— Эй, ты! Коза, ну куда ж ты! Ну куда! — Никита давно уже опустил стекло своего «Мерса», не думая о пыли, что ложится на кожаную обивку салона, о надоедливых мухах и осах, что старались забраться внутрь машины, слетаясь на сладкий запах ароматизатора.
Мужчина со злостью сорвал дрыгающуюся у лобового стекла елочку, пахнущую абрикосом, выбросил ее в траву.
— Нет, ну ты глянь только на неё, а! Куда идешь, я говорю, уступи дорогу! — еще громче заорал он, покраснел и зарычал.
— Милый, ну что ты так нервничаешь? Это и есть коза, ей твои оскорбления не понятны. А какая она беленькая, какая миленькая! А смотрит–то, смотрит как! Милашенька! — Юля засюсюкала, выскочила из машины, направилась к перегородившей дорогу козе, поправив кофточку.
Сейчас Юля погладит козочку, приголубит, уговорит ее сойти на обочину, и Никита сможет проехать дальше.
Но Манька, коза тети Нюры, такого плана в голове не имела. Ей было плевать и на черный «Мерседес», прущий по дороге с наглостью бизона, и на тянущую к ней руки расфуфыренную Юльку, и на красного, как рак, мужика, давящего, что есть мочи, на клаксон в своём драндулете. Маня ждала хозяйку. Тётя Нюра ушла на станцию еще утром, да вот что–то задерживалась…
— Девочка, умница, уйди с дорожки, дай на проехать! — уговаривала между тем животное Юля, прицокивая и клекоча, точно Манька не коза, а белка или, на худой конец, глупая курица.
Маняша такой обиды снести не могла. Глянув исподлобья на незнакомку, она выставила вперед рожки и, звякнув колокольчиком, направилась вперед.
— Юля! Она же тебя сейчас разорвёт! Немедленно садись в машину! Я кому сказал?!
Юля растерянно оглянулась на мужа, улыбнулась как–то виновато и ойкнула, потому что Маня–таки боднула ее сзади, несильно, но чувствительно, дав понять, что приезжих тут не жалуют.
Женщина припустила к автомобилю, плюхнулась на сидение и всхлипнула.
— Ну как? Всё еще хочется экологически чистых продуктов? — злорадно прошипел муж, выруливая на освободившуюся дорогу, потому что
Маня, решив, видимо, что с этих чудиков на «Мерсе» хватит, сошла на травку подкрепиться.
— Она просто больная, это же видно! Ты посмотри, какие у неё ноги? Облезлые, грязные, она какая–нибудь дифтеритная. Поехали, милый, ну, поехали же! — Юля надулась. Она ждала, что Никита пожалеет ее, зацелует, приложит свои мягкие, большие руки к уколотым Манькой местам, но нет… Муж и не думал утешать свою ненаглядную мусечку…
… Всё началось неделю назад, когда Юля, проводив мужа на работу, села на диван и, накрывшись пледом, включила телевизор. А там…
А там рассказывали о пользе экологически чистых продуктов, показывали страшные картинки, что происходит в организме, если покупаешь еду в обычном магазине, как она портит, буквально убивает тебя изнутри, и как хорошо питаться правильно, пшеничкой, овёсиком и прочими радостями, выращенными без единой капли вредных добавок! То же самое о мясе, яйцах и молочке, что дала кормящаяся правильно коровка…
Юля прислушалась к диктору, посмотрела на изумрудно–зеленые поля с чистым воздухом и землей, что показывали в репортаже, потом прислушалась к себе. Вроде печень побаливает… И поджелудочная тоже… А это что? Это вообще сердце!..
Юля побледнела. Умирать молодой не хотелось, ведь на Мальдивы через три месяца собирались…
— Итак, говоря словами Гиппократа, мы с вами, дорогие мои, то, что мы едим. Так давайте же делать это осознанно и с заботой о себе. А я прощаюсь с вами, будьте здоровы! — тем временем прошелестела диктор, кивнула и исчезла, уступив место рекламе бургеров и роллов.
