С дедом Мишкой мы познакомились на рыбалке. Как-то приехал я на свое любимое место,- а оно занято. Сидит уже тут мужичок - небольшой, светловолосый, еще не старый, но и не молодой. Лет под шестьдесят пять.
- Да я тут уже годков с пять рыбачу… Вот и этот валун установил так, чтоб удобно сидеть на ём было, и на дереве два гвоздя вбил,- один для рюкзака, а второй для фляги с водой,- тихо объясняет он , словно извиняясь , - сам-то я тут недалече живу, на улице Лизы Чайкиной, оттуда полем пять километров, по холодку за час дохожу. Почитай, каждый день здесь по будням рыбачу…
- Потому и не встретились ни разу,- говорю я деду,- я на этот ставок по выходным приезжаю. Не каждые выходные, понятно, но раз - два в месяц - это точно.
- Ну, то садитесь от меня в любую сторону. Вдвоем веселей. Хоть поговорить с кем будет,- рыбы - то тут нет и никогда не было,- говорит он, соблюдая старую традицию рыбаков, - заранее не хвалить…
Так мы и познакомились. Я его называю Михаилом Иванычем, Он меня - Сашей. Иногда уважительно - Александром.
Михаил Иванович не живет, а как он выражается,- доживает свой век. Жена его умерла пять лет тому назад и теперь жизнь для него потеряла всякий смысл.
- Понимаешь, Саша, без моей Танюшки это не жизнь, а одно название. Живешь, ешь, пьешь , телевизор смотришь и на рыбалку ходишь,- а чувствуешь,- нет жизни. Один, если можно так выразиться,- физический процесс… Радости нет и нет самого главного - ощущения надобности… Она же меня всегда, бывало, приголубит, успокоит, направит мысли в нужное русло и утихомирит ежли што… И всегда подскажет как лучше. Всегда её слушал и делал как она советовала и всегда так ловко выходило. Без сучка и задоринки… А однажды принял решение с ней не посоветовавшись. Сейчас доложу, что с того получилось...
Михаил Иванович внезапно замолкает и с интересом смотрит на мои поплавки.
На правой удочке поплавок плавно наклоняется и плывет в сторону , потом не спеша уходит под воду. Так клюёт только карась. Чуть подсекаю и вытаскиваю на берег карася - желтого и активного. Он чуть меньше моей ладони. Снимаю его с крючка, опускаю рыбу в садок. Затем цепляю нового червя, плюю на него и закидываю на то же место. Достаю сигареты. Закуриваю, пачку протягиваю другу:
- Угощайся, Михал Иваныч !
Дымим вместе. Сосед продолжает рассказ:
- Еще не так чтоб и старыми были - дали нам дачный участок. Вот представь, Саша, - поле, проехал трактор, вспахал называется, и стоят колышки с фамилиями владельцев. Порезана та вспаханная земля ровно по шесть соток. Ну, вбил я по периметру арматурины, прикрутил кое-как проволоку. Насобирал её где мог. Больше по свалкам. Вся разная: и колючая, и алюминиевая, и катанка. Короче - забор. В углу - закуток из коробки с под холодильника - туалет.
И началась пахота. С весны до поздней осени мы с Таней на той даче, так называемой. Жена, извини, раком стоит, а я больше по инженерной, так сказать, линии: тяпку наточить, воды холодной в бидончике принести, в обед сало и хлеб порезать… Потом будку железную купили. Слыхал, как фашисты наших пленных в лагерях душили? Вот в таких душегубках… Она за день накалится как печка - не войти внутрь и не притронуться к ней снаружи,- ожог враз схлопочешь .
