Раз мы с вами стали говорить о Македонских войнах, то, полагаю, имеет смысл познакомится несколько ближе с главным героем этих событий - царем Македонии Филиппом V. Филипп родился в 238 году до н. э. Его отец,
Деметрий II Этолик царь Македонии, принадлежал к роду Антигонидов, т.е. был прямым потомком Антигона Одноглазого, соратника Александра, и одного из диадохов.
По линии матери Филипп был потомком царского рода Эпира, и, следовательно, и знаменитого Пирра. Как видите родословная у нашего героя была блестящей.
Филиппу было 6 лет когда он стал сиротой. Казалось, это был приговор и для маленького принца, и для государства, дела которого Этолик оставил в довольно плачевном состоянии. Но судьба и боги рассудили по другому. Власть в Македонии в свои руки взял дядя Филиппа, Антигон Досон. За время своего правления этот челок смог восстановить мощь и авторитет Македонии и воспитал из Филиппа достойного приемника. В 221 году до н.э. Досон погиб, защищая северные границы страны. На престол взошел новый царь, Филипп V. Было ему 17 лет отроду.
Главными источниками по по этой эпохе для нас являются Полибий и его "Всемирная история", а также " История Рима" Тита Ливия. В первую очередь, разумеется, Полибий. Он наиболее близок по времени в описываемым событиям, и был свидетелем и активном участником финальной трагедии Македонии.
В современной историографии бытует мнение, что выше названные авторы из ложного патриотизма, один грек, другой римлянин, не справедливы к Филиппу. Мне кажется, однако, что они старались быть максимально объективными. Вообще, в оценках вышеуказанных историков четко различается "ранний" Филипп, в начале его карьеры, и последующие действия. Вот, например, Полибий:
"Вообще за обходительность с соратниками на боевом поле, за военную доблесть и отвагу Филипп пользовался доброй славой не только в среде участников его похода, но и у всех прочих пелопоннесцев. И в самом деле, нелегко назвать другого царя, который в такой же мере был бы предназначен самою природою к царской власти. В высокой степени ему присущи были проницательность, память и радушие; к этому присоединялись царственная наружность и такой же характер и, что всего важнее, военная доблесть и отвага. Однако некоторые черты пересиливали в нем все эти достоинства и из даровитого царя сделали дикого тирана...
...В пору силы и господства над эллинами Филипп был вероломнейший и подлейший человек, а потом, когда счастье изменило ему, сделался в высшей степени умеренным. Когда наконец власть его рушилась совсем, Филипп не щадил усилий для того, чтобы поднять свое царство и приготовить его ко всем случайностям будущего".
Как видите, все достаточно объективно. В том же духе высказывался и Ливий.
Разнонаправленность характеристики, которую дал Полибий, по всей видимости, нетрудно понять, если посмотреть на события в Греции в это время. Первоначально Македония пришла как союзник, прежде всего, Ахейской лиги, как защитник свобод и прав, да и самого существования полисов, сначала от Спарты (клеоменова война) а затем от лиги этолийской. Но затем македонский сапог оказался даже тяжелее чем предыдущие. Отсюда и разная оценка Филиппа и его поступков на разных этапах его деятельности.
