Вечер пятницы обещал призвать всех бесов к безумию, как и всегда. Оперативный дежурный передал очередной вызов: парочка не может выяснить кто из них прав в пьяном споре. Стронов – участковый уполномоченный полиции крутил руль к адресу заявителей. Осенний снег, который выпал на неделе, превратился в жижу и колеса вязли в слякоти. Передний привод служебной десятки, как тягловая лошадь помогал пробираться по талой массе.
На дорогах мелькали красно-синие огни ППС и скорой помощи, как символ массового безумия нашего времени. Теперь это неотъемлемая часть реальности и людей это устраивает. Стронов лишь надеялся, что на его смену не выпадет какой-нибудь трешак, вроде суицида или поножовщины. Лучше провозиться с алкашами и безобидными маргиналами.
Он подъехал к старой малосемейке совершенно жуткого вида, где половина жильцов только изображала семьи что бы получить свой угол для существования. Многоэтажное здание поставили почти на краю города еще бог знает когда. Вроде бы тут жили строители и работники пром зоны. Оказаться здесь по своей воле – это значит иметь проблемы с рассудком. Недалеко «разливные напитки», которые льются круглосуточно, но всем было пофиг. Местные жильцы оказались слишком верными и надежными клиентами.
В сумраке, так как кроме горящих окон другого освещения нет, молодой участковый добрался до вечно открытой двери единственного подъезда. Срач в каждом углу, бычки и ссанье расстелились по главному коридору.
– Как тут можно жить?! – скривился он. – Проще было бы все сжечь. –
Вызов был из комнаты 12/79. Одиннадцатый этаж и лифт не работает. Впереди сотни шагов отвращения к этому гнилому во всех смыслах зданию. На каждом пролете стояли разномастные жильцы этого муравейника: опухшие мужики и бабы, скалящиеся остатками зубного состава; молодняк, харкающий на пол и стены, которых совершенно не волнует человек в форме; да даже дети, бегающие в этом кошмаре, о которых забыли органы опеки. Все эти люди предоставлены сами себе и сейчас они не его забота, но это лишь вопрос времени.
Стронов пошел в полицию, движимый желанием – помогать людям, но с каждым днем он понимал, что это бессмысленно. Они ничего не хотели делать сами, что бы жить по-другому. Ведь достаточно вызвать человека в форме, который сделает все за них. Цель его работы – просто сохранять статистику и не давать налогоплательщикам поубивать друг друга.
****
В коридоре одиннадцатого этажа уже толпились люди, очевидно соседи. Все о чем-то галдели, а возле двери 12/79 громче всех визжала женщина. Очередная «белочка», так ему показалось. Он протиснулся сквозь толпу.
– Участковый уполномоченный, Стронов! – приложил он правую руку к фуражке – С этого адреса вызов поступил, что случилось у вас? – он пытался вклиниться так, что бы женщина его увидела и услышала.
Не успел он убрать руку от головы, как она набросилась на него; схватила за отвороты и кричала навзрыд:
– Помоги, миленький!!! Прошу помоги! Е-его нету… нету… з-забрали. – ему по носу ударил крепкий запах спиртного, как же иначе. Ее истерика была похожа на настоящую. Он уже был научен отличать бред от реального страха, от которого люди даже трезвеют.
– Кого забрали, тетенька… кто забрал? Что случилось-то? Давай по порядку. – Стронов попытался ее успокоить.
– Ооой, ну выпили мы да… поругались… дурак мой стоял, курил в окно... – всхлипывала она, глотая воздух – а я обернулась и нету его. Думала – выпал может, да нет – окно закрыто. Подбегаю, смотрю… а там ужас, миленький, ужас. Еще рычит так, рычит, ой…
Стронов прикидывал варианты – что там могло быть: убила может или сам убился; может оба допились до беспамятства и он убежал куда. Может бродит где то вокруг дома пьяный и зря помощь вызывали. Ладно, все это были лишь теории, надо заходить – смотреть.
– Ты тут постой, тетенька, ладно? А я посмотрю. – скомандовал участковый. Еще раз оглянул всех собравшихся строгим взглядом и вошел в квартиру.
