Представили Руцкого за его боевые подвиги к званию Героя Советского Союза. Все инстанции прошли документы. А указ не состоялся. Почему? Никто не знает. Ну не знает и не надо?
Статья опубликована в газете ПРАВДА, воскресенье, 14 февраля 1988 года:
"161-й, взлет разрешаю!"
В просторном служебном кабинете сразу обратил внимание на черную двухпудовую гирю да на странные, словно абстрактная живопись, какие-то схемы-чертежи. "Непонятно?" — спросил хозяин кабинета, поднимаясь из-за стола.
Крепкий, ладный. Недавно справил сорокалетие, а с виду — юн , подтянут, разве что серебра на висках в избытке. Впрочем, молодого-то равняя седина не старит — обстоятельности прибавляет. Рукопожатие крепкое, добрый, внимательный прищур. Одним словом, симпатичен, проникаешься уважением с первого, как говорится, погляда.
— Поясню: мне теперь на всю оставшуюся жизнь спасение — в железе. Умные доктора приговорили. Таскай и таскай гирьку! От пола к потолку — то одной, то другой конечностью. До пота меж лопаток...
Порядок в летных частях, подумал, с юмором хозяин кабинета в ладу.
— А схемы?
— Это — не схемы, это — жизнь... Когда те самые медицинские умы отлучили от самолета,— эх-да, отобрали сабельку у конника,— ударился в науку. Так что, поясняю, тут, на планшетах, во всей наглядности — диссертация...
Ах ты Саша Руцкой, Александр Владимирович, дорогой товарищ полковник, милый неунывака, неисправимый оптимист! Всё у тебя просто и ясно. Да с шуточкой-прибауточкой: «Гирька к потолку», «сабелька у конника...» А давно ли валялся на госпитальных койках, укутанный в гипс? Руки-ноги на расчалках; ни встать, ни сесть, ни повернуться... давно ли, скрежеща зубами от собственной немощи, повторял как не подлежащий обжалованию медицинский приговор: «Забудь, орёл, о небе, о полетах».
В семье Руцких военных четверо. Отец — Владимир Александрович — танкист. Фронт прошел. Подполковник в отставке. Александр с девятого класса в авиации. Сначала, понятно,— в эдаком-то возрасте! — азроклубовский летчик. Потом армия: школа воздушных стрелков. Летал на "бомберах" солдат. Место у воздушного стрелка хуже, наверное, и не придумать: один-одинешенек, в хвосте, задом наперед. Скукожившись, натрясется за полет — черные круги в глазах. Однако авиация, голубой околыш, крылышки в петличках... Отлетав срочную, подал в Барнаульское авиационное. И вскоре занял командирское кресло на тех же "бомберах" Потом служба летчиком-инструктором в Борисоглебском училище. Переучился на истребитель, и Военно-воздушную академию окончил как истребитель.
А воевать — да, воевать!— довелось на штурмовиках. Но это еще нескоро...
Третий из Руцких — Владимир — тоже военный летчик. Сейчас — замполитом эскадрильи в Борисоглебском училище.
Младшему из братьев — Михаилу — стать летчиком не привелось. С парашютным прыжком однажды не повезло. Ушел парень в милицию. Теперь — старший лейтенант. Служба не из легких, так что и его можно считать военным.
Еще двое Руцких — Сашины сыновья. Уже отца подпирают, но сказать, будут ли военными, пока не решаются ни они сами, ни отец. Хотя младший, Александр Александрович,—дедов любимец — уверяет, что непременно будет танкистом... А десятиклассник Дима Руцкой определенно решил идти в медицину. Может быть, в военную? Не исключено...
Такая вот у курян Руцких мужская половина семьи. Впрочем, о женской, думаю, можно было рассказать интересного не меньше. Там тоже народ замечательный: даже опытные инженеры-электронщики есть. Одним словом, на уровне века...
— Согласны, товарищ подполковник, летать па штурмовиках? — спросили его в «кадрах».
Рожденный летать не задумывается, на чем ему летать.
— Согласен!
— Дадим в подчинение молодежь,— снова, будто испытывая, напомнил ему начальник.
