День был тусклым, серым и морозным. Внезапное похолодание превратило дороги в каток. Порывы ветра вытряхивали из живых души с последними остатками тепла. Плохое предчувствие сжимало сердце. Казалось, тепло и солнце сгинули навеки, и духи зла поют отходную всем планам на лучшую жизнь и счастье. Безнадежность и зима вступали в свои права, даже единственный выходной перед рабочей неделей совсем не радовал.
Клим как раз сегодня должен был сменить летнюю резину на зимнюю. Выходить из дома не хотелось. Он с трудом оторвался от книги, кофе и куска пиццы и заставил себя выйти в стремительно темнеющий мир. Вечером Юльку с дочкой забирать из бассейна, надо это сделать на нормальных шипованных колесах. Жизнь этих девчонок имеет значение, не то, что его жалкое существование.
Он ехал предельно осторожно, прогонял от себя депрессивные мысли, стараясь сосредоточиться на дороге. Но мысли накатывали, как волны, накрывая с головой отчаяньем. Жизнь складывалась паршиво. Вместо работы в Центре изучения и сохранения морских млекопитающих – бессмысленный труд учителем биологии в школе, вместо служения науке – статейки для научного руководителя в обмен на обещания когда-нибудь упомянуть в соавторах, вместо приключения – рутина.
Клим даже не понял, как на дороге оказалась эта бабка. Из-за кустов выпрыгнула что ли? Он резко вдавил педаль тормоза, машину повело по льду, ровно в сторону, куда отшатнулась старая развалина. От мысли, что он сейчас станет убийцей, волосы встали дыбом, он вспомнил, чему учили на курсах вождения десять лет назад, и рванул ручной тормоз. Машина резко остановилась, только легонько толкнув бабку на капот. Клима бросило вперед, но ремень безопасности помешал пробить головой лобовое стекло.
Он выбежал из машины с желанием помочь, извиниться перед пострадавшей старухой. Но потерпевшая, будто только этого и ждала. Старая ведьма вцепилась пальцами с покрашенными в багровый цвет крючковатыми когтями в куртку Клима и принялась кричать, что он проклят, проклят, проклят!
Обычно в ситуациях открытой агрессии Клим терялся и был готов на любые уступки, лишь бы перестали кричать. Но тут, видя эту провалившуюся беззубую пасть, эти красные слезящиеся глазенки, Клим почувствовал ярость и желание заехать в морщинистую рожу кулаком. Приятное ощущение физического превосходства. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Старая ведьма расхохоталась, разжала руки и отскочила в сторону тротуара. Оттуда она послала Климу воздушный поцелуй и растаяла в городском тумане. Клим долго стоял возле машины, не соображая как быть, но тут у стоящих сзади водителей лопнуло терпение, и они начали сигналить.
В машине Клима накрыло такой слабостью и головокружением, что он едва смог съехать на обочину и закрыть глаза. Раньше он на здоровье никогда не жаловался. Поневоле поверишь в проклятие старухи.
Клим было рассмеялся над этой мыслью, но смех оборвался когда из носа хлынула кровь, а на запотевшем боковом стекле проступило пятно в виде маленькой руки с безобразно коротким указательным пальцем.
***.
Ближе к вечеру Климу удалось убедить себя, что происшествие со старухой не стоит внимания. А сеть Интернет тут же услужливо подкинула информацию о разразившейся сегодня небывалой магнитной буре из-за многокилометровой трещины на Солнце. Вон кроваво-красное северное сияние полнеба накрыло. Вот людей, что послабей здоровьем, в больницы отвозят пачками.
Если перестать листать новостную ленту, все равно ощущается беспокойство встревоженного человеческого муравейника. Звуки сирен машин скорой помощи то и дело пробивались через хрупкую преграду стекла. Не мудрено, что и Климу досталось. Он ведь живой, не из железа.