– Пропадешь… пропадешь, миленький! – окрикивала женщина, но дверь захлопнулась и ее голос утих.
****
В квартире стояла некомфортная глухая тишина, что удивительно, ведь шумоизоляция в таких общагах просто ужасная. Было темно, через окна лился слабый синюшный свет ночного неба; цепляясь за мебель и углы, он придавал всему причудливую геометрию. Таким образом эта жилая коробка в десяток квадратных метров казалась не такой уж и ужасной.
– Мужик… ты живой! – пробасил Стронов, но звук его голоса что-то заглушило. Будто крикнул в стену.
За несколько лет службы в каких только богом забытых местах ему ни довилось побывать. Люди готовы жить в невыносимых условиях, лишь бы бесплатно. А раз бесплатно, значит обманули систему – так принято в народе. Так и эта квартира – мебель в ней не менялась с девяностых годов, когда ее наворовали те самые строители.
Медленно продвигаясь дальше, он проверил туалет и кухню. Там его встретили только вонь и бардак. Если мужик лежит где-то здесь, главное об него не споткнуться. Так уже бывало. Осталось проверить только комнату. Ее слабо освещало синевой, достаточно что бы разглядеть комод, шкаф и старый диван вдоль стены.
Тишина медленно вызывала тревогу и Стронову даже заложило уши. Он чуть похлопал по ним, но это не помогло; звон в ушах и звук его дыхания будто отдалялся и появилось ощущение глубины. Еще несколько мгновений назад он задавался вопросами: где же все-таки этот мужчина, если он вообще был здесь? Могла ли та женщина его выдумать? Но все эти мысли ушли. Они казались такими сложными и не нужными; словно выветривались из головы, как какой-то пустяк, на что даже не стоит обращать внимание. С каждым шагом его самоощущение и понимание происходящего становились все примитивнее; он идет, он дышит и уже почти забыл, что здесь делает. Его сознание из последних сил пыталось сконцентрироваться, но каждая вспышка мысли тут же рассеивалась.
Комнатка была всего несколько квадратов, но ему казалось, что он идет уже целую вечность, утомительно и бесполезно. Так бывает во сне, когда хочешь бежать, но стопы проскальзывают, как по рыхлому снегу. Так шагают в гору, так идут против шквального ветра – таков Сизифов труд. Наконец, он понял, что стоит посреди комнаты и от увиденного закружилась голова. Стены будто разъезжались и отдалялись от него и теперь он находился в центре огромного помещения, чуть ли ни в сотни квадратных метров. Потолка будто и не было, а пол провалился и под ногами голодная пустота. Осталось только окно вдалеке.
Он рвался сколько было сил; пытался дотянуться, но не мог сдвинуться с места, будто неведомая сила отталкивала его от окна. Он зажмурился и его воображение заполнили образы жильцов этого дома: они кричали друг на друга, пытались обмануть или оклеветать любого. Жадность, мелочность и никчемность – вот и все с чем они ассоциировались. Стронов хотел бы увидеть что-то радостное, что-то светлое… что-то выше всего этого и не разрушает само себя каждый день, но этого не существует. Поэтому и выбрал эту работу, что бы попытаться спасти хоть кого-то, тем самым спасти себя. Он искренне верил, что этот мир действительно мертв и он сам является его частью. Просто делал свое дело, как робот; получал деньги и ни о ком не думал.
Если эти люди сами не хотят жить по-другому, почему его должно это волновать? Почему он должен рисковать своей жизнью ради тех, кому насрать на него; кто ждет его приезда не больше, чем доставку пиццы? В этом мире, где каждый адрес – это чертово гнездо и нет смысла там искать райские врата.
****
Пальцы ткнули холодное стекло и все тело словно пронзило током. Перед ним растянулось то самое окно. Оно было несколько метров в высоту и столько же вниз. Всю поверхность затянуло, как лобовое стекло машины. Стронов начал протирать его ладонью, но что-то его остановило. Он подсознательно боялся там что-то увидеть или если то самое «что-то» увидит его. Но ладонь уже коснулась стекла, а поэтому уже ничего не исправить.
