"Я забыла номер его машины. Сегодня я ехала в такси, подняла глаза от телефона и вдруг мимо промелькнуло авто того же цвета, той же марки. Я успела увидеть табличку с госномером, но это были просто цифры, те или нет, я не смогла определить. И оборачиваться не стала, чтобы через заднее стекло попытаться рассмотреть силуэт водителя. Может, это был он, а может и нет – неважно, ничего нигде не дрогнуло и не ёкнуло. Это большая маленькая победа.
Когда-то ведь все мое подсознание было им занято. Я в фоновом режиме отслеживала все проезжающие мимо машины. Однажды, помню, я была совсем не в себе, сидела на остановке и просила – ну дай, дай мне его увидеть, ну хоть одним глазком, ну пожалуйста. Дали. Она действительно проехала мимо меня в тот вечер, та самая машина с заветным номером. Только он в ней ехал не один, а с красивой молодой пассажиркой. На, получай.
Они встали на светофоре в пробку, и я подорвалась как бешеная, быстро прошла вдоль дороги и перешла пешеходник с гордо поднятой головой, не глядя в ту сторону. Я хотела, чтобы он меня заметил, но он не заметил , потому что он мне потом ничего не сказал, что видел меня.
Он меня так и не разглядел. Впрочем, ведь и я его по сути не разглядела, хотя когда-то могла нарисовать его лицо по памяти вплоть до расположения каждой родинки.
Но теперь я выздоровела. Эта история закончилась по-настоящему только сегодня, в день, когда я не смогла вспомнить его номер".
***
"Нет, он не плохой человек, и никому не желал зла, но он вольно или невольно источал яд всем собой. Он не красавец, но у него есть какое-то дьявольское обаяние. Он говорил нам ужасные вещи, вел себя отвратительно, но мы не могли оторвать от него глаз, смотрели и молчали, как зачарованные.
Про таких говорят "готов идти по головам" или "всегда добьется своего" или "найдет выход из любой ситуации". В этих людях воля к жизни прописана где-то на самом глубинном уровне, вшита в их непрошибаемый хребет. Таких на самом деле немного, большинство из нас куда более аморфны.
Вот и у него горел в глазах красной строкой программный код "выжить любой ценой", и он не просто выживал, он выжигал себя на древе жизни, попутно оставляя обугленный отпечаток в судьбах тех, кто имел неосторожность подойти к нему слишком близко.
Я видела его детей – удивительно, какими заурядными и безликими они получились. Чем сильнее сам человек, тем слабее и изнеженнее его потомство, я это замечала не раз. Интересно, понимают ли они, как им повезло, что их миновала чаша сия, чаша отцовской темной силы и одаренности?
Нет, такие как он не могут жить по-другому и впасть в спячку, таким надо достигать и лезть вверх. А за большие амбиции, как известно, приходится дорого платить. Я чуяла, что однажды ему не удастся выйти сухим из воды, и так и получилось. Он попытался взлететь слишком высоко даже для него, но попался в чужие сети и больно рухнул вниз.
Мне однажды пришло письмо от него, его адрес теперь состоял в основном из сплошных цифр и черточек. Меня встревожил этот конверт, и там и правда не оказалось ничего для меня хорошего: он вспоминал былое, мягко льстил мне и про себя почти ничего не сообщал. Он умолчал о нынешних условиях своей жизни, лишь сухо назвав их "непростыми", чтобы создать впечатление, что он ни в коем случае не давит на жалость.
Но истинная цель этого письма была в том, чтобы попросить меня защищать его на суде. Он остался самим собой и по-прежнему пытался использовать любую малейшую возможность, чтобы спасти себя.
Письмо я порвала и выкинула, не став отвечать ему.
Я была всего лишь его ученицей, одной из многих, и ученье это может и сделало меня умней, но было слишком горьким."
***
"Он был с виду обычный мужичок, так и не скажешь, что идейный. Он стал моим соседом, когда я в очередной раз переехала, и мы оба часто выходили на свои балконы покурить, так и познакомились. Я работала из дома, и курение на балконе хорошо проветривало мне голову, а он работал или нет, не знаю, но по вечерам торчал на балконе исправно. Он всегда был в одном и том же: треники да кофта, сползшие носки, тапочки резиновые. Я не помню, с чего завязался первый наш разговор, но с чего-то бытового, невинного, с темы про запаркованноть во дворе или про сломанный домофон. Мы невесело посмеялись, а потом он подвел к тому, что "Если бы у нас по-другому все было устроено..."
Я вежливо выслушала его мысль, не стала вскидывать брови или поскорее уходить с балкона, и он воодушевился, и на следующий вечер уже поджидал меня. Так и повелось с тех пор, мы выходили каждый на свой балкон, здоровались, обменивались парой дежурных фраз про прошедший день, и он начинал свою лекцию.
Он был не из тех, кто толкает пламенные речи и брызжет слюной, он говорил спокойно и рассудительно, чувствовалось, что он долго размышлял и тщательно оформлял свою теорию у себя в уме. Он был начитан и насмотрен, то и дело вставлял малоизвестные исторические факты, имена и цитаты.
Конечно, он меня раздражал, но не критично, я вскоре перестала вслушиваться в его измышления и лишь изредка кивала или мычала, наблюдая за потоком транспорта или окнами в доме напротив. Надо сказать, что он старался не затягивать, делил свои потоки слов на порции и, когда я не спеша тушила сигарету, то он прощался и бросал эффектный крючочек в будущее, типа "Прочитайте как-нибудь вот это, очень стоящая вещь", или "А вот про это я расскажу как-нибудь потом" или "Скоро все изменится, сами увидите".
Однажды наш с ним ежевечерний ритуал сорвался: со мной на балкон вышел покурить мужчина. Сосед сник, буркнул "Здрасьте" и исчез в своей квартире. Но на следующий вечер я вновь вышла одна, и он приободрился и начал с того места, на котором закончил, или с другого, не знаю.
Он был чудовищно одинок.
Так продолжалось наверное с месяц, но как-то раз у меня было очень тяжело на душе, навалилось дурное предчувствие, и я совсем перестала делать вид, что слушаю его, и тогда он замолчал обиженно и спросил, все ли у меня хорошо.
– О, вы впервые спросили, как у меня дела.
Он смущенно хмыкнул.
– Просто вы всегда такая счастливая, довольная.
– Разве?
– Так как у вас дела?
Я вздохнула и сказала:
– Знаете, в чем между нами разница? Я совсем не сторонник всего того, к чему вы все это время пытались меня склонить, но я вам глубоко сочувствую. Я считаю, что каждый имеет право жить в своих иллюзиях, если он никому не мешает. Но вот вы мне не будете сочувствовать, когда за мной придут. Вы втайне порадуетесь.
Я вышла с балкона и больше его не видела.
За мной и правда вскоре пришли."