Тридцать четвертая глава «Дневника» Саманты Маркл «Задраить трюмы!» — о том, как все члены семьи Маркл, так или иначе вовлеченные в ситуацию, пытались вслепую нащупать правильную линию поведения в условиях полной секретности, которая теперь окутывала Меган.
Когда журналист-«расследователь» наконец ушел, Саманта с Марком «выскочили за дверь, как будто провели запертыми в доме целый месяц»: это была почти что клаустрофобия от того, что «телефон звонил, а люди приходили домой с намерением что-то вынюхивать». Они провели какое-то время вдали от дома, а вернувшись, обнаружили, что замок на задней двери частично приоткрыт: «Мы поняли, что тот, кто хотел заполучить мой фотоальбом, вероятно, попытался вломиться к нам, когда увидел, как мы уезжаем. Поэтому я решила прибегнуть к помощи общественного наблюдения, договорившись с соседями: они были бы в курсе всего происходящего и следили бы за домом, и если бы они что-нибудь услышали или увидели, то позвонили бы мне. У меня была система безопасности, но на той неделе ее еще не подключили, потому что мы въехали совсем недавно. Если кто-то пытается открыть заднюю дверь, обычно подается сигнал полиции, и сигнализация звучит достаточно громко, чтобы ее услышали соседи, — но она еще не была включена».
Саманта еще не знала тогда, что журналисты некой «развлекательной программы» уже пообщались с их соседями — оставили им номер телефона и попросили сообщить, когда она покинет дом, пообещав заплатить за информацию. Таким образом, «соседи в любом случае оставались в выигрыше из-за конфликта интересов» — и Саманта, и журналисты просили их быть начеку; проблема, конечно, заключалась в том, что СМИ, в отличие от Саманты, легко могли заплатить им серьезные суммы.
Переезжать Саманте не хотелось — этот дом ее вполне устраивал, — но еще больше не хотелось рисковать, ожидая следующей попытки взлома, поэтому, когда кто-то из друзей предложил им с Марком арендовать принадлежащий ему дом, они согласились, хотя ее и «пугала мысль о таком утомительном переезде»: «Расходы на переезд были высокими, но я не чувствовала себя в безопасности, так что у меня действительно не было выбора. К этому времени появились сотни статей, и моя сестра знала, через что вынуждена проходить наша семья».
«Мы участвовали в создании этих статей не за деньги, потому что только некоторые издания предлагали небольшую плату, — мы делали это, чтобы защититься, потому что видели, в каких грандиозных масштабах пишут статьи люди, с которыми мы даже никогда не разговаривали. Что по-настоящему шокировало, так это то, что статьи часто не соответствовали действительности и все искажалось ради сенсационности. Я поговорила с несколькими адвокатами, которые объяснили мне, что у многих изданий очень глубокие карманы, и, если только вы не невероятно богаты, вы не можете позволить себе подать на них в суд: они не ожидают непредвиденных обстоятельств. Прискорбный факт: вам приходится платить адвокатам авансом, и каждый раз, когда они звонят по телефону, они берут абсурдную сумму за любые мелкие действия. Проходит всего лишь неделя — и вот ваш гонорар почти иссяк, а вы даже не приблизились к подаче иска. Издания знают, что далеко не каждый может подать на них в суд, и это одна из причин, по которой многие из них берут на себя смелость писать все, что им заблагорассудится».
На связь с Самантой вышло очередное телешоу, попросившее об интервью, «чтобы получить представление о том, какова семья Маркл», и ей понравились члены съемочной группы. К этому времени Саманта уже намеренно решила открыть правду о непонятном отчуждении Меган от родных: «Истории в СМИ рекламировали ее как невероятного гуманиста, но это не соответствовало тому, что она игнорировала семью. Я действительно беспокоилась о своей сестре, но чувствовала, что должна быть честной, — чтобы, если увидит это, она поняла, что происходит с ее семьей и что мы оказались загнаны в угол».
Итак, Саманта попала в замкнутый круг: «когда средства массовой информации пренебрежительно отзывались о нас, у нас не было другого выбора, кроме как высказаться в свою защиту, и это превратилось в постоянный цикл выяснения отношений». Во время интервью она откровенно сказала, что очень любит Меган, но та не ведет себя как гуманист — и уж точно не идет ни в какое сравнение с принцессой Дианой, потому что Диана не стала бы беспричинно игнорировать свою больную сестру и старого отца. Разумеется, соцсети немедленно взорвались волной негатива в адрес Саманты: «Я была в ужасе, увидев предположения, что я ревнивая старая ведьма, желающая подачек, вместо хоть какого-то сопереживания. Я почувствовала себя так, словно вернулась в Салем в 1600-е годы и люди бросают в меня камни, прежде чем сжечь на костре». После этого она начала опасаться журналистов и папарацци.
«Жизнь многих американских семей, похоже, сосредоточена вокруг праздников. День Благодарения был горько-сладким: мы радовались праздникам, и нам было за что испытывать благодарность, — но все же немного грустно, что мы все не могли собраться вместе. Я была рада узнать, что отец провел День Благодарения с Мег и Дорией. Гарри поступил по-джентльменски, сняв дом в Беверли-Хиллз для этого мероприятия, хотя в итоге он сам туда не поехал. Это было удобно как для папы, так и для Дории: ему пришлось приехать из Мексики, а она жила в районе Болдуин-Хиллз в Лос-Анджелесе. В доме были шеф-повар, дворецкий, обслуживающий персонал и, конечно же, охрана, а также достаточно уединения, чтобы это было похоже на домашний отдых, — за исключением того, что индейку приготовил шеф-повар.
Я надеялась, что отец смог встретиться с Гарри, но было тайной, появился он там на самом деле или нет. Источники сообщали, что в то время он был в туре по Карибскому морю. Я подумала, что, может быть, Гарри действительно был там, а папа просто поклялся хранить тайну. Вышла пара статей, в которых говорилось, что Мег провела День Благодарения со своей мамой, — но папа тоже присутствовал там. Я была действительно рада, что у моего отца была такая возможность, прежде чем он оказался, так сказать, окончательно вытеснен из ее поля зрения.
Я думала о том, что мы с братом не были приглашены на празднование Дня Благодарения, как о знамении грядущих событий. Было впечатление, что кто-то намеренно задраивал трюмы. Именно она, когда мы жили в Вудленд-Хиллз, сказала, что ее бизнес будет называться «Три херувима», а не «Пять». Я не понимала этой спешки с закрытием всех дверей. Все это должно было иметь какой-то смысл. Я задавалась вопросом: беспокоится ли она о том, что что-то просочится наружу, или пытается оградить семью от вмешательства? Мне начало казаться, что наша жизнь стала частью цирка — то, что люди могли видеть снаружи, совершенно отличалось от того, что происходило за закрытыми дверями. Мы понятия не имели, что происходит, но становилось все более очевидным, что у Мег было много возможностей пообщаться с нами, но она не делала этого. Она не вела себя так странно, когда выходила замуж за Тревора».