Раз остались ночевать на той проклятой даче. До полуночи сидели около будки,- ждали, когда она остынет. Потом Таня постелила на кровати. Разделись и легли… Вилы, ёшканый бабай ! Засада ! Впаялись друг в дружку. Утром не разорвать нас было. Как пластилиновые сцепились… Ужас… Голова болит, не выспались, помыться негде… А надо еще работать целый день… Мне-то еще попроще: по холодку стопарик накатил, перекусил из того, что из дома прихватили, бидончик в руку и пошел не спеша за водой холодной к колодцу за два километра… А Таня как утром стала в позу, так вечером разогнулась только с моей помощью…
А через год, по весне, нам воду провели. Сперва деньги собрали, да такую сумму, шо мы все подумали, што та вода с сиропом сладким будет... Провели трубы. А воду не дали. За воду, оказывается , надо отдельно платить. Кричали, кричали на собрании и решили на следующий год деньги собрать. Забегая вперед скажу тебе, Саша, что не было воды ни тогда, ни через два года, ни через три… Всё как-то через задницу у нас делается, чесслово…
И тут же шепот, тихий и настойчивый:
- Подсекай, Саша, потихоньку тяни... Ну !!! !
Закинув пойманную красноперку в садок, я встаю и из термоса наливаю горячий чай в две кружки. Одну протягиваю Михаилу Ивановичу. Тот подозрительно смотрит на чай, оценивает его цвет на крепость и интересуется:
- Сердце не остановится, часом, от такой черноты?
- У меня же не остановилось… Тридцать лет пью только такой,- успокаиваю я его.
- У вас, летчиков, сердце как у хорошего коня. Крепкое и ко всему приученное…
- Здоровье у лётчиков хорошее, это вы, Михал Иваныч, точно сказали… Но умирают летчики, как правило, рано. Долго не живут…
- Што так? - удивляется тот.
- Не знаю. Закон природы. Вот как на Кавказе. Там горцы стареют рано, а живут долго…
- Не понятно,- хмурится мой друг,- сложная философия. Не для меня.
Выпив чай и поменяв червей на крючках двух удочек, Михаил Иваныч садится поудобнее, закуривает и продолжает рассказ.
- Так вот, прошло два года и стала наша дача на что-то похожа. И будка стоит покрашенная весёленькой краской, и грядочки , и дорожка из керамических плиток. А вот в торце моего участка - заросли в рост человека. И ни разу я там никого не видел. А то как-то гляжу,- кто-то в зарослях шевелится, пробует в нашу сторону дорожку пробить. Выходит из зарослей женщина… Молодая еще. Лет под сорок. Приехала с каким-то мужчиной на иномарке. Красивая как Клара Лучко в молодости. Познакомились. Говорит мне:
- Нам этот участок случайно достался. Покойный муж в горисполкоме работал - помогал в выделении земли вашему кооперативу. Теперь муж умер , а я работаю хирургом и мне грубая работа руками противопоказана - чувствительность и точность движения нарушаются. Я хочу вам, Михаил Иванович, предложить сделку. Давайте сделаем так: я завтра пригоню трактор и он мой участок вспашет. А вы на нём посадите картошку. По осени выкопаем и разделим её пополам. Соглашайтесь…
Ну, и головоломка, ёш ты двадцать… И спросить совета не у кого : жены в тот день не было со мной… Подумал, подумал… А… Будь что будет… Согласился.
Вечером рассказал об этом жене Тане. Та выслушала и так тихо говорит:
- Зря ты повёлся… С того участка толку не будет.
Приезжаю я на дачу дня через два. Гляжу,- точно, участок в торце вспахан… Но как? “ Кировец” такие борозды напахал, через них конём не перепрыгнешь… Отовсюду трава торчит, ветки от деревьев плугом из земли вырванные, какие - то доски и куски красного кирпича, а сам участок приобрел овальную форму - по углам плугом вспахать горе - тракторист не смог…
Короче, взял я лопату и начал разбивать эти холмы, а граблями выравнивать. Неделю промучался. Посадил картошку. А тут трава начала расти. Картошка еще не взошла, а участок соседки - весь в траве как поле футбольное. Тяпку наточил шо саблю булатную и вперед… Появилась, наконец, картошка. Ботва хилая, рахитом, што ли, болеет,- не понятно. А дождей нет. И воды в трубах нет. Земля - шо камень. Подошло время окучивать. А что там окучивать?... В тех условиях - это что камнями засыпать.
А соседка меня не забывает. Нет – нет да позвонит:
- Как там наша картошечка ?