Ночью Клим проснулся от странной тревоги. Тихий ритмичный стук в окно пятого этажа. «Открой, впусти, наполни свою пустую жизнь», – слышалось ему с этой нетерпеливой дроби, с отдельными царапающими стекло нотками. Юлька спала, приоткрыв рот, совсем беззащитная. Накрыть голову подушкой, навалиться сверху – даже не пикнет. Клим сглотнул, наполнившую рот слюну. Это не могло быть его мыслями. Это оттуда, от темного окна принесло.
Отдернул штору и увидел, как четыре узловатых длинных пальца нервно барабанят по стеклу. Присмотрелся – большая ветка. Просто ветер отломил ее где-то и бросил ему на крышу. Вот она теперь висит, зацепившись за ограждение, и мешает спать.
Клим, как лунатик в полусне, сам не заметил, как оделся, вышел из квартиры и через чердачное окно выбрался на скользкую от дождя крышу. Ветер бесновался, толкал его порывами то в грудь, то в спину. Он даже потерял равновесие и с силой влетел в хлипкое ограждение, прогнувшееся под ударом его массивного тела. Ветка от удара отцепилась и упала на подсвеченный фонарем центр двора-колодца, как раскинувшее руки человеческое тело.
Жаль, что здесь нет никого. Толкнуть, как ветер в грудь, увидеть полные ужаса глаза, услышать вопль и глухой стук об асфальт.
Тряхнул головой, пытаясь избавиться от мерзостных мыслей. Голова отозвалась острой болью в затылке. Звук, что-то звякнуло на чердаке. Там кто-то есть.
Двумя звериными прыжками он добрался до чердачного окна и ввалился внутрь, на всякий случай прикрыв голову и лицо левой рукой. Правой он был готов ударить затаившегося противника. Откуда это у него, не дравшегося даже в детстве?
Думать было некогда. На него смотрел – враг. Грязный, затрапезного вида мужичок со шкаликом водки в руке.
– Пить будешь? – с надеждой спросил он.
Клим поднял откатившуюся ему под ноги пустую бутылку за горлышко и ударил ее об балку перекрытия. Звон стекла. Острые лезвия «розочки» жаждут крови. Головная боль сменилась эйфорией силы и вседозволенности.
– Убивать тебя буду, – честно признался Клим.
***.
Дальше картинки сменяли друг друга в безумном хороводе. Пьяница взвизгнул и рванул куда-то в темноту. Клим бросился за ним, но понял что в этот узкий крысиный ход, ведущий на соседний чердак, ему не пролезть. Ярость от побега жертвы смела последние остатки сознания, и он пришел в себя среди обломков нехитрой мебели и осколков посуды от голоса жены.
Юлька в куртке поверх пижамы застыла в дверном проходе. Фонарик в ее руке дрожал, выхватывая подробности учиненного им разгрома.
– Пьяниц разогнал, – улыбнулся он смущенно, – развели здесь притон.
– Ты в порядке? – зубы жены лязгнули скорее от страха, чем от холода.
– Более чем. Просто разозлился на этих уродцев. Пойдем домой, моя маленькая, – Клим обнял ее за плечи и увел в квартиру.
Запершись в ванной и включив воду, он долго смотрел в зеркало на незнакомое осунувшееся лицо с привычными аккуратными усиками и бородкой и шальными злыми глазами. Проклятие? Смешно. Он биолог и атеист. Что бы он подумал, увидев такое поведение у животного? Болеет бешенством или иным вирусом, либо у него эндокринное заболевание. Поведенческое расстройство на фоне стресса тоже может быть, но вероятность мала, его устойчивой психике откровенно завидовали друзья и коллеги. Надо обследоваться и найти причину.
Юлька не спала. Впилась взглядом в его фигуру с полотенцем на бедрах:
– А ведь ты похудел. За сутки. Смотри, как кожа на животе болтается.
– Солнышко, кажется, я серьезно заболел. Пока не знаю чем. Но давай, ты со мной, пока не поправлюсь, дочку оставлять не будешь, ладно?
Она кивнула и хлюпнула носом, сдерживаясь чтоб не разреветься. Только его болезни им и не хватало, в довесок к ипотеке и автокредиту.