Юля застыла. Она то, что она ест… Из рук выпал кусочек острого, со вкусом бекона, хлебца, к горлу подкатил комок. Выпив два стакана воды, фильтрованной, обогащенной, как с Альпийских гор сошедшей, Юля задышала, как учили в йоге, уняла трепещущее сердечко и распахнула холодильник. В мусорное ведро полетели вчерашняя пицца, Никитино пиво, салаты из магазина, колбаса и прочая ерунда, которая сплошь была пропитана вредными добавками.
Переобувшись, Юля потащила на помойку два больших черных мешка. Сидящие, как всегда, у подъезда на лавочке баба Ира с бабой Леной даже вздрогнули. Из–за распахнувшейся железной двери выкатились на крыльцо многоэтажки черные пакеты, легли некрасивыми шлепками, раскинулись, шурша завязками, следом за ними в розовеньких, с помпончиками мокасинах, вышла Юля.
— Ох, гляди, «бархатные тяги» куда–то добро своё потащили! — сверкнула эрудицией баба Ира. Про «бархатные тяги», модное выражение, она слышала от внучков.
— Чего? Какие подтяжки? — не расслышала Елена Егоровна.
— Ох, серость! Юлька Серова из двадцатой, вон, пакеты тащит, говорю. Мож съедут?
Соседки с надеждой вздохнули. У Серовых постоянно шёл ремонт, менялись полы, потолки, окна, двери, ванные. Лифт то и дело ломался, потому что в него впихивали очередное роскошное джакузи, а оно, хоть ты тресни, не влезало. Пару раз вырубалось электричество, потому что у Серовых включили сразу пять перфораторов, не подумав о преклонном возрасте проводки. И это в доме–то без газа! А баба Ира затеяла как раз тогда варить варенье, выставила на плиту два медных таза, стояла, мешала сладкое варево, отмахивалась от вездесущих ос, и тут всё накрылось этими самыми медными тазами. Плита замолчала, варенье еще немного побулькало, неуверенно вздыбливаясь вулканчиком пены, и затихло, уснуло, подернувшись сахарной пленкой. Ирина Константиновна тихо выругалась, взяла железный половник и с силой постучала по батарее сумасшедшим соседям. Ей постучали в ответ… Электричество тогда починили ближе к вечеру, рецептура клубничного варенья была окончательно нарушена, и Ира доваривала его в ночи, уже ни на что путное не надеясь…
А потоп… Все, кто под Серовыми, помнят потоп, когда прохудилось хваленое джакузи, вода хлынула по стенам и щелям в плитах потолка. Залило три этажа, Никита потом выплачивал всем компенсацию, но ему–то что… У него, как говорила баба Лена, этих денег, что пыли!
— Да ну? — удивлялась подруга. — Откуда ж? Он же ж двоечником в школе был!
— И не спрашивай, Ирочка, и не спрашивай!..
Поэтому переселение Серовых было бы как–то всем на руку. Глядишь, на их место приехали бы хорошие, тихие соседи, зажили бы припеваючи…
— Уезжаете, Юленька? — улыбнулась из–под панамочки баба Ира.
— Нет, просто мусор выкидываю. Теперь с Никитой будет у нас всё по–другому! Всё! — с готовностью ответила Юлька и принялась просвещать старушек по поводу правильного, чистого, полезного питания.
Те притихли, лекцию слушали внимательно, не перебивали, а потом, когда Юля потащила дальше свои мешки, переглянулись и вынули из сумочек сухарики, купленные в соседнем магазинчике.
— У тебя какие? — хрумкая, поинтересовалась Елена Егоровна.
— С дымком! — довольно щурясь, ответила та. — А у тебя? Нет, не говори, я сама догадаюсь. Дыхни!
Ирина Константиновна послушно выдохнула.
— С огурчиками и перцем? — неуверенно предположила приятельница.
— Точно! — улыбнулась Ира. — Ну, на здоровье!
