Часть 1. Выбор пути.
Давно это было, когда я был еще юношей безусым, не имеющим паспорта по моим младым летам. Окончив восемь классов Бобровской средней школы, мне захотелось самостоятельности и независимости. Ну а где можно было реализовать далеко идущие планы как не в областном городе Воронеже, так как уездный город Бобров не представлял для меня никакой перспективы ни в настоящем, ни в будущем. Поэтому дальнейший мой жизненный путь представлялся мне овладением специальности на базе среднетехнического образования.
Уездный город Бобров, основанный в 1711 году испокон веков жил своей провинциальной жизнью. За городом колосились колхозные поля, расцветал подсолнечник, вспахивалась зябь.
В описываемое же время в городе работали предприятия под крылом лесхоза, в керосиновых лавках разливался керосин и выстраивались очереди за хлебом, за сахаром и прочими товарами первой необходимости. Разночинный народ по субботам посещал баню, а потом мужики с «легким паром» заполняли пивные заведения и рюмочные. В общем, жизнь текла тихо и размеренно, как и положено в провинциальном городке районного масштаба.
Да, размеренно, но только не среди молодежи. Тут жизнь кипела как на вулкане. Город был поделен на зоны влияния, которые контролировала своя группировка: «Азовка», «Чукановка», «Подцерковь», «Город», «Подстанция», в которых были свои авторитеты из уголовного элемента и бесшабашных драчунов. Отношения и привилегированное первенство за влияние в городе выяснялись в постоянных стычках и нередко в полномасштабных кулачных побоищах район на район. В таких условиях быть нейтральным было непросто, да и почти невозможно – можно было попасть между теми и этими. Здесь я не буду называть легендарные имена («кликухи») лидеров хулиганского движения, да всех и не упомнишь: одни садились на несколько лет, другие выходили, но дух превосходства одних над другими с переменным успехом поддерживался всегда.
Это было на одной стороне баррикад. А на другой невозможно не упомянуть имя борца с криминалом и нарушителями законности Александра Михайловича Ермолова – участкового уполномоченного - старшего лейтенанта. Человека двухметрового роста, сухощавого телосложения с невозмутимым мужественным лицом и статной фигурой. Он напоминал дядю Степу из одноименного произведения Михалкова. Одним своим видом он внушал невольное уважение не только среди законопослушных граждан, но и среди «вредного элемента». Он по праву был олицетворением торжества законности и порядка. Рядовые граждане обращались к нему по всем малым и не малым проблемам, возникающим в быту, начиная от пропажи курицы и разделению межи между соседскими огородами, до рукоприкладства пьяного мужа. Авторитет его был непререкаем и уж, наверное, прозвище «Колчак» дяде Саше было дано неспроста. Он разъезжал по городу на милицейском сине-желтой окраски «Урале» с коляской. Там, где он неожиданно появлялся, раздавался тихий ропот: Колчак, Колчак, Колчак. Казалось, ничто не могло укрыться от его проницательного взгляда. А по сути, так и было. В Боброве было бы намного больше криминала, если бы не вмешательство этого мужественного борца за правопорядок. Многие события, ведущие к нарушению социалистической законности, он просто предупреждал и пресекал, занимаясь профилактикой преступлений и правонарушений. Это он сказал моему отцу: «Держи парня, а то упустишь». И родитель мой, человек простой рабочий - столяр, глубоко уважая и доверяя участковому, принял это как руководство к действию. Применяя крайне непедагогические приемы, он принуждал меня более серьезно задумываться о жизни. Методы были далеко не от Макаренко, но действенные. По малым летам моим я был знаком с ремнем, а в теперешнем возрасте пару раз пришлось испытать его тяжелую руку. Это было унизительно - и, всё моё существо выражало протест и негодование. Но жаловаться на родителей в то время было не принято, а ювенальной юстиции тогда в помине не было. Приходилось терпеть.
Вероятнее всего такое оперативное вмешательство и помогло мне избежать судимости, которой щеголяли некоторые мои приятели. Честно сказать я был на пороге попасть в трудовую исправительную колонию для несовершеннолетних, которая находилась тут же в городе. Все происходило спонтанно, как невинные шалости, которым не предавалось особого значения. Но когда до меня стало доходить содеянное, я в ужасе понял, чем это может закончиться. В страхе, я на такие рейды перестал ходить и просто стал прятаться от своих друзей-приятелей. Как вовремя уберег меня Господь! В результате этих невинных шуточек, а попросту хулиганства и преступлений - трое сели от двух до шести. Одного отмазала мать – стоматолог. Но меня, слава Богу! - они за собой не потащили. Отец мой, к счастью, ничего этого не знал. Вот так я уже начал идти по кривой дорожке. С этим нужно было завязывать раз и навсегда.
В Воронеже меня постигла неудача. На отделение «Самолетостроение» Воронежского авиационного техникума я не прошел по конкурсу, а на предложенное мне вместо этого отделение: «Обработка металла резанием» - не захотел сам. И что теперь, с позором неудачника возвращаться в девятый класс Бобровской средней школы? Ну нет, решил я и двое таких же как я, с которыми мы жили на квартире при поступлении.