Михаил Иванович достает новую сигарету, неторопливо раскуривает её и, не отводя взгляда от поплавков, продолжает:
- Настала осень. Выкопал я соседкину картошку. А она мелкая как черешня, и не круглая, а вся в каких-то шишках да вмятинах. Накопал я три четверти строительного мешка. Знаешь, такие белые, для мусора… Сижу, смотрю на этот урожай и думаю: если его еще разделить поровну,- совсем соседке два ведра останется… Отдам ей всю картошку. Позвонил ей на сотовый:
- Приезжайте завтра, - говорю, - забирайте урожай.
Та обрадовалась, затарахтела в телефон:
- Конечно, конечно… Это такое подспорье… Картофель в этом году неимоверно поднялся в цене… Спасибо вам, Михаил Иваныч ….
А на следующий день я наслушался от Маргариты Львовны такого, что и во сне не увидеть: оказывается, я аферист и вор, который украл картошку… Спасибо, жена Таня выручила. Подошла и так тихо и душевно говорит ей:
- Давайте я вам луку дам. И морковки сейчас копну. Вам же это нужно, правда? И чесночку положу, и свеколка есть.
Короче, наложили мы соседке еще мешок сопутствующих овощей с нашего участка. Уехала она успокоенной и счастливой. А Таня моя, вот на что человек был святой, - ни разу не попрекнула за тот промах… Ну, было и было… Впредь умней штоб был.
Михаил Иванович замолкает, тушит окурок сигареты о каблук старого ботинка, прячет его в пустой спичечный коробок и долго смотрит куда - то вдаль поверх поплавков. Глаза его влажны и печальны.
Солнце уже высоко. Клёв заканчивается. Всё сильней и сильней пригревает солнце.
- Сматываем удочки, Михал Иваныч? - спрашиваю я.
Иваныч смотрит на солнце, с сожалением - на застывшие поплавки.
- Ты прав. Клёва уже не будет. Надо отчаливать…
Мы вытаскиваем из воды удочки, выбрасываем в воду оставшихся червей, не торопясь собираем мусор на месте рыбалки, достаем из садков рыбу и укладываем свои рюкзаки в багажник автомобиля. Я угощаю Михал Иваныча коньяком из небольшой серебряной фляжки. Тот делает несколько глотков, его лицо чуть улыбается седой небритой щетиной:
- Дай Бог не последняя…
Я довожу его до его панельной пятиэтажки в самом начале города и пожав на прощание руку, уезжаю к себе домой - на дачу. Ехать мне до нее еще через весь город и потом километров тридцать. Квартиры в городе у меня нет.
Заболел мой друг дед Мишка. Позвонил ему, хотел на рыбалку пригласить, а тот тихим голосом:
- Болею я… На этот раз порыбачь без меня…
- А что случилось, Михаил Иванович ? Врача вызывали, что говорит ? - спрашиваю его.
- Зачем мне тот врач ? - усталый, хриплый голос друга,- я сам себе и акушер и микрохирург глаза… Никогда к ним не ходил. Сам привык лечиться. От простуды первое дело и лучшее средство - чай горячий с малиной. Вот им и лечусь.
- Я заеду?
- Приезжай, конечно. Чаю попьём, поговорим. Вдвоем всегда веселей…
Дед Мишка сидит за самоваром в одной из своих двух комнат. Поверх фланелевой рубашки накинут вязаный жакет. Комната похожа на деревенскую избу: в центре стола - старинный тульский самовар фабрики Баташева, переделанный под электронагрев наподобие электрочайника. Свет выключен. На столе горит недавно купленная настольная лампа, стилизованная под старинную - керосиновую, рядом в тарелке - печенье, в поллитровой банке сахар, тут же - варенье в вазочке. Друг как-то осунулся, сгорбился, говорит тихо и с хрипотцой :
- Садись, Саша, будем чай пить из самовара. Я к этому делу приобщился во время срочной службы…
- А служили вы где, Михаил Иваныч? - спрашиваю я садясь за стол.