Он чувствовал себя как на сцене, стоя за кулисами. Через отпечаток ладони на стекле лился все тот же бледно-синий свет. Сначала ему показалось, что это луна, но за окном, как оказалось, не было ничего привычного. Непонятная синева тянулась вдаль и поднималась выше и выше, будто заворачивалась в дугу. Любопытство затмило прежние опасения и он спешно протер окно насколько хватило длинны рук.
Внизу было какое-то движение; что-то мелкое роилось, как опарыши и все это окрашено синим. Он попытался присмотреться, но окно будто поняло его и приблизило к происходящему: тысячи и тысячи людей, горящих синим пламенем рвали друг друга в массовом нескончаемом безумии; кто-то с оторванными руками пытается зубами обглодать лицо любому, кто подвернется. Казалось, даже мертвые встают и впускаются в этот пляс снова и снова… снова и снова. Никто из них не может наесться, каждому мало. Другие прячутся за разрушенными стенами и, как стервятники, подбирают, что осталось. Каждого сжигало пламя собственного зла.
В их силах прекратить это; успокоиться и помочь друг другу выжить. Даже в этом пустом мире найти любовь, найти смысл и начать все заново. Окно показывало ему все больше и больше: резню в лужах кипящей крови, как толпа накидывается на одного нечастного и рвет его на части или оторванную голову, которая все еще пытается укусить чью-нибудь ногу ступившую рядом. И он словно летел над ними, боясь увидеть себя.
Был ли это когда-то мир без боли, мир покоя и благости? Или это яма, созданная кем-то, кого даже трудно вообразить; тюрьма для всех, кто еще при жизни был обречен полыхать здесь. Стронов разглядывал остатки былых строений: фасады домов; обрушенные стены; деревья, вернее их мертвые тела, выдранные неведанной силой. Но эти дикари даже не понимали, что это.
Окно остановилось на одном из них; он чуть возвышался над остальными на каком-то каменном обломке со ступенями. Грудь его вздымалась, а безумный взгляд рыскал по беснующейся толпе. Он повернул свое обгорелое и обгрызенное лицо к наблюдающему и смотрел прямо в глаза; у Стронова все сжалось внутри, он не хотел, что бы кто-то из них видел его в этом окне. Но оно продолжало приближать его к этому подобию человека. У него было содрано половину скальпа, а рот с одной стороны разорван до уха, откуда с каждым выдохом брызгала кровь.
Стронов замер в ужасе; эти безумные глаза были совсем рядом, их отделяло лишь стекло. Живой человек был ему интереснее всех тех, кто копошился под ногами. Казалось, он уже попробовал кусок от каждого удовольствия, которое есть на этой мертвой земле. Синие языки огня непрерывно хлестали его плоть, но он едва ли это чувствовал. Нужно еще… им всем нужно еще. Лающие крики и визги постепенно утихли. Все вмиг освободили свои рты от чьих-то отгрызенных кусков. Глядя на Стронова с интересом и неустанным голодом, они подходили ближе, как мотыльки на свет. В его сознание болезненно вспыхнуло видение грядущего: он один, а их сотни тысяч и между ними никаких преград; никакие мольбы им не понятны и он неизбежно станет частью этого мира, сжираемый злом и огнем.
Полуликий с диким воплем ударил своей кровавой ладонью по стеклу. Все его стадо издало невыносимый вселенский рев. Стронов изо всех сомкнул глаза и мышцы лица в миг окаменели.
- Нет, нет, нет, нет… - шептал он себе под нос.
****
Открыв глаза, он стоял пред маленьким окном в той же крохотной комнатке: слева от себя увидел тот же диван, а позади старую мебель. Все его тело пронимала дрожь. Участковый протянул руку к лицу и с удивлением наткнулся на густую щетину. А ведь утром, перед выходом на дежурство, он, как всегда, выбрил лицо согласно уставу. Сознание все еще было предоставлено самому себе и не хотело отзываться. Ему проще было не думать обо всем, что он увидел, чем задавать вопросы, на которые, все равно, никто не ответит.