***.
Работа в школе превратилась в пытку. Он с трудом никого не убил, только пальцами сломал указку и так отодвинул стул, что у того отломилась ножка. Голова болела, как будто в нее засунули кусок раскаленного железа, из носа шла кровь. Завтра он поедет в больницу. Сегодня же нужно отвезти статью научному руководителю. В электронном виде этот развращенный властью упырь принимать документы отказывался. Только лично и с должным уважением.
– Вы же укажете меня в соавторах, когда опубликуете мою работу с моими расчетами? – почти спокойно спросил Клим, которого уже начало колотить от ярости при виде этой развалившейся в кресле фигуры.
– Терпение, мой мальчик, терпение. Сейчас не лучшее время и это не лучшая работа, чтоб выводить тебя в люди. Надо еще немного подрасти, заработать авторитет….
– А что насчет моего места в Центре? Обещали в этом году устроить, а уже ноябрь кончается.
– Не так-то это и просто, – развел руками упырь, – но я стараюсь обеспечить тебе лучшее будущее.
Веселая и горячая волна ярости, накрыла Клима полностью. Перед кем он испытывал священный трепет? Перед этой мумией?
– Я не могу больше работать с детьми! – он взял самоуверенного мерзавца за галстук и дернул, затягивая узел.
– Мне нужна работа в Центре прямо сейчас, понятно? – одной рукой он натянул галстук, а второй взял со стола ручку дорогую, красивую, кажется даже позолоченную. Клим задержал ее рядом с расширившимся зрачком хрипящего и синеющего жалкого существа, и одним ударом приколотил галстук к столу. Столешница треснула, и ручка прочно засела в древесине.
– Завтра у меня будет место в Центре изучения и сохранения морских млекопитающих – раз. Моя статья выйдет под моим именем – два. Ты будешь вести себя ровно и уважительно – три. Нарушишь мои условия или попытаешься натравить на меня ментов с бандитами, и я тебя убью с огромным удовольствием, медленно и мучительно.
Застывшие глаза собеседника не выражали ничего кроме ужаса. Было понятно, что этот трус выполнит требования, а для этого стоит сохранить ему жизнь. Ну что ж, дома его ждут другие, не менее приятные жертвы!
Через некоторое время, когда пульсирующая головная боль отпустила, Клим понял, о чем он так просто и буднично подумал. Желудок сжался в спазме тошноты. Жена и дочь – самые близкие люди, а ему хочется их убить. Домой ехать нельзя. Надо что-то придумать.
Крупный град забарабанил по крыше автомобиля, как похоронный марш. Белые крупинки мгновенно скрыли осеннюю грязь, как простыня, наброшенная на труп города.
***.
В больнице нужно быть завтра в десять часов утра. До этого времени стоило продержаться без жертв и разрушений, желательно сохранив рассудок. Клим усмехнулся и вычеркнул последний пункт из воображаемого списка, как нереалистичный. Он поехал в ту часть города, где столкнулся со старухой и припарковал машину неподалеку от места происшествия. Надо найти ведьму и выяснить что происходит.
От разместившейся на лавочке пьяной компании прокатился взрыв смеха. Клим зашел в продуктовый магазин за хлебом, колбасой и парой бутылок водки. Это должно помочь в его поисках. Развеселая компания подношение приняла благосклонно. Действительно, сумасшедшую старуху, Агату Ивановну здесь знал каждый. По описанию ее опознали мгновенно, даже адрес подсказали.
– Но сенсационной статьи ты про нее не сделаешь, парень, – поучительно икнул лысый и бородатый мужик среднего возраста, – когда она в прошлом году дочь с внуками и зятем заживо сожгла, о ней только ленивый не писал. А сейчас она тихо себя ведет. У нее менингит тогда нашли, полечили, и вроде как теперь она безобидная. Только тех, кто сгорел не вернуть.
Пара звонков и можно идти к старухе, выяснять пути передачи зла от человека к человеку.
– Фил, привет! Прикроешь меня по-дружески? Юля позвонит, скажи, что я у тебя ночую, помогаю со статьей по ладожской нерпе.
– Прикрою, конечно, – голос лучшего друга выдавал замешательство, – но, честно скажу, не ожидал от тебя такого скотства – гулять от жены, когда дочке едва годик исполнился.