Да кому ж еще, как не молодым, и летать? Сам-то он разве не из лейтенантов?
— И отлично. С молодыми сам молодой,— Руцкой в карман за словом никогда не лез.
И стал он командиром «грачей» — так летчики окрестили самолеты штурмовой авиации. Вскоре встречал Руцкой своих лейтенантов. Его обрадовало, что все из Борисоглебского. Правда, поначалу кое-кто из них, увидев в капонирах вместо привычных МИГов самолеты-штурмовик, скривил губу: истребителю, мол, подавай стратосферу, сверхзвук, а на «граче» куда улетишь? Эко дело, утюжить воздух на высоте телеграфного столба!
— Неужели вам про фронтовой ИЛ-2 никто не рассказывал? А как работают «грачи» в Афганистане, тоже не слышали?
В первый раз молодые увидели командира неулыбчивым.
— А мы в Афганистан полетим? — спросил лейтенант Владислав Гончаренко.
— Ну уж прямо и в Афганистан... Его надо заслужить,— ответил командир.— Какой у вас класс, лейтенант? А у ваших товарищей? Пока никакого... А в Афганистане не взлет-посадку отрабатывают в зоне над аэродромом. Там воюют...
Летали по три смены за день. Сдали на третий, а потом и на второй класс. В течение года. Афганистан заслужили...
В кабинете у Руцкого то и дело трезвонил телефон: заместитель по летной нужен всем.
— А знаете, какая была самая большая в жизни радость? — спросил и сам ответил:— Меня ведь сюда назначили на главную по существу летную должность в части, когда я еще не был допущен к полетам. Значит, верили. Главком поверил. В Центральном-то авиационном госпитале сначала ни в какую не хотели допускать к полетам. Случись, мол, что в воздухе, говорили врачи, даже катапультироваться не сумеете. Чиненые-перечиненные позвонки не выдержат удара катапульты.
Нет, язык не повернется назвать медиков перестраховщиками. Вполне объективно оценивали они возможности человека, которые, увы, имеют свои пределы. Впрочем, в случае с Руцким медицинская наука ошиблась. К счастью. А еще служат в госпитале такие мастера, как полковник Виктор Дрянных. Двадцать тысяч операций на его счету, сотня возвращенных к летной службе офицеров. Руцкой — один из них.
...Вспоминаю аэродром, где базировались «грачи» Руцкого. Довелось не раз побывать там во время поездок в Афганистан.
Ещё с утра столбик термометра подскакивал до плюс сорока. Растопырив короткие крылья, словно от зноя, дремали, присев у кромки летного поля, толстобрюхие «грачи». А мы, спасаясь от жары, сидели под откинутым пологом палатки и глотали, обжигаясь, несладкий, заваренный верблюжьей колючкой, терпкий, крутой напиток. Всего какой-нибудь час назад возвратившись с задания, штурмовики продолжали — уже после официального командирского разбора — обсуждать перипетии недавнего боя. Только теперь уже с трепом, с подначкой, с незлобивым розыгрышем. Это уж как водится.
Руцкой совершил в небе Афганистана триста шестьдесят боевых вылетов. Дважды горел. Заходил без двигателей на посадку. Тридцать девять пробоин оставил душманский свинец на его «граче». Те борисоглебские пареньки-пилоты выросли у него в классных воздушных бойцов. По две, по три государственные награды имеют. А старший лейтенант Владислав Гончаренко, ведомый Руцкого, стал Героем Советского Союза.
В тот свой последний, триста шестидесятый боевой вылет Руцкой шел в паре с Владиславом. Следом стартовал подполковник Валерий Курдас с ведомым старшим лейтенантом Александром Кошкиным.
Накануне афганские товарищи попросили помочь уничтожить крупную базу душманов, обнаруженную в нескольких километрах от пакистанской границы.
И вот вражеский объект. Нужно определить у противника наличие средств ПВО. Как и условились, Руцкому предстояло вызывать огонь на себя, чтобы их обнаружить.
— Сто семьдесят четвертый, смотри в оба,— скомандовал Руцкой ведомому.— Прикроешь...