И отправила в рот очередной сухарик. Потом, прополоскав рот химическим лимонадом, старушки отправились в парк. Там как раз в это время выходили на тренировку мужчины, ровесники Иры и Лены. Усевшись на лавочку, дамы наблюдали за занимающимися мужичками и строили им глазки.
— Вот тебе и полезная жизнь! — кивали панамочки. — И при чём тут эти ее удобрения да корма?! — вспоминали они Юлю. — И так жить хорошо!..
А Юля уже сидела перед ноутбуком, искала, где заказать хорошую, экологичную еду. Цены кусались, доставка обещала быть только завтра, так как везти эту самую еду должны были чуть ли не с ирландских ферм. Но Юля женщина упертая, решила – значит так и будет! Поголодают с Никитой денек, даже на пользу будет!..
Потом позвонила подруга, Юля долго обсуждала с ней варианты правильной жизни. Приятельница навела Юльку на очень хорошую, как тогда казалось, мысль. Юля быстро попрощалась и опять уткнулась в монитор ноутбука, застучала ноготками по клавиатуре…
Никита пришёл поздно, бросил барсетку на диван, потянулся и, обняв прильнувшую к нему жену, сообщил, что голоден как волк и готов съесть бизона.
— Мясо бизона привезут только завтра, дорогой! — прошептала Юля. — А сегодня салат из фейхоа и корнишонов. Очень полезно и без вредных добавок.
— Чего? — оттолкнул поставленную перед ним тарелку мужчина. — Пиццу вчерашнюю давай, нарезки листиков семь и хлеба отрежь, я там купил…
Юля только покачала головой, а потом, усевшись напротив Никиты, просветила его и про нитраты, и про прочие вреднющие ингредиенты, и про то, что если это всё есть, то детей у Никиты не будет, а потом, решив, что пришло время, и боясь, что красный от гнева муж не даст договорить, быстро перешла к самому главному.
— Никита, ты же помнишь, что у нас есть счёт… Ну тот, что папа мой для нас открыл, когда женились ещё… — Юля лукаво улыбнулась. — Ну ты же помнишь, тигр ты мой!
Она обняла мужа за шею, поцеловала в ушко, как он любит.
— И? — насторожился Никита, уже поняв, что кормить сегодня не будут, и осев на стуле тряпичной куклой. Закидоны Юльки он всегда старался терпеть, ведь любил её, глупенькую, больше жизни…
— И вот я забронировала нам с тобой экскурсию на ферму, самую настоящую, представляешь?! Там воздух, корма экологически чистые, там… — начала распинаться Юлька.
— Корма? Кормить там что ли нас будут? — не понял Никита, надкусив фейхуа и презрительно скривившись.
— Нет, не нас. Животных, милый! Курочек, коровок, свинок. Ну и нас покормят, конечно, только хорошей едой. Надо поехать завтра, посмотреть, если нас всё устроит, то за два миллиона они готовы продать и…
— Чего? — Никита скинул Юлины руки со своих плеч, вскочил. Стул с грохотом упал на керамогранитный, цвета темного шоколада пол. Этажом ниже вздрогнула в кресле баба Ира, поправила очки и продолжила смотреть «Мисс Марпл», хотя продремала большую часть фильма и никого из действующих лиц не узнавала.
— Ну а что?! Деньги надо использовать с умом, дорогой! Зачем они там просто лежат, в этом банке! А так будет у нас ферма, будем деток там растить. Там и лошадки, и загончики, и поля, как в Исландии. Тебе понравится! Я первый взнос оплатила, потом тогда остальное перечислим. Я уверена, ты согласишься. Поедем завтра ведь, да? Поедем?
Юлька заискивающе заглянула в глаза мужа.
— Коровки, говоришь? Свинки? Курочки? — процедил сквозь зубы Никита, на миг зажмурился, потом поник. Как вила из него веревки Юля со дня знакомства, так и продолжает. Любовь… — Ты хоть адрес скажи… Но поедем через неделю, мне надо дела уладить!