– А я и не гуляю. Надо одну проблему решить, о существовании которой Юле знать не стоит. Я тебе потом подробно расскажу при встрече.
– Может, тебе помощь нужна? Друзья – это те люди кому о возникающих проблемах надо рассказывать в первую очередь. Ну, чтоб не наломать дров в одиночку. Слушай, приезжай, правда, ко мне и вместе твою проблему порешаем.
Клим представил творческий бардак в холостяцкой квартире Филиппа, ведро салата в холодильнике, которое ему приносит мама, чтоб с голоду не помер, звукоизоляцию, позволяющую прямо из дома записывать видео….
– Спасибо, дружище, но в этот раз я сам.
Положил трубку и ухватился за столб фонаря, пережидая острый приступ головной боли, наказывающий за неверное решение, за попытку сопротивляться тому, что многократно сильнее его, жалкого человечишки.
Когда вернулась возможность говорить, позвонил жене.
– Солнышко, не теряй меня, я сегодня у Филипа останусь. С утра в больницу, а я обещал помочь со статьей про нерпу.
– Клим, тут такое творится! Мне страшно. Не оставляй меня одну сегодня, пожалуйста, – Юля говорила сбивчиво, она правда была в ужасе . – В соседнем доме на чердаке, бомж трех своих корешей убил и сам повеситься пытался. Шум и крик стоял, жуть. Люди милицию вызвали. Вот прямо сейчас тела выносят и этого ведут. А он совсем псих, кричит, что проклят, рыдает, бьется. А ты вчера с этой компашкой ругался, они и тебя убить могли. Мне так страшно, Клим! Малышка плачет весь вечер.
Клим, как мог, успокаивал рыдающую в трубку Юльку. Понимал, домой он не поедет – даже если самоконтроль не подведет, очевидно – он заразен. Что бы это ни был за вирус, он передается другим людям. Отогнал от себя мысль о том, сколько десятков человек было с ним в контакте за эти сутки, и надел многоразовую маску, лежащую в кармане куртки с ковидных времен.
***.
Дверь в квартиру бабки была не заперта. Она сидела в темноте, на кухне, раскачиваясь вперед и назад, без звука, без смысла. Он смотрел на эту картину минут пять, а потом щелкнул выключателем. Лампочка без абажура, залила все желтым светом. Стали видны под штукатуркой следы копоти.
– Здесь все твои сгорели, – начал разговор Клим.
Старуха перестала раскачиваться и кивнула ему .
– Меня ты убить не сможешь, мы служим одному Господину, он не позволит. Ищи другую жертву.
– Никого я не буду убивать. Зря ты меня заразила, Агата Ивановна. Я кто угодно – неудачник, трус, размазня, но не убийца. Ценность человеческой жизни – для меня абсолютная ценность.
Старуха задребезжала смехом:
– Три дня. Больше ты не продержишься. Никто не продержался больше. А, вспоминаю, был один идеалист вроде тебя, тот себе нож в брюхо воткнул, чтоб не убивать. Это – единственный выход. Возьми со стола ножик, зарежься, потешь старуху.
– Нет, себя убивать я не стану. Это же сдаться, сбежать. А зараза останется и будет дальше превращать людей в чудовищ. Лучше расскажи, кому мы служим?
– Самому древнему Злу. У него нет имени. Это жажда абсолютной власти, это сила отнимать жизнь, это радость хищника, рвущего горло жертвы. Это свобода жить в свое удовольствие. Это самое большое наслаждение убивать. Ничто не может с ним сравниться.
– Ты ни о чем не жалеешь? О своей нормальной жизни, дочери, внуках?
– Разве это была жизнь? Так, прозябание. Жалею, что Господин нашел меня поздно, и я слишком слаба, чтоб убивать. Но сила проклинать у меня есть.
До рассвета Клим пытался найти логику в безумии, расспрашивая старуху. А утром, он разбитый бессонной ночью и борьбой с желанием вернуться к нормальным людям, поехал в больницу искать возбудителя своей болезни.