В новое время блестящую характеристику Филиппу дал Теодор Моммзен. Вт цитата из его "Истории Рима":
Филипп не был тем человеком, какой был в то время нужен для Македонии, но он не был и полным ничтожеством. Это был настоящий царь и в лучшем и в худшем смысле этого слова. Основной присущей ему чертой было стремление к неограниченной и нераздельной власти; он гордился своей порфирой, но гордился и имел право гордиться не ею одной. Он выказывал не только храбрость солдата и сметливость полководца, но и высокий ум в управлении государственными делами всякий раз, как была задета честь Македонии. Щедро одаренный и здравым смыслом и остроумием, он располагал к себе всякого, кого хотел, и особенно самых даровитых и образованных людей, как например Фламинина и Сципиона; он был приятным собеседником за кубком вина и был опасен для женщин не одним только высоким саном. Но вместе с тем это был один из самых кичливых и самых нечестивых людей, каких породил его наглый век. Он имел обыкновение говорить, что никого не боится кроме богов, но давал повод думать, что это были те же боги, которым постоянно приносил жертвы начальник его флота Дикеарх, — безбожие (Asebeia) и беззаконие (Paranomia). Для него не была священной жизнь его советников и тех, кто помогал ему приводить в исполнение его замыслы, а свою злобу на афинян и на Аттала он удовлетворил уничтожением замечательных памятников и знаменитых произведений искусства; ему приписывается политическое правило, что умертвивший отца должен умертвить и его сыновей. Он, быть может, и не находил наслаждения в жестокости, но был совершенно равнодушен к чужой жизни и к чужим страданиям, и в его непреклонном и черством сердце не было места для той непоследовательности, которая одна только делает людей терпимыми. Он так решительно и так резко объявил во всеуслышание, что неограниченного монарха не могут связывать никакие обещания и никакие требования нравственности, что именно этим создал для своих замыслов самые непреодолимые препятствия. Ему нельзя отказать ни в проницательности, ни в энергии, но с этими качествами странным образом соединялись нерешительность и беспечность; это объясняется отчасти тем, что он был призван к неограниченной власти, когда ему было только семнадцать лет, и что его неистовые выходки против всякого, кто препятствовал его самовластию возражениями или неприятными советами, оттолкнули от него всех самостоятельных советников. Трудно решить, что творилось в его душе, когда он так вяло и так бесславно вел первую македонскую войну, — было ли то от беспечности, происходящей от высокомерия, которое напрягает все свои силы лишь ввиду неминуемой опасности, или же от равнодушия к не им самим задуманному плану военных действий и зависти к славе Ганнибала, помрачавшей его собственную. Конечно, по тому, как он действовал впоследствии, в нем уже нельзя было узнать того самого Филиппа, чья медлительность разрушила план Ганнибала.
Как видите, эта характеристика созвучна тому, что писал Полибий. Справедливости ради надо отметить, что последнее время тенденция изменилась, многие историки находят в Филиппе многие достоинства, отрицая его другую сторону. Но бог с ними, это безусловно их право. С легкой руки Моммзена в исторической литературе начался диспут о том, тот ли он государь который нужен был Македонии в этот время, или необходим был совсем иной. Дискуссия в общем то бессмысленная, но попробую и я выказаться на этот счет.
Тот Филипп, который в конце своей жизни, после поражений и краха всех своих начинаний, терпеливо строил экономику своей страны, шаг за шагом укреплял возможности своей армии, хотя и был весьма ограничен в средствах, нравится многим гораздо больше, нежили Филипп в начале его пути. Вот только бы что то хорошее из этого, бог весть. Проверить мы не сможем. Да и окружена Македония была отнюдь не миролюбивыми и доброжелательными соседями, отнюдь! Любой из них готов был урвать кусок у соседа, едва только чувствовал его слабость!
Да и мог ли царь Македонии быть другим, не тем кем он был? Нет. Филипп был сыном своего времени, все наследники Александра мечтали о его славе, каждый из них считал, что именно ему боги даровали право возродить великую империю. Все они были жестоки и вероломны. Они рождались в этой атмосфере, в ней воспитывались, жили и умирали. Он был не лучше и не хуже владык Египта и Сирии, те же устремления, и увы тот же конец. И греческие полугосударства, хоть и дышали на ладан, однако не могли и не отказывались от попыток установить свою гегемонию над остальными.
Да и молодой хищник, в лице Рима был не лучше, не был менее агрессивен остальных. Хоть и не было в вечном городе царя, но каждый молодой и не очень аристократ мечтал о славе, а слава была в войне.
Так не будем же осуждать царя Македонии, он был талантлив и энергичен, единственная его вина была в том, что он родился, когда эллинский мир стремительно катился к своему закату. Но уж в этом он виноват точно не был.
