Найти тему

«Глаза поили душу красотой» Ибн аль-Фарид

Глаза поили душу красотой...  

О, мирозданья кубок золотой! 

 

И я пьянел от сполоха огней,  

От звона чаш и радости друзей. 

 

Чтоб охмелеть, не надо мне вина -  

Я напоен сверканьем допьяна. 

 

Любовь моя, я лишь тобою пьян, 

Весь мир расплылся, спрятался в туман, 

 

Я сам исчез, и только ты одна 

Моим глазам, глядящим внутрь, видна. 

 

Так, полный солнцем кубок при губя,  

Себя забыв, я нахожу тебя. 

 

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты  

Земного мира,- исчезаешь ты. 

 

И я взмолился: подари меня 

Единым взглядом здесь, при свете дня, 

 

Пока я жив, пока не залила  

Сознанье мне сияющая мгла. 

 

О, появись или сквозь зыбкий мрак  

Из глубины подай мне тайный знак! 

 

Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ  

Моим мольбам раздастся только: «Нет!» 

 

Скажи, как говорила ты другим:  

«Мой лик земным глазам неразличим». 

 

Ведь некогда раскрыла ты уста,  

Лишь для меня замкнулась немота. 

 

О, если б так Синай затосковал, 

В горах бы гулкий прогремел обвал, 

 

И если б было столько слезных рек,  

То, верно б, Ноев затонул ковчег! 

 

В моей груди огонь с горы Хорив  

Внезапно вспыхнул, сердце озарив. 

 

И если б не неистовство огня,  

То слезы затопили бы меня, 

 

А если бы не слез моих поток, 

Огонь священный грудь бы мне прожег. 

 

Не испытал Иаков ничего 

В сравненье с болью сердца моего, 

 

И все страданья Иова - ручей,  

Текущий в море горести моей. 

 

Когда бы стон мой услыхал Аллах,  

Наверно б, лик свой он склонил в слезах. 

 

О, каравана добрый проводник,  

Услышь вдали затерянного крик! 

 

Вокруг пустыня. Жаждою томим,  

Я словно разлучен с собой самим. 

 

Мой рот молчит, душа моя нема,  

Но боль горит и говорит сама. 

 

И только духу внятен тот язык -  

Тот бессловесный и беззвучный крик. 

 

Земная даль - пустующий чертог,  

Куда он вольно изливаться мог. 

 

И мироздание вместить смогло 

Все, что во мне сверкало, билось, жгло - 

 

И, истиной наполнившись моей,  

Вдруг загорелось сонмами огней. 

 

И тайное мое открылось вдруг,  

Собравшись в солнца раскаленный круг. 

 

Как будто кто-то развернул в тиши  

Священный свиток - тайнопись души. 

 

Его никто не смог бы прочитать,  

Когда б любовь не сорвала печать. 

 

Был запечатан плотью тайный свет,  

Но тает плоть - и тайн у духа нет. 

 

Все мирозданье - говорящий дух,  

И книга жизни льется миру в слух. 

 

А я... я скрыт в тебе, любовь моя.  

Волною света захлебнулся я. 

 

И если б смерть сейчас пришла за мной,  

То не нашла б приметы ни одной. 

 

Лишь эта боль, в которой скрыт весь «я»,- 

Мой бич? Награда страшная моя! 

 

Из блеска, из надмирного огня  

На землю вновь не высылай меня. 

 

Мне это тело сделалось чужим,  

Я сам желаю разлучиться с ним. 

 

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-  

Текущий огнь, горящая любовь! 

 

О, как сказать мне, что такое ты,  

Когда сравненья грубы и пусты! 

 

Рокочут речи, как накат валов,  

А мне все время не хватает слов. 

 

О, этот вечно пересохший рот,  

Которому глотка недостает! 

 

Я жажду жажды, хочет страсти страсть,  

И лишь у смерти есть над смертью власть. 

 

Приди же, смерть! Сотри черты лица!  

Я - дух, одетый в саван мертвеца. 

 

Я весь исчез, мой затерялся след.  

Того, что глаз способен видеть,- нет. 

 

Но сердце мне прожгла внезапно весть  

Из недр: «Несуществующее есть!»

 

Ты жжешься, суть извечная моя,-  

Вне смерти, в сердцевине бытия, 

 

Была всегда и вечно будешь впредь.  

Лишь оболочка может умереть. 

 

Любовь жива без губ, без рук, без тел,  

И дышит дух, хотя бы прах истлел. 

 

Нет, я не жалуюсь на боль мою,  

Я только боли этой не таю. 

 

И от кого таиться и зачем?  

Перед врагом я буду вечно нем. 

 

Он не увидит ран моих и слез,  

А если б видел, новые принес. 

 

О, я могу быть твердым, как стена, 

Но здесь, с любимой, твердость не нужна. 

 

В страданье был я терпеливей всех, 

Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех: 

 

Да не потерпит дух мой ни на миг  

Разлуку с тем, чем жив он и велик! 

 

Да ни на миг не разлучится с той,  

Что жжет его и лечит красотой. 

 

О, если свой прокладывая путь, 

Входя в меня, ты разрываешь грудь,- 

 

Я грудь раскрыл - войди в нее, изволь,-  

Моим блаженством станет эта боль. 

 

Отняв весь мир, себя мне даришь ты,  

И я не знаю большей доброты. 

 

Тебе покорный, я принять готов 

С великой честью всех твоих рабов: 

 

Пускай меня порочит клеветник,  

Пускай хула отточит свой язык, 

 

Пусть злобной желчи мне подносят яд -  

Они мое тщеславье поразят, 

 

Мою гордыню тайную гоня, 

В борьбу со мною вступят за меня. 