Никита распахнул морозилку, обнаружил в уголочке примерзшую упаковку сосисок, радостно хмыкнул.
— Но Никита! Это нехорошо! — поморщилась Юля. — Они на нитратах!
— Да я последний раз, хорошо? Самый–самый!
Жена недовольно поморщилась, но согласно кивнула…
…Выехав часиков в десять, потому что Юля никак не могла решить, что надеть – спортивный костюм или платье, — битых два часа толкались в пробках на выезде из города, потом пробирались по трассе, лавируя между ремонтными работами. Когда путь был свободен, и Никита разогнался, как любил, приготовившись наслаждаться поездкой, навигатор закашлялся и, немного смутившись, приятным женским голосом велел съезжать налево. Никита опешил, ударил по тормозам. Юля взвизгнула, чуть не расплескав кофе себе на брючки.
— Через пятьдесят метров сверните налево! — повторила женщина–штурман металлическим голосом. — Вы сошли с маршрута! Вернитесь!
Ей бы еще добавить, что впереди лазурные луга и чистая родниковая вода, тогда Никите, возможно, стало бы легче…
— Ну чего ты! Говорят же, вернись и поезжай вон по той дороге. Видишь, в поле уходит! — махнула рукой Юля. — Ой, смотри, барашки!
Пока жена любовалась грязными, коричнево–кучерявыми боками толпящихся у обочины животных, Никита послушно свернул с трассы на грунтовку. «Мерс» царапнул подвеской по какому–то камню, мужчина сжал зубы и выразительно посмотрел на жену.
— Нет–нет, это только здесь, дальше дорога хорошая, так мне сказали! — погладила его по руке Юлька, высунулась наружу и надула огромный пузырь из жвачки. Тот лопнул, прилип к Юлиному носу розовым обрывком. Никита зычно рассмеялся. Овцы испуганно заблеяли. Юля спряталась обратно в салон, морщась от запаха нагретого солнцем овечьего тела. Никита этот аромат помнил с детства. Так пах отцовский тулуп, когда приезжали зимой в деревню к родственникам. Нарубив дров и сложив чурбачки в кривые рядки, батя заваливался в избу. От него шел пар и пахло овчиной…
Мужчина вздохнул. Давно всё было, столько всего наслоилось потом – ссора отца с дедушкой, переезд, потом мамина болезнь, рождение сестры… И не хватало в этом сумбуре того незатейливого покоя, каким виделась маленькому Никите жизнь в деревенском доме… Уже потом, когда он, взрослый, самостоятельный, поехал вступать во владение участком и постройками в деревне Рожково, то понял, как было непросто носить воду, спускаясь по крутому берегу к реке, как дуло из ветхих окон, и трещал под ногами прогнивший после паводка пол, а руки опять не доходили, да и неохота было вкладываться в эти деревяшки, хотелось кутить, пить до дна из омута городской жизни, любить девчонок и зарабатывать кучу денег…
Никита тот дом продал. Удачное расположение деревни, скорая подводка газа, бревенчатый дом – всё помогло получить хорошие деньги, на которые парень и начал потом свой маленький бизнес по перевозке вещей, помощь в переезде. Это сейчас у него уже крупная, надёжная компания, а тогда было три РАФика и одна «Газель», машины друзей, которые вложились в общее дело. Было… Те машины до сих пор стоят на задворках гаража как память…
— Ничего. Юлёк, дальше обещали, что будет лучше! — прошептал Никита и стал выруливать, стараясь не попадать колесами в колеи и не задавить экологически чистых, с пузатыми бочками и маленькими хвостиками барашков.
Те, вылупив глаза, высыпали на дорогу и смотрели вслед уезжающей машине. «Мерсы» мимо них не проезжали еще никогда…
Машина виляла, шла неуверенно. Скоро черная блестящая поверхность ее настолько покрылась пылью и пыльцой трепещущих на ветру травинок и цветов, что от былого пафоса не осталось и следа. Изюминкой поездки стала потеря значка марки машины, что до этого красовался впереди, как и положено. Когда он отвалился, топчут ли его теперь глупые овцы, или это случилось позже, Никита уже думать не хотел, тщательно высматривая, когда же впереди начнутся изумрудные поля и плантации экологически чистых огурцов.