***.
В больнице сдерживать приступы ярости стало еще сложнее – слишком много людей, слишком сильной стала головная боль. Клим с тревогой заметил за собой эпизоды полной потери контроля. Однажды он обнаружил себя у кровати соседа с металлической стойкой для инфузии, уже занесенной для удара. Прикусив губу, громко грохнул стойку об пол, а не об голову спящего человека, рявкнул ему: «Не храпи!
Другой раз пришел в себя от сильного удара в челюсть и понял, что стоит возле дежурного поста со спинкой кровати в руках, а бледная от ужаса медсестра прижимает к груди кулачок со сбитой об его скулу костяшкой пальцев. После этого случая ему назначили мощную смесь из успокоительных и антидепрессантов. Лечение помогло справиться со вспышками ярости, и его благополучно выписали домой, рекомендуя зайти за результатами исследований через пару дней.
Шел третий день с момента получения проклятия. Клим чувствовал себя хорошо. Можно возвращаться домой к Юле, которая из-за его болезни, осталась один на один со всеми бытовыми сложностями. Обнять малышку, поцеловать жену, спать в собственной постели. Он так соскучился по нормальной жизни. В должности научного сотрудника Центра его утвердили, статья выйдет под его именем со вступительным словом научного руководителя. Жизнь налаживалась.
Но смутное предчувствие, пробившееся через эйфорию, заставило Клима резко повернуть на заснеженную дорогу, ведущую прочь из города. Он решил провести денек-другой в дачном поселке, в домике, доставшемся от родителей. Дачка не предназначалась для зимнего отдыха, изрядно обветшала и нуждалась в ремонте. Но полный сарай дров и наличие печки делали ее сносным вариантом. А самое главное – в поселке сейчас ни души. Он не станет убийцей, что бы там ни пророчила сумасшедшая старуха.
***.
Поселок не пустовал. Остановившись возле шлагбаума, чтоб поднырнуть под него и нажать кнопку с внутренней стороны забора, Клим столкнулся со сторожем Степанычем. Дед совсем не изменился с того времени когда Клим ребенком приезжал сюда с родителями. Оказывается он и зимой здесь на посту. Какая досада.
– Климка, – узнал его Степаныч, – а чего ты сюда один заявился, сорванец такой? Глаза у тебя нездоровые. Задумал, с собой, что плохое сделать? Так ты это брось!
– Ефим Степаныч, ну что вы придумываете? – Клим покраснел совсем как в детстве, когда сторож отчитывал его за очередную шалость, – мне поработать надо в тишине, чтоб никто не мешал.
– Смотри у меня, – погрозил старик и руками придержал шлагбаум в поднятом виде, чтоб Клим смог проехать. Механизм не работал.
В доме было холодно, несмотря на печь, тонкие стены и рамы плохо держали тепло. Клим смотрел на огонь и отгонял мысль о том, как полыхнет домик сторожа в темноте ночи. У Степаныча канистры с бензином в сарае стоят, это он помнил с детства. А дверь можно снаружи поленом подпереть.
Клим честно пытался поработать. Открыл ноут. Но навязчивые злые мысли не давали ему сосредоточиться. Он уже принял двойную дозу успокоительных и успел остановиться и не принять еще горсть таблеток. Оттого что он умрет здесь от передозировки, лучше никому не станет. Лекарства не действовали, с этим придется смириться. Боль от затылка растеклась по всей левой части головы и отдавала в глаз так, что слезы лились ручьем.
Клим прикрыл глаза. Он точно знал, что должен сделать, чтоб боль сменилась удовольствием, чтоб тепло растеклось по телу, чтоб ощутить силу и наслаждение жизнью. Он уже не сидел за столом с ноутбуком, а кружил по комнате, как раненый зверь в клетке. А тут, как назло, в окно постучал неугомонный Степаныч. Кровавая пелена заволокла сознание.