— Вас понял, сто шестьдесят первый...
Руцкой бросил штурмовик на душманские позиции, те не выдержали — открылись: навстречу «грачу» понеслись струи свинца. И тут же реактивные снаряды с борта ведомого, а затем и второй пары точно накрыли огневые средства душманов.
— Еще заход, — приказал Руцкой, устремляя машину к земле прежним курсом. Пуск! На развороте, наблюдая боевую работу подчиненных, услышал в наушниках тревожное:
— Сто шестьдесят первый! Сто шестьдесят первый!..
Больше Руцкой ничего уже не слышал. Машина словно со всего маху уткнулась в невидимый барьер, ее страшно тряхнуло, и летчик, ударившись головой о фонарь кабины, будто куда-то провалился. Очнулся и еще не увидел, а ощутил, что самолет опрокидывается, что продолжает, падая, уходить курсом девяносто. Летчик подал ручку вправо, и — чудо! — продолжая заваливаться на крыло, теряя высоту, «грач» нехотя, но все же послушался руля, отвернул от границы. Внизу Руцкой увидел, словно из серебряной фольги, ленту реки. Рванул держку катапульты, и неуправляемый уже самолет выбросил летчика, нет, не вверх, а вниз, под углом к земле.
Он свалился на мягкий, крутобокий склон речного берега. И это спасло его.
Впрочем, этого Руцкой тогда на знал. Как и не знал, что угодила ему американская зенитная ракета в левый воздухозаборник. Двигатель, крыло распороты. А сам он тяжело ранен: повреждён позвоночник, сломана рука, разбита голова. И не видел он, как душманы, выскочив из укрытия, бросились к месту падения. Враги знали, какая сумма назначалась за голову командира «грачей». Наперерез душманам тут же устремились два бронетранспортера народной армии. Афганские друзья спасли подполковника.
Вызванный по радио вертолет доставал бездыханного летчика в наш военный госпиталь. Нейрохирург подполковник Виктор Савинков сделал невозможное — вырвал Руцкого из лап смерти.
Ну а потом, после Кабула,— другие госпитали. В Одессе, в Москве. И приговор: «Забудь, орел, о небе!»
С таким «приговором», как уже знает читатель, Руцкой не смирился. Каждый день до седьмого пота—тренировка, сверхнагрузка на позвоночный столб, занятия на тренажерах. Своего добился.
Всё завершилось благополучно? Все, да не совсем. Такая вот случилась в деле закавыка, умолчать о ней, считаю, не вправе. Представили Руцкого за его боевые подвиги к званию Героя Советского Союза. Все инстанции прошли документы. А указ не состоялся. Почему? Никто не знает. Ну не знает и не надо? Не всем давали Звезду Героя и в годы Великой Отечественной. Такие факты известны во множестве. Подводник А. Маринеско — легенда, герой из героев. А летчик Борис Еремин? А танкист Д. Лавриненко?
О представлении Руцкого к геройскому званию было публично объявлено на ответственном совещании. Весть эта разнеслась на все Военно-Воздушные Силы. А звания-то не дали! Его бывшие сослуживцы — отважные афганские «грачи» — даже письмо в «инстанции» писали...
Оно понятно —не за мзду, как говорили бывалые солдаты, все мы служим Отечеству. Но все же...
Задраен фонарь кабины. Полковник Руцкой окидывает взглядом взлетную полосу, убегающую к горизонту.
— Взлет разрешаю! — раздается в наушниках голос руководителя полета. (Полковник В. ИЗГАРШЕВ.)
Руцкой участвовал в боевых действиях в Афганистане с 1985 года и за время службы совершил 485 боевых вылетов. Сбит вражеским огнем он был дважды, причем оба раза — практически в одном и том же месте, в районе печально известной базы моджахедов Джавара.
Начальник Службы безопасности президента Российской Федерации Александр Коржаков позже напишет в мемуарах:
Александр Руцкой – это единственный офицер за всю историю Русской армии, который побывал в плену врага трижды и остался жив.
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом Президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта "Афганистан - наша боль". Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "ПРАВДА". Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.