Эту историю мне рассказала бабушка. На момент начала Великой Отечественной войны она жила в Севастополе – городе, куда упала первая немецкая бомба. Многие полагают, что война началась с Бреста, но это не так. Первым был Севастополь.
Немцы в городе
Вскоре город, как впоследствии Ленинград, взяли в блокаду, а потом пришли немцы. Многие граждане ушли под землю – о втором городе под Севастополем говорят и сейчас. Якобы многие входы в эти штольни ныне заложены, но есть они везде, даже в центре.
Немцы сразу принялись наводить в городе свои порядки. Бабушке было тогда 16 лет. Она старалась особо не попадаться оккупантам на глаза, чтобы не забрали в Германию – по городу ходили слухи, что туда увозят молодых людей. Потом оказалось, что это не слухи.
Выживали они, как могли – моя прабабушка, бабушка и ее сестра. Прадедушку забрали на фронт, где он пропал без вести. Бабушка рассказывала, что было очень голодно и страшно. Никаких вестей из внешнего мира не поступало, жители Крыма оказались заперты на полуострове. Кое-как удавалось обменивать что-то из вещей на еду – свечи, посуду, одежду. Но все реже и реже, потому что и у других ничего не было.
Часы
Однажды после долгой, тяжелой зимы, когда уже тепло пригревало майское солнце, бабушка шла по улице и увидела впереди длинную колонну наших военнопленных. Их вели несколько конвоиров на лошадях, вооруженные винтовками.
Бабушка в испуге отскочила в сторону и прижалась спиной к забору какого-то дома. Пленные тащились мимо, поддерживая друг друга, едва волоча ноги. Выглядели они очень жалко – обмотанные в какие-то тряпки, раненые, изодранные. Бабушка смотрела на них со слезами. Она понимала, куда их ведут – на расстрел. Немцы проводили казни на нынешней Максимовой даче.
Один из пленных, белокурый юноша лет 18-ти, быстро огляделся вокруг, увидел у забора бабушку и незаметным движением кинул ей что-то под ноги. Бабушка, повинуясь интуиции, наступила на эту вещь босой ногой, чтобы немцы не увидели. Колонна шла дальше, а она все стояла, провожая их взглядом.
Когда они отошли достаточно далеко, бабушка присела и подняла ту вещь. Это были карманные часы на цепочке. На круглой крышке был выгравирован какой-то герб. Бабушка сжала часы в ладони и бегом припустила к дому. Сердце колотилось, как бешеное, она даже не замечала, как мелкие камешки ранят кожу стоп.
Дома она, заперев дверь, откинула крышку часов. Внутри оказалась маленькая трубочка из тоненькой папиросной бумаги. Бабушка развернула ее.
«Передайте моим, что меня расстреляли в Севастополе», – было написано там. Дата, имена и адреса.
Бабушка аккуратно переписала все в телефонную книгу, чтобы не потерять – решила, что после войны обязательно напишет родным того юноши. Она не сомневалась, что рано или поздно немцы уйдут – никто в этом не сомневался.
Часы она спрятала в шкатулку. Но потом все же пришлось обменять их на еду – другого выхода не было, бабушкина сестра умирала от голода. Бабушка очень жалела, но поделать ничего не могла. Эти часы буквально спасли жизнь ее сестры.
Когда в 1944 году Крым и Севастополь освободили от немецкой оккупации, бабушка действительно написала письмо по тому адресу – не забыла. Рассказала все честно: и как встретила на улице колонну военнопленных, и как юноша кинул ей часы, и как часы потом пришлось выменять на хлеб. Ничего не утаила.
Она не знала, дошло ли письмо – ответа так и не пришло. И, возможно, она и забыла бы эту историю, если бы не тот мистический случай, что произошел спустя несколько лет после окончания войны.
После войны
Севастополь активно отстраивался – после ковровых бомбардировок от города практически ничего не осталось. Бабушке было уже 19 лет, в 1945 году она вышла замуж за вернувшегося с фронта одноклассника, свою первую любовь. В 1946 году родила первенца – моего дядю. Пошли дети. Всего она родила четверых, моего отца – последним, в 1951 году. Тогда же и произошло продолжение истории с часами.
Так как город был практически сравнен с землей, жить приходилось во времянках – длинных деревянных бараках-общежитиях. Некоторые из них все еще стояли в Севастополе. Удобств там не было практически никаких: тесная комнатенка, в которой ютились порой десяток-полтора человек, тонкие стены, минимум мебели. Но бабушка не жаловалась. Их собственный дом разбомбили немцы при отступлении, и они были рады, что им дали хотя бы это – не пришлось жить на улице, как бродячим собакам.
На возрождение Севастополя съезжались со всей страны, и город потихоньку возвращался к жизни. Бабушка активно работала на стройках – как и все. Было очень трудно, но те года она вспоминает как лучшие в своей жизни – она была молода, полна сил и энергии, у нее был любимый муж и маленькие дети, которых она обожала всей душой. А впереди – целая жизнь. Война кончилась, самое страшное осталось позади, они выжили и победили. Что еще нужно? Будущее виделось радостным, ярким, полным счастливых моментов и огромных возможностей.
Уходи
Однажды ночью, когда моему папе только-только исполнился год, бабушку что-то вдруг разбудило ночью – будто кто толкнул в плечо. Бабушка открыла глаза. Рядом сопел в подушку муж, где-то у противоположной стены спали на своих кроватях дети. Молодая женщина некоторое время просто лежала, глядя в темноту. Уличного освещения тогда еще не было, и за окном царила непроглядная темень, только луна иногда показывалась из-за облаков.
Бабушка встала. Решила: если уж проснулась, можно сходить попить воды из бочки, что стояла в общем коридоре. Они по очереди носили туда ведрами чистую воду из колодца.
Она встала, на цыпочках прошла к двери и бесшумно скользнула за дверь. На столике стояла керосиновая лампа. Бабушка нашарила спички, чиркнула, сняла стеклянный колпак и зажгла маленький огонек. Поставила колпак обратно, взяла лампу за ручку и подошла к бочке. Зачерпнула алюминиевой кружкой прохладной сверкающей воды.
Напившись, она поставила кружку обратно на полку, повернулась и… прямо перед собой увидела того самого белокурого юношу, что кинул ей часы. Он смотрел будто сквозь нее, куда-то поверх плеча. Выглядел, как живой – настолько, что бабушка даже протянула к нему руку, чтобы коснуться его тела. И вздрогнула. Поняла: он одет в изодранную, окровавленную военную форму, в груди темнеет несколько пулевых отверстий. Он перевел на нее отсутствующий, потусторонний взгляд. Обветренные губы разлепились, и он прошептал только одно слово:
– Уходи.
Лампа заморгала огоньком, и юноша исчез.
Бабушка в испуге побежала обратно в свою комнату. Она не знала, почему, но начала с криками будить мужа и детей, натягивала на них, полусонных, одежду. Муж начал ворчать, называть ее сумасшедшей, но что-то в ее поведении, взгляде, заставило его повиноваться. Они собрались и вышли в ночь. Решили идти к бабушкиной сестре, в другой район.
А утром они узнали: в их бараке случился пожар. Большинство жильцов погибли. Бабушка почувствовала, как захолонуло от этой новости сердце. Получается, призрак юноши спас ее от смерти – видимо, в благодарность за то, что она написала его родным.
Больше он к ней не приходил. Впрочем, и никаких серьезных неприятностей у нее в жизни и не случалось. Но бабушка говорила, что на всю жизнь запомнила белокурые волосы и пронзительные, серо-голубые глаза…