Клим очнулся рядом с дровяным складом, кто-то сломал подпорку, и стена дров рухнула на Степаныча. Старик лежал засыпанный дровами, а Клим стоял над ним с занесенным лезвием штыковой лопаты. Насколько легко отделяется голова человека от тела? Сейчас проверим! Но силам зла надо было, чтоб он сам добровольно перешел эту черту. Видно по правилам нельзя было сделать его убийцей в бессознательном состоянии. Степаныч тихо застонал. Клим отбросил лопату в сторону и заполз в дом. Голова взорвалась болью.
Когда сознание вернулось к Климу, он понял, что если старик замерзнет на улице, то только по его вине, и надо придумать, как его выручить. Телефонная связь и интернет здесь не работали. «Возможны только экстренные вызовы», значилось на экране. Без особой надежды набрал номер 112, оператор ответил, и оказалось настоящей пыткой спокойно разговаривать, объясняя, что произошло и где. Каждое слово больно отдавалось в голове. Казалось, что хуже быть не может, но с каждой минутой Климу становилось все хуже и хуже.
Пытка разговором закончилась. Клим выронил телефон и обхватил руками голову. Дверь открылась, а на пороге стояла Юлька с укутанной в зимний комбинезон дочкой. Клим смог только заскулить и попятиться вглубь комнаты.
– Любимый, звонили из больницы. Позвонили мне, потому что ты не ответил, – затараторила Юлька, зачем-то приближаясь к нему, – На МРТ у тебя нашли опухоль в голове, надо срочно оперировать. Едем скорее.
Смысл ее слов не достигал сознания, совершенно обезумевшего от боли человека. Клим метнулся в сторону. Юля с визгом отскочила в сторону от полетевшего в ее сторону стола. Малышка у нее на руках от испуга зашлась плачем.
– Убирайтесь. Да будьте вы про… – он заткнул себе рот кулаком, чтоб не произнести этих слов. Хватаясь за остатки ускользающего сознания, он разбил окно, вывалился в него и побежал, не разбирая дороги.
«Пока я бегу – я не убиваю, пока я бегу – я не самоубийца. Я – человек и нет надо мной твоей власти». Он споткнулся обо что-то и упал в снег. Сил справиться с болью и встать, у него уже не было. Из какого-то упрямства, он перевернулся лицом вверх, с ночного неба вниз сыпались пригоршни сверкающих сквозь слезы белых снежинок.
***.
Спасатели приехали быстро. Степанычу зафиксировали сломанную ключицу, и старику пришлось переехать в нелюбимый им город к сыну. Следы Клима замело, но поисковая собака сработала безупречно, его успели найти живым и даже не слишком замороженным. Левая рука с удаленными фалангами указательного пальца приобрела странный вид и служила постоянным напоминанием, что за все надо платить.
Опухоль удалось удалить. Вместе с ней пропали головная боль и мучавшие Клима приступы ярости – он стал собой. Не сразу, когда научился ходить и говорить. Хотелось хотя бы на время выкинуть произошедшее из памяти и жить спокойной жизнью. Но это тоже означало сдаться и позволить Злу пробираться в головы другим людям. Нужно было найти и обезвредить остальных зараженных. Начать надо с тех, кто контактировал с безумной старухой.
Клим поделился своими мыслями с зашедшим его навестить Филом. Друг обещал заняться этим благодарным для журналиста и блогера делом, но Агата Ивановна пропала, и никто не видел ее уже две недели. Пьяница, проклятый Климом и следующим вечером взятый за убийство собутыльников, повесился в камере. Все нити оборвались.
***.
Юлька аккуратно вела машину. Климу после операции еще долго будет нельзя за руль, а покупок к Новому году надо сделать огромное количество. Пришлось вспомнить позабытый навык.
Зима в этом году выдалась снежная и холодная. Праздничного настроения не было. Сегодня весь день ее мучали дурные предчувствия и терзала тревога. Но времени и права раскисать, у нее не было.
Внезапно свет фар выхватил впереди седую старуху в сером пальто. Юлька ударила педаль тормоза, машина почти не замедлилась, она крутнула руль, чтоб избежать столкновения и на все еще большой скорости слетела в кювет. На дороге не оказалось ни попутных, ни встречных машин и никто не видел, как посреди проезжей части заходится истеричным смехом растрепанная ведьма.