В книге Екатерины Ру "Мертвые пианисты" девочка-аутист Надя не находит своего места в жизни, пока не открывает для себя мир музыки. Оказавшись необычайно одаренной пианисткой, она не стремится к славе и пытается через музыку прежде всего уйти от болезненной реальности.
Вначале перед нами предстает пятилетняя Надя – классический аутист, как их представляют многие - вся в себе, не говорящая, не смотрящая на других, не улыбающаяся девочка… От которой устали родители и сначала отец ушел из семьи, а потом и мать согласилась сбагрить дочь бабушке, тем более, что та обещала сделать из нее "нормального человека".
То, как занималась с ней мать, больше похоже на пародию, чем на занятия с аутичным ребенком, мамашка моментально выходила их себя и психовала, так что занятия не получались совсем.
— Повторяй за мной. Заяц! Говори. За-яц, за-яц, за-яц, мать его!
Надя молчит. К ушам изнутри подбирается тяжелое жаркое гудение крови.
— Ты будешь повторять или нет, дрянь такая!
Мамин голос дребезжит, как сервант в гостиной, когда мимо дома проезжает трамвай. Видимо, мама сердится. Наде это очень не нравится, ей хочется провалиться еще глубже в себя, в собственное тело. А тело спрятать в какой-нибудь чехол. Хотя бы в тесный пропахший лавандой бельевой шкаф.
Книга с шумом падает на пол, и мама закрывает лицо руками.
— Боже мой, за что мне это мучение? Что я сделала не так? Почему ты у меня такая, ну почему? Я этого не заслужила, нет, не заслужила. Я просто хотела ребенка — милого, забавного, умненького ребенка. И вот что я получила в итоге?
В описании маленькой Нади много спорного, что-то мне очень нравится, во что-то я не верю.
Надя ненавидит объятия.
— Все у тебя будет хорошо. И у меня тоже. Ты поняла? Поняла?
Мама отчаянно трясет Надино замершее тело.
К счастью, натиск рук, духов и слез длится недолго. Мама, вспомнив о начавшемся сериале, уходит из комнаты, и внутренняя Надина пружина вновь расправляется. В комнату наплывает тишина. Плотная, густая тишина, через которую никому не прорваться. Надя закрывает глаза и представляет, что сидит в брюхе огромного мертвого кита, выброшенного волнами на берег.
Ну вот не знаю, моего воображения не хватает, чтобы представить себя в чьем-либо брюхе, откуда такое образное представление у пятилетней аутистки? Или стихи:
В комнате страшно и пусто
В трансцендентной лежать синеве.
И только ломаются с хрустом
Ступеньки в моей голове.
Причем нам акцентируют внимание, что смысла слова «трансцендентный» Надя не знает, только слышала его однажды по телевизору…
На улице, в автобусе, в трамвае всегда много людей. Особенно на улице вечером. Мимо Нади проплывают бессчетные потоки лиц. Лица молодые, старые, бледные, темные, багрово-оспенные, блестящие от пота; простые и круглые, как яичница; по-лошадиному вытянутые; морщинисто-желтые, как печеные яблоки; уставшие и помятые, словно скомканные простыни. И все эти лица вечно погружены в мрачную неподвижность. Как будто медленно тонут в стоячей чернильной воде. Люди не смотрят друг на друга, они тоже смотрят в себя, как и Надя. Скользят бесшумно, с поджатыми губами, с пустыми замутненными взглядами, каждый в своем футляре.
Откуда она знает, что люди смотрят в себя? Как это может понять пятилетний ребенок, не понимающий людей и их правил? Да еще и в курсе про "человека в футляре".
А то, как Надя в книге заговорила, мне вообще напоминает анекдот про мальчика, который до пяти лет не говорил, вдруг за завтраком спрашивает: "- А почему мне в чай сахар не положили? - А что же ты раньше-то молчал? - А раньше клали."
Главное, как только заговорила и заодно выяснилось, что она умеет и читать и считать, ее и в школу записали почти сразу с железной логикой:
— Я вам на это вот что скажу, Антонина Илларионовна. Особенные тоже бывают разными. Моя Надюша спокойненькая. И очень умная. Проблем с ней не будет. Я вам это обещаю.
— Ну а помните, вы про детский сад тогда рассказывали.
— Там другое совсем. Себе она может больно сделать. Но другим — никогда. Она ни на кого не нападает. Уж что-что, а агрессивность — это не про нее. К тому же с тех пор как я забрала ее у мамани…
Каким-то чудом ей удалось избежать травли. Возможно, попытки и были,но пресекались учителем на корню, ведь бабушка работала в этой же школе… Хотя по описанию учительницы на это не похоже
Школа оказалась огромным несмолкаемым человечником. Гораздо более шумным и многолюдным, чем детский сад. Повсюду кричали, толкались, двигали стулья. В столовой с грохотом кидали грязные ножи и вилки. Кидали на поднос, а Наде казалось, будто кидают в нее. Будто зубцы и лезвия с разлета впиваются в живое. И никуда нельзя было деться, не находилось ни единого убежища.