Юля, притихшая, задумчивая, сидела рядом, то и дело поглядывая на экран навигатора.
— Долго еще, а, Никит? — спросила она.
— А что такое? — усмехнулся, глядя на жену, водитель. — Побледнела…
— Укачивает, — отвернулась она.
— Да? А ведь так придется частенько ездить! Ну не каждый день, может быть, но ведь сбывать твои фермерские богатства надо! На рынок или куда–то там еще… И обратно – трюх–трюх! Я иногда буду тебя навещать, конечно…
— Что значит навещать? Я думала, мы станем…
— Я не принадлежу себе, милая… — с чувством вздохнул Никита. — Фирма, работа, дела… Ребята не пустят, да и бросать то, чего достиг, не хочется. Это тебе терять–то, в общем, нечего…
— Да? То есть я никчемная и пустая, да? — взвилась Юля.
Никита знал, что работа и карьера Юлькино больное место. Ленивая по натуре, она видимо, не была рождена для труда. Скрашивать существование мужчине, создавать уют, лепетать что–то в полумраке романтического ужина – вот ее удел. Никита был не против, а вот таких выкрутасов, как эта поездка и внезапное увлечение супруги некими эфемерными идеями, он не любил. Уж очень это расплывчато, ненадёжно и требует капиталовложений.
Юля закусила губу. Ну ничего! Она еще докажет мужу, что фермерство — это ее призвание, ее стезя! Училась она, правда, на специалиста в области информационных технологий, даже три года преподавала информатику в родной школе, а потом вышла замуж и о работе забыла. Ничего, начнет всё сначала! Ну все же выращивают что–то! Крестьяне на Руси тоже хозяйства держали, а неученые были!
Юля не подумала, что те крестьяне из поколения в поколение передавали незатейливую науку урожайной пахоты, нужных примет и чутья, что подсказывало, когда сеять, когда пожинать, когда кур множить, а когда запасаться яйцами, не жалея птичьего потомства. Но, может, генетическая память, о которой Юле тоже рассказывали по телевизору, всколыхнется?..
Пока не всколыхнулась. Ждем–с…
Минут двадцать ехали молча, потом Никита, остановив машину и отпив из взятой с собой бутылки минералку, задумчиво обозрел окрестности и произнес, будто сомневаясь:
— Ну, шкаф твой тогда освобожу. Тебе–то уж ни к чему будут эти наряды, платья всякие, сапоги, пальтишки… Тут другое в моде. А я себе зато там, в шкафчике, сделаю крючочки, инструменты развешу, разложу – тут отверточки, тут напильнички, тут стамесочка, а там, на нижней полке – шуруповертики. О, надо будет еще болты положить в контейнер, так удобнее. Там был у тебя контейнер, с мазилками твоими! Выкидываем?
Юля испуганно слушала, втягивая голову в плечи. Её шкафчик, ее косметику, ее платьица – на помойку?! Ради отверток?!
— Нет! Я буду приезжать, выступать на конференциях! Мы откроем большое дело, Никита, я буду лицом компании! — судорожно мяла она в руках кепку.
— Ну–ну! — поддакнул Никита, подмигнул жене.
Он–то знает, как она выступает на публике! Однажды он был на проводимом ею родительском собрании… Сначала Юлька, совсем еще молоденькая учительница, краснела, потом бледнела и трясущимися руками перебирала бумажки на столе, потом судорожно пила воду, лепетала что–то…
Такой только и быть лицом компании, выступать перед коллегами и конкурентами…
— Ладно, дорогая, шкаф оставим. Коробки только выкинем. Сапоги из крокодиловой кожи для эко–фермера, на мой взгляд, моветон… Ой, затрепыхалась! Да не выкинем ничего, успокойся. Последний рывок до места назначения!