Вот он, - огромный плакат с начертанным на нем объявлением поступать в Нововоронежский энергетический техникум. Это была удача, которая определила весь мой дальнейший жизненный путь.
Часть 2. Голова поезда
По прямой расстояние между Бобровом и Ново Воронежем было сорок пять километров, но коммуникации были проложены так, что наиболее приемлемым был железнодорожный путь через город Георгиу-Деж (сейчас он опять Лиски), а это крючок в девяносто километров, да еще с пересадкой, что добавляло приключений, лишнего беспокойства и времени. Между «Дежем» и Бобровом существовало и автобусное сообщение, но рейсов было мало, расписание для меня неудобное и почти никогда не было билетов. Поэтому если когда удавалось ехать автобусом, то в невероятной тесноте как селедки в бочке. И уж чего там говорить, что происходило на транспорте в выходные и базарные дни, когда провинция везла в Воронеж или в Георгиу-Деж товары с садов и огородов.
Ну, а что творилось в праздники, вернее в предпраздничные и после праздничные дни это особая песня, когда тысячи людей разъезжались из Воронежа по районным городкам и селениям к родным и близким посидеть за праздничным столом. А потом таким же огромным потоком обратно, чтобы вовремя успеть на работу к станкам или на студенческие скамьи. Тем не менее, люди хоть и роптали, но привыкали и загодя настраивали себя на предстоящие мучения в электричках.
Время застоя было хорошее время. К железному занавесу все давно привыкли с мыслью: «Лишь бы войны не было». Генеральный секретарь работал в этом направлении в поте лица, подписывая международные договоры с мирными инициативами, честно зарабатывая славу миротворца и радетеля о народе, о чем красноречиво говорили золотые звезды героя на его груди. Всё так, но вот с коммуникациями где-то бы недогляд.
Ну, а мне то что? Мне только четырнадцать, и если старшие люди: мужчины и женщины стойко переносят тяготы и лишения перемещений, то мне тоже пришла пора привыкать.
Итак, майские праздники позади. Впереди сессия, а на консультации опаздывать было никак нельзя. Билет на автобус до «Дежа» мне в предварительной кассе загодя купил отец, и до него я доехал относительно удобно. От автостанции до железнодорожного вокзала метров в пятьсот я преодолел быстро, надеясь поскорее купить билет и подняться в вагон, не смотря на то, что до отправления поезда оставалось полчаса.
Электричка стояла на месте, но на перроне народу, ожидающему посадку, уже было не протолкнуться. Это меня несколько озадачило, пока я сбегал за билетом и снова вернулся к ней, весь народ теснился в вагонах и в тамбур я попал с третьего раза, благодаря парням, проходившим мимо и сжалившимися надо мной, видя мои тщетные попытки в нее влезть как на неприступную стену. И вот я в тамбуре, это уже хорошо, только стою, а точнее вешу возле правой открытой двери, еле удерживаясь на ногах, с помощью сумки перекинутой через мое плечо и застрявшей между сдавленными людьми. А там я не слышал, а чувствовал всеобщее судорожное желание людей: «Только бы скорее поехать».
Но ирония судьбы на этом не заканчивалась. Вдруг контролерам захотелось проверить билеты, понимая, что в этой массе людской половина безбилетников. Не помогали никакие угрозы, доносящиеся из динамиков о том, что поезд не отправится без контролеров, которых пропустить в вагоны нужно немедленно. Ни один человек не шелохнулся и не потому, что не хотели, а потому, что не могли это сделать физически. Минут через сорок, после трех или пяти неудачных попыток принять на борт контролеров, двери, наконец, закрылись, и поезд стал набирать ход. Я не был выброшен из вагона и был этому рад, но не долго, так как поезд вдруг резко встал как вкопанный. Народ успел дружно воскликнуть: «ОХ»! и единой массой повалиться друг на друга по ходу поезда.
Волнения мои не уменьшились, даже тогда, когда поезд снова набрал скорость потому, что из кабины машиниста по трансляции донеслось, что поезд будет следовать не со всеми остановками, а на каких станциях они будут, он ничего не сказал. На сколько мне позволяло мое положение, а я был сдавлен со всех сторон взрослыми тетями и дядями, которые обеспечивали тетям жизненное пространство, упираясь руками в стенки тамбура и двери. При этом я постарался понять, что станцию «Колодезная», олицетворяющую город атомщиков Ново Воронеж, электричка проскочить не может. Так-то оно так, но она, эта станция, будет с левой стороны по ходу поезда, а я сдавлен на правой стороне тамбура и даже при остановке на ней вылезти из него я не смогу потому, что преодолеть стиснутых в тамбуре людей справа налево это все равно, что пробить бетонную стену. А перспектива уехать в Воронеж мне также не сулила ничего хорошего.