- Варенье бери… Служил я , Саша, в Мурманской области, на полуострове Святой Нос, в пэвэошном зенитно – ракетном дивизионе Эс семьдесят пять. Был такой ракетный комплекс в то время. Говорили нам, что такой точно ракетой сбили в шестидесятом году под Свердловском лётчика – шпиона Пауэрса. Да… Но это было раньше нас. Я - то служил с шестьдесят девятого по семьдесят первый… Командиром у нас был капитан Трандафилов Анатолий Леонидыч. Хороший мужик , а в военных вопросах - гений. Вот сними с него капитанскую шинель,- одень генеральскую,- и потянет. Еще и как. Всё знал и всё умел. С солдатами не сюсюкался, но все уважали, а с офицерами дивизиона вроде бы и запанибрата, а боялись его как огня. При нем на дивизионе и казарму новую построили, и баню с небольшим бассейнчиком хозспособом сварганили, и библиотеку организовали.
- Тяжело служить было ? - спрашиваю я Михаила Ивановича.
- Понимаешь, Саша, тяжело - то понятие расплывчатое. Конечно же - не легко. Но было интересно. Особенно летом. Зимой - заметет всё, ничего не видно. Сидишь на боевом дежурстве в кабине - тепло и мухи не кусают. Обьявили готовность - воспрянул духом, занял рабочее место и нажимаешь вовремя нужные кнопки… А вот летом… Летом нами командовал старшина дивизиона Паламарчук Тарас Игнатович. Хозяйственный был шо брусок стирального мыла. Это мы так за глаза шутили. Работали мы под его чутким руководством. Всем дивизионом собирали ягоды. Из черники и морошки варили варенье. Заготавливали грибы. Брали только шляпки подосиновиков. На озерах ловили рыбу. Ставили сети и раз в неделю лебедкой вытаскивали сотни килограммов рыбы. Потом её солили в бочках.
Про охоту - отдельный сказ. Командир дивизиона всегда проверяя несение службы караулом, инструктировал: увидел поблизости оленей,- упал за камень, прицелился и короткими очередями начинаешь пополнять для дивизиона доппаёк. Так что оленина у нас не переводилась. Как и красная рыба: сёмга, кумжа …
Да... Служили в дивизионе два солдата - местные оленеводы саамы, или как их еще кличут - лопари. Были они специалистами по выделке шкур. Набьют на море нерп, или оленей, или росомаху подстрелят, - начинают выделывать. От дивизиона метрах в пятидесяти стояла их ванная,- большой железный ящик. Мы туда всем дивизионом по малой нужде бегали. Приказ такой был. А они в той моче шкуры вымачивали. Вонь стояла страшная, но потом шкуры становились мягкими, лёгкими и переливались прям в руках. Все женщины нашего дивизиона ходили в песцах. А мастерил одёжку из тех шкур свой же солдат Борис Израилевич Каминский. Шил и жилеты, и шапки, и шубки детям, и унты… Великий мастер был. На американской ножной старинной машинке “ Зингер” такие вещи красивые шил, что место им точно в музеях. Это был единственный солдат, которого все звали по имени - отчеству. И это не за красивые глаза, а за мастерство, что ему природа дала… Я когда на дембель уходил, мне Борис Израилевич унтята моей Татьяне и маме пошил. Они их до самой смерти проносили. И всё время были как новые…
- С Татьяной уже знакомы были ?
- Да. Меня же по осени в армию призвали, а она летом в институт поступила на вечернее отделение. Три вечера в неделю в институте занимается, а днем работает. Она же сама не местная. В Орле её отец с матерью жили, а она к нам приехала в институт поступать. Жила в институтской общаге.
Михаил Иванович пододвигает ко мне розетку с вареньем, зачем-то кладёт передо мной горку печенья:
- Пей чай, Саша, не стесняйся… Тут все свои.
- Спасибо, Михал Иваныч. Я - не стеснительный.
- А Таня же тогда чуть в тюрьму не загремела. Я рассказывал ? - спрашивает Михаил Иванович, добавляя горячий чай мне в чашку.
- Да вы что ?!!! - удивляюсь я. - Что же она такого натворила?