Никита завел мотор, попробовал включить радио. То шипело, трещало и постукивало, но петь отказалось…
Мужчина уже устал жать то на газ, то на тормоз, выгоняя из салона прущих туда мух, ноги сводило, по спине бежал липкий, противный пот. Дезодорант, который обещал делать подмышки сухими, не спасал.
… Манька появилась на дороге внезапно. Она, словно партизан, пряталась в кустах, а потом как выскочила, встала на дороге, лихо перекосив нижнюю челюсть и тряся колокольчиком на груди. И вот теперь она довольна.
Боднув–таки Юлю, Маня махнула хвостом и, глядя вслед уезжающей машине, сплюнула. Тётю Нюру она всё–таки дождется, а эти пускай мчатся прочь! Ишь ты, понаехали!..
…. Ферма, а именно четыре постройки в виде сараев и один большой дом, показались через минут пять, чем несказанно обрадовали ездоков.
— Вот видишь! Я же говорила, тут целое хозяйство! — начала радостно Юля, а потом замолчала.
Светло–зеленые, с примесями желтых и голубых пятен поля взяли в «кольцо» старые, посеревшие постройки. Сараи, загоны и амбарчики поросли на крыше мхом, дом, большой, бревенчатый, с вертящимся петушком на коньке, выцвел и скособочился.
– Да тут работы на полгода! — закатил глаза Никита. — Небось все внизу прогнило! Венцами не обойдешься… А материал как доставлять?! Кто сюда поедет?..
— Нет, я думаю, это ошибка. На картинке всё было по–другому! — Юля стала лихорадочно искать в телефоне сохраненные с сайта фотографии. Но нет – дом тот, сараи тоже, даже небо с разметавшимися по нему тонкими пушинками облаков... Только на фото постройки как будто уже отремонтировали, подлатали, а поля засеяли и окучили…
Выйдя из машины, супруги осторожно пошли к калитке. Собственно, можно было просто пройти через забор, тот и щелчка, кажется, не выдержит. Но уж раз в гости приехали, значит надо по традициям – через калитку заходить.
Юля уже протянула руку к ржавой ручке, но тут за спинами городских чудиков раздалось тяжелое, густое «Му». Потом второе, еще более настойчивое, недовольное.
Никита обернулся первым, быстро схватил в охапку супругу и спрятал за свой спиной.
— Никита, кто это? — перешла на тонкий писк жена.
— Не видишь, что ли, бык! — гаркнул мужчина и спрятал высунувшуюся в щёлку между своим локтем и бедром голову любопытной Юли.
— А он тоже экологически чистый?
— Он? Вряд ли… Судя по пене у рта, он уже натрескался белены и теперь буянит, — покачал головой Никита. — Надо уходить к дому. Открывай калитку и пяться, — велел он супруге.
— Я боюсь, Никиточка. Я прямо ног не чувствую…
— Так ползи! Глупая, ты не понимаешь, что он сердится?! Ты жить еще хочешь?
— Д–д–да.
— Тогда назад.
Гости, двигаясь мелкими шажками, стали отдаляться от молодого быка Борьки. Ему побег гостей не понравился. Он всего–то попросил дать ему попить, а эти лупят свои глазенки и ничего не понимают.
— Му! Мууу! — точно по слогам обратился к ним Борька. Тётя Нюра говорила, что городские все «того», но чтобы до такой степени… Нет, это кошмар!
Юля нащупала рукой калитку, дернула.
— Заперто! Замок висит! — в ужасе зашептала она. — Может, я с ним поговорю, он и уйдет? — предложила женщина, надела кепочку, улыбнулась и шагнула вперед.
Борька опешил. Чего она улыбается?! Тут в горле все пересохло, нутро слиплось, а она улыбается!
— Юля! Кепка! — сдернул с жены головной убор Никита.
— Что, думаешь, неприлично? — пискнула Юлька.
— Ты совсем или прикидываешься, а? Красная кепка же!