И тут на помощь мне пришел страх, призвавший меня бороться. Свежий воздух в тамбур проникал на остановках, тех, которые не исключили из расписания. Благодаря этому некоторым единичным пассажирам удавалось покинуть вагон, но места больше не становилось, зато было шевеление и мне каким-то чудом удалось оказаться посередине тамбура. Слава Богу, остановки объявлялись как положено и я понял через две на третью будет моя заветная «Колодезная». До левой двери оставалось немного, и после очередной остановки я уже почти целовал её расплюснутым лицом и губами. Ко второму этапу я был готов, станцию я не проеду уж точно.
Но был еще и третий этап – спринтерская гонка. За зданием вокзала «Колодезной» на небольшой площади была определена стоянка автобусов, подходящих к поездам и увозящих пассажиров, прибывающих в Ново Воронеж. Иногда их было два, иногда три, но чтобы попасть в автобус, надо было перескочить железнодорожные пути, пробежать по перрону, обогнуть здание вокзала и ты на вершине триумфа! Только ирония судьбы и здесь, не переставая шутить, закручивала сюжет до кульминации. Дело в том, что электрички из Воронежа и из Георгиу-Дежа здесь встречались, так как станция Колодезная находится на пол пути как от одного, так и от другого города. Потоки были тоже примерно, одинаковые и, стало быть, конкурентов попасть в автобус было непомерно много.
Но я был готов. И вот моя электричка замедляет ход и тянется медленно, медленно мимо пакгаузов и других знакомых строений и зеленых насаждений, вкрадчиво приближаясь к самой станции. Вот уже виден край платформы и длинная клумба с неувядающими цветами рядом с перроном. И я на старте, как гепард в африканской саванне готовый к рывку и нацелившийся на долгожданную добычу.
Не дотянув метров сто до штатной остановки первого вагона двери вдруг резко приоткрылись и я почти в прыжке, но они так же резко закрылись и моя голова оказывается наполовину вне вагона, зажатая между двух дверей и если бы не было зажата еще и нога, то я не знаю смог бы я улыбаться тем пассажирам, а также встречающим и провожающим людям, которые находились на перроне. Я встретился взглядом сразу со всеми, а потом с каждым в отдельности. Они стали приветствовать меня возгласами: «Смотрите: голова, голова…» и при этом протягивали в мою сторону руки, привлекая внимание других пассажиров, стоящих на перроне. Электричка продолжала движение и я понял, что машинист электропоезда, не смотря ни на что все же решил поставить ее на место.
Равнодушных на перроне не было. Даже диспетчер в окне вокзала, в недоумении глядя на меня непонятно почему, стала стучать авторучкой по стеклу. На меня смотрели уже все! Они рассматривали меня как на диковинную реликвию или пришельца из других миров. Одни смотрели на меня с удивлением, другие с сочувствием и состраданием, но большинство с любопытством как на удивительный номер в цирке. А некоторых, особенно молодых лоботрясов, моя голова привела в особый восторг и веселое расположение.
Одна старушка бежала по перрону наравне с моим вагоном и все кричала: «Голова, голова…». Видно было, что она мне сочувствует, от всего сердца, но не в состоянии мне чем-то помочь, повторяла одно и тоже: «Голова, голова….».
А я в свою очередь отвечал бедной бабушке и всем остальным зрителям своей вымученной идиотской улыбкой, стараясь показать, что у меня все хорошо: «Все в порядке граждане пассажиры, встречающие и провожающие. Я благодарен вашему сочувствию и поддержке. Не судите строго, так уж получилось, видите, я даже улыбаюсь». И продолжал озирать обстановку вокруг, не понимая когда же это представление закончится.
Это продолжалось в течение всего времени, пока машинист медленно тянул состав, не видя, что одна дверь у него не закрыта и, как бы намеренно, показывая окружающим, что у электропоезда есть голова.
Наконец то электропоезд встал. Только теперь я уже не спешил из него выпрыгнуть, помня о превратностях судьбы, пока не получил сильный толчок в спину. В автобусе я оказался вовремя. А их оказалось аж четыре - больших «Лаза». Рядом возбужденные молодые люди обсуждали мое приключение:
- Вы видели, как одному парню прищемило голову? Приехала скорая помощь и повезла его в больницу.
- Ну, дела…, да как же его угораздило? Может кто-то дернул стоп-кран, а он оказался у двери? Не повезло бедняге.
- А я никакой скорой не видел.
- Да нет, вот же он – проговорил парень, стоящий рядом и указывая на две черные полосы на моей шее и щеках.
- Да, это он, точно он – голова поезда! – весело воскликнула миловидная девушка, сидящая на высоком заднем сиденье, прислушавшись к разговору и давно с удивлением разглядывавшая меня.
- О, точно, голова поезда! – подхватили другие ребята. – Как себя чувствуешь, голова?
Дружный хохот пассажиров автобуса заполнил салон. Со своего места, обернувшись с любопытством и улыбаясь, посмотрел на меня водитель автобуса, а потом он вдруг подмигнул мне, дескать: «Ничего, держись парень, всякое бывает».
Мне почему-то стало стыдно, и я покраснел.
Подпишитесь на мой канал. Впереди новые публикации