 

Я боли рад, я рад такой борьбе,  

Ведь ты нужней мне, чем я сам себе. 

 

Тебе ж вовек не повредит хула,-  

Ты то, что есть, ты та же, что была. 

 

Я вглядываюсь в ясные черты -  

И втянут в пламя вечной красоты. 

 

И лучше мне сгореть в ее огне, 

Чем жизнь продлить от жизни в стороне. 

 

Любовь без жертвы, без тоски, без ран?  

Когда же был покой влюбленным дан? 

 

Покой? О нет! Блаженства вечный сад,  

Сияя, жжет, как раскаленный ад. 

 

Что ад, что рай? О, мучай, презирай,  

Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай. 

 

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? -  

Пустыней станет без тебя эдем. 

 

Мой бог - любовь. Любовь к тебе - мой путь.  

Как может с сердцем разлучиться грудь? 

 

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,  

Когда меня ведет живая страсть? 

 

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг  

Любовь к другой, я был бы еретик. 

 

Любовь к другой? А не к тебе одной?  

Да разве б мог я оставаться мной, 

 

Нарушив клятву неземных основ,  

Ту, что давал, еще не зная слов, 

 

В преддверье мира, где покровов нет,  

Где к духу дух течет и к свету свет? 

 

И вновь клянусь торжественностью уз,  

Твоим любимым ликом я клянусь, 

 

Заставившим померкнуть лунный лик;  

Клянусь всем тем, чем этот свет велик,- 

 

Всем совершенством, стройностью твоей,  

В которой узел сцепленных лучей, 

 

Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг  

И победил непобедимость мук: 

 

«Мне ты нужна! И я живу, любя  

Тебя одну, во всем - одну тебя! 

 

Кумирам чужд, от суеты далек,  

С души своей одежды я совлек 

 

И в первозданной ясности встаю,  

Тебе открывши наготу мою. 

 

Чей взгляд смутит меня и устыдит?  

Перед тобой излишен всякий стыд. 

 

Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров  

Любых обрядов, и имен, и слов.  

 

И даже если вся моя родня  

Начнет позорить и бранить меня, 

 

Что мне с того? Мне родственны лишь те,  

Кто благородство видит в наготе. 

 

Мой брат по вере, истинный мой брат  

Умен безумьем, бедностью богат. 

 

Любовью полн, людей не судит он,  

В его груди живет иной закон, 

 

Не выведенный пальцами писца, 

А жаром страсти вписанный в сердца. 

 

Святой закон, перед лицом твоим  

Да буду я вовек непогрешим. 

 

И пусть меня отторгнет целый свет! -  

Его сужденье - суета сует. 

 

Тебе открыт, тебя лишь слышу я, 

И только ты - строжайший мой судья». 

 

И вот в молчанье стали вдруг слышны  

Слова из сокровенной глубины. 

 

И сердце мне пронзили боль и дрожь,  

Когда, как гром, раздался голос: «Ложь! 

 

Ты лжешь. Твоя открытость неполна.  

В тебе живу еще не я одна. 

 

Ты отдал мне себя? Но не всего,  

И себялюбье в сердце не мертво. 

 

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих -  

Такая малость, хоть и много их. 

 

Ты сотни жертв принес передо мной,  

Ну, а с меня довольно и одной. 

 

О, если бы с моей твоя судьба  

Слились - кясра и точка в букве «ба» ! 

 

О, если б, спутав все свои пути,  

Ты б затерялся, чтоб меня найти, 

 

Навек и вмиг простясь со всей тщетой,  

Вся сложность стала б ясной простотой, 

 

И ты б не бился шумно о порог,  

А прямо в дом войти бы тихо смог. 

 

Но ты не входишь, ты стоишь вовне,  

Не поселился, не живешь во мне. 

 

И мне в себя войти ты не даешь,  

И потому все эти клятвы - ложь. 

 

Как страстен ты, как ты велеречив,  

Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив. 

 

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри  

Я ожила взамен тебя,- умри!» 

 

И я, склонясь, тогда ответил ей:  

«Нет, я не лжец, молю тебя - убей!» 

 

Убей меня и верь моей мольбе: 

Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе. 

 

Я знаю, как целительна тоска,  

Блаженна рана и как смерть сладка, 

 

Та смерть, что, грань меж нами разруби,  

Разрушит «я», чтоб влить меня в тебя. 

 

(Разрушит грань - отдельность двух сердец,  

Смерть - это выход в жизнь, а не конец, 

 

Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,  

Когда разлуку нашу длит она, 

 

Когда не хочет слить двоих в одно,  

В один сосуд - единое вино.) 

 

Так помоги мне умереть, о, дай 

Войти в бескрайность, перейдя за край,- 

 

Туда, где действует иной закон,  

Где побеждает тот, кто побежден. 

 

Где мертвый жив, а длящий жизнь - мертвец,  

Где лишь начало то, что здесь конец, 

 

И где царит над миром только тот,  

Кто ежечасно царство раздает. 

 

И перед славой этого царя 

Тускнеет солнце, месяц и заря. 

 

Но эта слава всходит в глубине,  

Внутри души, и не видна вовне. 

 

Ее свеченье видит внешний взор,  

Как нищету, бесчестье и позор. 

 

Я лишь насмешки слышу от людей,  

Когда пою им о любви своей. 

 

«Где? Кто? Не притчей, прямо говори!» -  

Твердят они. Скажу ль, что ты внутри, 

 

Что ты живешь в родящей солнце тьме,-  

Они кричат: «Он не в своем уме!» 

 

И брань растет, летит со всех сторон...  

Что ж, я умом безумца наделен: 

 

Разбитый - цел, испепеленный - тверд,  

Лечусь болезнью, униженьем горд.