постоянная кража скота в Латре чего стоит!
Теперь вот у них появилась возможность хоть как-то оправдаться перед князем. Скорее всего, им даже неважно, схватили ли они настоящего вора или же нет. Что мешает обвинить первого встречного, схватить и отправить под замок или даже на плаху? Он небогат, откупиться не сумеет… А на тех, кто покидает деревни на закате с некоторых пор поглядывают очень неодобрительно.
- За что?.. – голос у схваченного был звонкий, молодой. Да и сам он был довольно юн – хрупкий, невысокий юноша, испуганно пригнувшийся к земле при виде княжеской стражи. Он хорошо знал, что не походит на проныру-вора. И также хорошо знал, что стражникам его внешний вид не слишком интересен – куда важнее собственные подозрения.
- Я всего лишь менестрель, бродяга, - продолжил юноша, по-прежнему не поднимая головы, - Простой скиталец, я ни в чем не повинен, господа!
- Вот как раз менестреля-то бродячего мы и ищем, - осклабился страж, удерживающий кинжал у его горла: юноша почти лежал на нем, но это никого не смущало. Смущало только самого менестреля, которому такая поза причиняла определенные неудобства, но изменить ее он пока не пытался.
- Уж не в первый раз после появления бродячего менестреля в Латре скот пропадает, - продолжал страж, распаляя сам себя, - Уж не в первый раз люди помощи просят, говорят, бард их обворовывает! Куда ты уводишь скотину, мерзавец?! Продаешь?! Отвечай! – он ухватил свободной рукой собеседника за капюшон, и сильным рывком заставил его поднять голову.
Капюшон упал. Открылось маловыразительное лицо в обрамлении рассыпчатых кудрей цвета спелой пшеницы, с невероятными, глубокими зелеными глазами на нем. Казалось, это две капли Вечного моря упали на лицо менестреля, застывая на нем удивительными искрами, а черные, как ночь, ресницы делали их особенно завораживающими.
- Но если бы я был вором, - тихо проговорил, почти прошептал он, - Разве так бы я выглядел? Клянусь Великой Праматерью, господа, я видел воров на своем веку – все они одеты в шелк и атлас, а я? Вы взгляните – мой плащ совсем прохудился, сапоги протерлись, и я не имею денег даже купить лошадь, чтобы не бить больше ноги. Все, что я могу – бродить по княжеству и услаждать слух людей своим искусством, развлекать их…
- Если ты менестрель, - самый молодой из стражников, стоявший все это время рядом с главой отряда, внезапно нахмурился, - На чем ты играешь? У тебя нет ни гитары, ни лютни, как ты услаждаешь слух людей?
Парень снова опустил взгляд, словно стыдясь.
- Я пою, господин… Слагаю стихи. Рифмы.
- Рифмы?.. – глава стражи насторожился. Опрометчивое признание «менестреля» явно подтолкнуло его к воспоминаниям о другом преступнике. Теперь уже мужчину заботил определенно не гипотетический воришка из Латры, нет, - во взгляде его читалась уверенность, что попалась им рыбка покрупнее. Что схватили они кого-то очень, очень важного! И опасного. Очень опасного.
- Рифмоплет… дьявольские стишки… - забормотал мужчина. Его товарищи, ловя мысль предводителя на лету, напряженно переглянулись. Они, конечно, тоже начали сознавать опасность ситуации. Тот из них, что удерживал преступника, выпустил капюшон его плаща из пальцев и отступил назад. Рука его метнулась к поясу, где в специальном креплении висел деревянный, остро заточенный кол.
- Чернокнижник! – наконец, выпалил глава стражи, хватаясь за меч. Он, конечно, ждал вспышки, ждал насмешливого признания или, в крайнем случае, попытки заколдовать их и готовился защищаться. Глупый, наивный человек.