Часть 1
Мурзик, Мусий Карпыч и просто Мусечка - и все это один и тот же кот. Серо-белый, пушистый, с лапами "сорок шестого" размера. Чистый сибиряк, хотя изрядная горбинка носа позволяет моей подружке Галке, неуважительно цыкая, называть его "грузином". За это неуважение к нему Муся Галку не любит.
Когда она забегает ко мне и мы садимся попить чайку, он пристраивается на подоконнике рядом (как бы не пропустить что-нибудь интересное), но спиной к нам. Правда, максимально развернув в нашу сторону уши. "Опять твой грузин подслушивает наши бабские разговоры,"- говорит обычно Галка.
Дину она любит больше.
Ей всегда кажется, что Дину мы обижаем. Дина это чувствует, и, чтобы Галка еще больше "прониклась", изображает Золушку: сидит в сторонке, со стола не выпрашивает, в исключительно печальных глазах выражение преданности и готовности выполнить любую команду - за так, за ни за что.
При взгляде на нее Галкино сердце тает, как мороженое на блюдечке: "Бедная Диночка, все этому Муське, грузину этому..." - и вкусное печенье исчезает в пасти Дины. При этом к ее скорбному выражению добавляется как бы некоторое смущение за хозяйку, которая к ней так несправедлива. И даже корочку хлеба в такой момент она с достоинством примет и (давясь от омерзения) съест, не выходя из образа.
Как-то в первый год, когда она у нас появилась, во время прогулки мальчонка лет семи, шедший с подружкой из школы, глянув на нашу Дину, с восторгом воскликнул: "Смотри, обезьяна!".
Мне, честно говоря, Дина тоже напоминает обезьяну, а еще точнее, питекантропа из старинного учебника по истории: внимательные, коричневые, очень близко посаженные глаза, которых совсем не видно из - под челки. Сама она крупная, с длинной и густой черной шерстью, и эти сверкающие из шерсти глаза производят диковатое ощущение. Хвост - перо завершает ее облик.
Дина так черна, что в сумраке прихожей, особенно, вечером, она сливается с темнотой, в результате чего гости иногда наступают то на кончик хвоста, то на бороду и ужасно пугаются, когда чернота обретает конкретные очертания и шарахается от них в сторону. Делает это она молча, что усиливает эффект неожиданности.
Барышня она скромная, даже в пригородном поезде, в часы пик, когда мы с ней едем в тамбуре, буквально сплюснутые со всех сторон, ее замечают только тогда, когда кто - то совсем уж неосторожный, пытается наступить ей на нос. Тут она взвизгивает, и для нас с ней на некоторое время освобождается энное пространство, достаточное, чтобы перевести дух. Но ненадолго - потому что Динина скромность и прибывающие пассажиры заставляют забыть естественную осторожность.
Она и появилась в нашем доме оттуда, с дачи. Как-то утром мы всей семьей завтракали, когда пришел поезд. Садоводы проходили мимо калитки и, когда вереница прибывших иссякла, мы заметили большую черную собаку у калитки, вопросительно на нас глядевшую. "Ну, заходи,"- сказал муж. Она толкнула лапой калитку, прошла по дорожке и уселась перед нами. "Здравствуй,"- муж протянул ей руку, а она в ответ ему - лапу.
День она провела с нами. Она не суетилась, не старалась понравиться, а когда пошел дождь, и мы спрятались в сарайчике, она не побежала с нами, а также молча сидела, ожидая приглашения. На призывы детей не реагировала, она ждала, пока ее позовет муж, и только после этого с достоинством вошла под крышу.
И когда вечером мы ехали домой, она с видимым удовольствием шла рядом с нами на импровизированном поводке, и вся ее горделивая осанка и какая-то танцующа походка (которая, как мы поняли потом, у нее появлялась в особо счастливые моменты) - все говорило о том, что ей приятно чувствовать себя Хозяйской Собакой.