— Ой…
Борька, давно отодрав веревку, которой был привязан к колышку, пошел вперед. Женщина в этом тандеме, рассудил он, совсем плоха, а вот мужичонка вроде ничего, с соображением! Может, даст попить?
Бык подошел совсем близко. Он уже чувствовал аромат Юлиных духов, слышал, как она дышит. Понюхал руки, лизнул ладошки. Юля закрыла глаза и мелко задрожала.
Борька прямо, по–мужски посмотрел на Никиту. Мужчина увидел в этих огромных, влажных глазах небо, поля, летящий в вышине самолет, трепещущую на ветру простыню и себя, маленького, крепенького, молодого.
— Ну и чего ты? Чего пугаешь, а? Что ты хочешь? — вдруг наклонился к рыжей морде Никита.
Борька мотнул головой.
— Аааа… Юль, он пить хочет. Принеси ведро с водичкой. Вон там колодец, быстренько обернись! Ай, ты, животинка! Ай ты хороший! — уже трепал мужчина бычка по холке, а тот жалобно стонал.
Юля ревниво поджала губы. Метнется она! Конечно! Вот прямо сейчас!
— Сам иди! — буркнула она.
— Не могу, ногу свело, — закряхтел, морщась, супруг, сел на траву. С этого ракурса Боря предстал перед ним в несколько ином, сокровенном свете.
— Ну ты даешь!.. — простонал Никита. — Многоженец, поди?
Борька, будто поняв, довольно кивнул. Никита поднял большой палец вверх…
Юля клацала цепочкой, вынимала из колодца ведро. Сломала ноготь, всхлипнула. Ей тоже было жарко, тушь растеклась и теперь стягивала кожу под глазами, все тело чесалось от укусов надоедливых комаров. А еще это ведро тяжеленное никак не выталкивается наверх! А Никита, знай себе, сюсюкается с грязным быком! Фу!
Тётя Нюра, ведя за веревочку Маньку, нарисовалась на дороге вовремя. Борька уже совсем изнылся, чуть не затоптал присевшего Никиту, Юля шмыгала носом, таща к мужчинам ведро, полное холодной, мутноватой воды, а куры, что до этого чинно сидели под кустами мимозы, припустили бегом, подгоняемые сошедшим с ума петухом.
— О! Приехали? А я гляжу, колымага какая–то стоит. Думала, электрики… Вы же не электрики? — тётя Нюра устало вздохнула, прищурилась. — Борька! Борька, оставь парня в покое! Убери, говорю, морду–то свою нахальную! Что, понравился мой Боря вам? — улыбнулась Анна Петровна.
— Да, настырный только очень. К нему подход еще искать и искать… — отполз в сторонку Никита, встал на ноги, взял у Юли ведро, подставил его бычку.
— Ничего, тут наука нехитрая. Ну, в дом прошу! Угощение есть, да и поговорить надо! — махнула вперед рукой тётя Нюра.
Рассадив гостей вокруг стола, женщина налила им квас, себе плеснула молока, поставила на стол уложенные в плетенку куски хлеба.
— Так и что решили? — поинтересовалась она. — Берете?
— Что, простите? — вытянув ноги и блаженно откинувшись на спинку стула, промямлил Никита.
— Ферму берете? А я тогда в город перееду, к внукам. Так бросать всё не хочется, но и сил уже нет.
— А где ферма–то? — подняла на хозяйку наивные глаза Юля. — На фото было несколько по–иному, как в кино показывают.
— Ах это… Это внучок у меня какие–то там фильтры, программы знает! — махнула та рукой. — Ну, хочется же, чтобы покрасивей было! Я сама поглядела, даже завидно стало, какая у меня, однако, ферма!
Анна Петровна рассмеялась.
— Ну так вот, — продолжила она. — Яички у нас случаются сейчас редко, жара же… Зимой тоже уговорить их, моих красотулечек, не всегда удается. Курятник на зимний лад перестроить бы, овечек с десяток продам, вам оставлю немножко, все равно не справитесь. Ну, если на убой, то я дам телефон, приедут, сделают… А кроликов и кур сами. Научитесь!