Стекло рассеивало безжизненный лунный свет; полумесяц теснился среди пухлых туч и глядел на пустырь позади общежития. Все как и прежде – только небо, луна и земля... Как было в самом начале и как будет после, а между этим – хаос страстей, который мы называем жизнь. И только что он видел, во что это может превратиться. Только познав обе крайности, мы осознаем середину.
Стронов прикоснулся к окну, будто гладил полумесяц в благодарность за спасение. Оно было горячим... Стронов отпрянул от него на пару шагов. У него внутри возникло сложное чувство: ему хотелось верить, что это всего лишь воображение и слабость рассудка. Он готов был это принять. Но, горячее стекло, как доказательство, что это была не просто галлюцинация. Весь тот страх и ужас глубоко проник в него и теперь он не понимал, что на самом деле реально.
Он был готов договориться с самим собой и забыть это, хотя и понимал, что никогда не забудет. Возможно, теперь в его жизни что-то изменится. Нет! Он сам все изменит. Не нужно быть таким же, как эти люди – вечно ждать, просить и бояться.
– Все будет по-другому. – выдохнул он.
****
Стронов ощутил присутствие в комнате, будто тишина поменяла свою плотность. Такое чувство бывает, когда кто-то бесшумно входит в комнату, а ты не видишь, но чувствуешь. Что-то занимало собой огромное пространство в это маленькой комнате. Дрожь снова набросилась на него. Об этом первобытном страхе знают все, кто оказывался ночью в лесу. Этот инстинкт не просыпается просто так.
Оно стояло в углу, высотой под самый потолок. Никаких сомнений, оно там! У Стронова пережало дыхание будто петлей. Он стоял в оцепенении и вглядывался в пустой темный угол. Там что-то есть, он точно знал, но не хотел верить. Что если они увидели его в окне и пришли за ним. Как и говорила та женщина, «они забрали его».
Густая незримая масса чего-то злого, клубилась перед ним.
– Да что тебе надо?! Скажи… покажи… не мучай!!! – его кольнуло чувство беспомощности. Он был готов принять волю непознанной им сущности, ведь у него не было выбора.
Тень в углу сгустилась почти до черноты и расползалась по стенам. Серая вуаль зашторила собой окно и теперь даже лунный свет не смел сюда проникнуть. Из черноты, как из глубины пасти донесся низкий рокот – он пытается что-то сказать. Стронов на мгновение перестал ощущать свою дрожь, его насквозь пронзала вибрация из глубины. Он снова закрыл глаза – надеялся, что это поможет… хотя бы забыться.
Все волнения ушли и стало спокойно, будто он почувствовал в этом что-то знакомое, но так давно забытое. Тело сделалось легким, невесомым. Его мягко пронизывали волны одна за другой. Каждая длилась чуть дольше предыдущей, накладываясь друг на друга, пока не пришла последняя, которая как океанский отлив забирает с собой все, что не нужно берегу; все, что навсегда остается там… в грустных объятиях вечности.
****
Красно-синие огни шумно проносились по улицам, пытаясь успеть с одной беды на другую; туда, где люди сами создают себе проблемы, где нет уважение друг к другу. Сотни колес перемешивали грязный снег, пробираясь через дворы, а в одном из них стояла машина участкового, который что-то увидел в маленькой квартире номер 12/79. Что-то, что стоило бы увидеть каждому, по чью душу едут с мигалками. Тогда и не совершалось бы столько ошибок; не рождалось бы столько зла, с которым многие не могут мириться.
Мужчину и молодого участкового так и не нашли. Оказывается это не первые люди, которые пропали в том доме. Об остальных просто не заявляли. Шум на одиннадцатом этаже быстро утих и все разбрелись по своим норам продолжать придаваться забвению. Та женщина тихонько вошла в так знакомую ей квартиру – мир в несколько квадратных метров. Она потеряно озиралась, как кошка. Осторожно подойдя к окну, она молитвенно сложила руки на груди. Ей хотелось верить, что она не сошла с ума, но за окном не было ничего, что могло ей дать ответ: безликий и безжизненный пустырь, застеленный холодным светом, где есть что-то, что всем кажется таким знакомым.