В первые месяцы на переменах Надя ходила туда и обратно по коридору, прикусив губу, и отчаянно хлестала себя по щекам. В голове больше не было ни титров, ни реплик — все куда-то провалилось, исчезло. Только кипящими волнами плескалась паника. К счастью, никогда не выплескивалась наружу. Разбивалась всякий раз о крепкие скалы оцепенения.
Утешение и отраду Надя нашла в музыке. Сначала слушая классическую музыку по радио, потом в школе начала играть сама. Причем научилась интуитивно, сама, просто пытаясь исправить "неправильное звучание".
Надя кладет пальцы на клавиши. И эти самые пальцы — обычно закостенелые, сжатые в кулачки — медленно расправляются и оживают. Надя начинает играть осторожно, словно идет на ощупь по темному загадочному коридору. Но очень скоро становится ясно, что коридор не такой уж и загадочный. Вот же они — привычные предметы. Подсказывают путь, успокаивают, запросто угадываясь в темноте.
И так, год за годом, она занимается музыкой, переходит из класса в класс, и по-прежнему остается чужой для мира. Ее даже отводят к психологу, но тот считает, что проблемы лишь в том, что у нее нет друзей.
Дальше идут попытки наладить отношения в классе. И попытки завести этих самых друзей, и начало отношений с парнем, и первый секс.
И вот честно, в эту часть истории я почему-то не очень верю. Ну не интересна Надя своим одноклассникам как была, так и осталась. Никто не будет звать такую "странную" на свои тусовки, тем более зная, что она может ляпнуть правду там, где не нужно, и что она внучка классной…
В то, как описана героиня во всех этих событиях – верю. Очень достоверно. А вот в то, что эти события могли произойти – нет.
В первую секунду Надя хотела выдернуть руку, но тут же вспомнила, что они с Ромой теперь встречаются. А те люди, которые друг с другом встречаются, часто держатся за руки. Так нужно.
А что еще было нужно — Надя решила узнать у Ксюши Лебедевой.
— Ну, как это что… Если вы встречаетесь, вы должны вместе гулять… Ходить в кино, в кафе, друг к другу в гости.
— Гулять, ходить в кино, в кафе, друг к другу в гости, — бормотала Надя, составляя в голове список необходимых действий. Аккуратно прописывая мысленными буквами все пункты.
— Ну, не знаю, что еще. Можете еще в театр сходить. И на каток.
— Театр, каток… Дальше?
— Пока хватит. На первое время.
— А первое время — это сколько?
— Господи, Завьялова… Не знаю. Какая же ты дотошная! Два месяца.
— Два месяца… А как часто нужно туда ходить? Я имею в виду — в кино, в кафе и так далее?
— Хотя бы раз в неделю.
— То есть раз в неделю нужно посещать все эти места? — испугалась Надя.
— Да нет, не обязательно. Можете одну неделю в кино, другую на каток, например. И вообще, пусть Павловский сам организовывает ваш досуг. Он же парень.
— У меня должно быть расписание…
— Вот и составляйте его вместе. Ты мне лучше скажи, ты реально сама подошла к нему и так прямо предложила встречаться?
— Да, подошла и так прямо предложила.
А вот в концовку книги еще как верю, хотя она и очень грустная.
Практически в начале книги бабушка говорит Наде пророческие слова, что умирать ей никак нельзя, потому то без нее они пропадут.
- Конечно, пропадешь. Да и дядя Олег пропадет. Он тоже без меня не справится. Он же совсем еще ребенок. Почти как ты. Он даже поесть забывает, если ему в комнату еду не принести и на стол не поставить. Вы оба мои дети, и я несу за вас ответственность.
Дядя Нади, Олег - еще один аутичный персонаж в этой книге. Аутичность явная, даже если и не тянет на уровень расстройства, хотя скорее всего все же на аспи он вполне тянет. В свои "за тридцать" живет с матерью, практически не выходит из комнаты, работает дистанционно программистом. В быту совершенно не приспособлен.
Дядя Олег для Нади — идеальный мужчина, и если бы можно было выйти замуж за дядю, она обязательно бы это сделала. По крайней мере так она сейчас думает. И, кажется, ее симпатия взаимна: несколько дней назад Надя слышала, как дядя Олег говорил кому-то по телефону: «Девчонка, слава богу, вообще нормальная: не слышно, не видно». Первый раз Надя от кого-то услышала, что она нормальная.
И если Надину историю мы видим до конца, то вот лично я переживаю за будущее Олега, оставшегося в полном одиночестве. И мне очень хочется хоть короткий рассказ о нем...