— Как сами?! Как кроликов?! Мы не едим! — испуганно взвила брови Юля.
— Так а жить ты на что собралась? Продала кроликов, новых растишь. Продала курятину, ждёшь, пока подрастут другие. У нас тут всё размеренно. Не богато будет. Но как хотела – экологично. Перчаточек закупите, сапог резиновых, болотные берите, осенью пригодятся. Забор надо менять! Борька вот как сбегает? Лаз у него есть. Вроде бык, а как собака, честное слово! Так, что же ещё… — огляделась тётя Нюра. — Электричество со сбоями. Надо бы свой генератор. Разберетесь. Дел много, да вы молодые, справитесь!
Она подмигнула сидящем с кислыми лицами гостям, встала.
— Ну, деньги вот тут оставьте, я просила наличными. А я пока документы принесу. Давайте–давайте! Нет времени, у меня электричка через час! — Анна Петровна повязала на голову косынку, постояла у окошка, обмахиваясь пачкой бумаг. — Вот тут всё – договор, то–сё…
Улыбнулась, заметив, как молодежь переглядывается, девчонка чуть не плачет – рухнула ее мечта, сказка вдруг лопнула. А чего она хотела?! Картинку не получаешь, ее сама себе делаешь, если, правда, хочешь! А эта не хочет, не будет она цыплятам лапки промывать, не будет из нутра коровы теленка доставать. Кролики для нее – это пушистые комочки, а то, что лежит на витрине магазина – это совсем другое…
Видать, придется Нюре еще подождать. На любой товар найдется покупатель! На любой!.. Ничего, зато на природе поживёт!
Искупавшись в речке и поужинав, Никита и Юля поехали домой. Мужчина оставил хозяйке хорошую сумму, она обещала вернуть задаток, что перечислила ей Юля.
— Да не обижаюсь я! Не обижаюсь! Езжайте уже, а то, вон, Борька рвется к вам, Никита! Никого из мужчин не принимал, а вас… Ну, с Богом!
Манька, ткнувшись мордой в стенку сарая и найдя щель, наблюдала, как Анна Петровна обняла гостей, сунула им в руки авоськи с гостинцами.
— Значит, с нами остаётся! — довольно мекнула коза. — Хорошо сработали, ребята!
Овцы, стоящие тут же, за перегородкой, хмыкнули. Они были, в общем–то неплохие ребята, тугодумы, правда, но зато покладистые…
Борька только подкачал, тянулся всё к гостю, льнул. Маня даже думала, сорвется ее план по оставлению с ними тёти Нюры! Объясняли же ему, глупому, что продаст Нюрка усадьбу, пойдут они по миру! Но упрямый бычок сегодня был настроен на лирический лад, да и пусть живет, как может…
… Ехали сначала молча, потом Юля нашла на «торпеде» куриное перышко, словно привет от сельской жизни.
— Нет, Никит, всё же не создана я для таких дел… А всё же хотелось чем–то нужным заняться, хорошим… — протянула женщина. — Но вот ошиблась…
— Роди нам бычка… То есть, ребеночка! — тихо попросил Никита. — Будет нужное дело, хорошее!
Юля, замерла, потом пожала плечами.
— Тоже верно… Никит!
— Чего?
— А купи мне гамбургер, а! Чтобы побольше соуса и остренько было…
— Не экологично! — отрезал мужчина.
— Ну пожалуйста… Муууу! — промычала на Борькин лад жена, грустно посмотрела его глазами.
Никита вздохнул, свернул к закусочной, пошел покупать провизию. Любит он свою Юльку, больше жизни любит!.. О питании – это на правильно, надо задуматься, но не сейчас…
… Через полтора месяца Юля поняла, что беременна. Началось новое дело ее жизни. Их жизни. Так тому и быть!.. А к тёте Нюре они еще приезжали потом. Свою усадьбу женщина продала через семь лет, когда решено было через ее участок тянуть высоковольтку…