- Да куда ей творить-то было…- тихо говорит Михалыч,- днем на работе, вечером - в институте. Маленькая, худенькая, сорок три кило весу… Такая она миниатюрная была, красивая и хрупкая , ну как фарфоровая статуэтка. Ты книгу “Тополёк мой, в красной косынке “ читал ?
- Читал. Это повесть Чингиза Айтматова, - умничаю я.
- А я не читал… А вот название нравится… Ну точно про мою Танюшу. Тополёк... Мой… Это надо же так сказать красиво и волшебно про женщину… Давай закурим по одной. Чуть - чуть…
Мы курим и долго молчим. Проходит несколько минут. Михаил Иванович тяжело вздыхает и продолжает рассказ:
- Устроилась она в книжный магазин. Назывался он помпезно : “ Дом технической книги “ . Ну, всякие там справочники, учебники, наставления и прочая мелочь. В основном, - брошюрки типа “ В помощь молодому токарю” по цене от 15 до 20 копеек за штуку. Работало там пять таких же молодых девчат и заведующая была: толстая, на тонких ногах, тёртая жизнью тётка. Звали её Зинаида Ефимовна. Проработала Танюшка там месяца два, ничего вроде - работать можно, притерлась, подружилась с коллегами. Всё хорошо. И тут заведующая назначила переучет. Закрыли магазин и до вечера все пересчитали, составили акт ревизии… Посмотрели на результат,- батюшки мои ! - недостача аж 800 рублей. У всех девчат от стона рты свело судорогой,- сумма по тем временам - астрономическая, находящаяся где-то за областью понимания их ума. У девчат зарплата - 95 рублей, у одной старшей продавщицы – 110. Начали проверять, пересчитывать… Всё верно. Недостача. 800 рублей с копейками.
А заведующая сделала вывод: это Таня украла. Раньше ведь, такого не водилось, а тут приняли новенькую и - пожалуйста. Таня в слёзы - не брала я ! А та, напористо так насела на неё : ты украла и вся недолга… Говорит ей: даю тебе четыре дня до субботы. Не погасишь недостачу,- акт передам в прокуратуру , а там суд и в места не столь отдалённые по холодку… Завтра можешь на работу не выходить - ищи деньги. И не распространяйся громко о своей беде – хуже только сделаешь.
И начались поиски денег. 200 рублей телеграфом прислали родители из Орла. Выпросила у родителей. Сказала, хочу на зиму шубу и сапоги теплые купить. 200 рублей заняла у моих родителей. Слава Богу, они её хорошо знали и были о ней самого лучшего мнения. Оббегала всех своих подруг и знакомых - заняла по мелочам, да девчонки из общежития собрали… Короче, набралось 600 рублей. Надо еще 200 рублей где - то брать. А где их взять - никто не знает… Тупик.
И тут Бог надоумил - надо попросить денег в долг у дядьки - родного брата матери.
Жил дядя Гриша в Днепропетровске, а до этого работал в нашем городе и был он каким-то большим начальником. Мать Тани говорила, что войну он закончил подполковником, имел всю грудь в наградах и в войну служил в каком-то таинственном СМЕРШе. А когда он приезжал в орловскую деревню к родителям, то всегда кто-то невидимый каждое утро присылал ему под ворота серую “Победу” с водителем. О своей работе дядя Гриша отмалчивался, а односельчане были уверены, что его работа связана с разработкой каких - то ракет. Вот ему и позвонила Танюшка.
Обманывать Таня моя была не мастерица, поэтому рассказала дяде всё, как было. Дядька её выслушал внимательно и твёрдо пообещал утречком выслать ей 200 рублей телеграфом.
- Не переживай, Танюша,- к обеду ты денежку получишь и успеешь как раз отдать их, гори они огнем… А твой магазин, говоришь, где находится? На Московской улице ?
- Да нет же, дядь Гриш ! Он на углу улицы Клары Цеткин и Индустриальной. Ну, рядом с краеведческим музеем.
- Помню, помню… - радостно говорит в трубку дядя, - я и вашу заведующую, кажется, знаю… Хорошая женщина. Валентина Ивановна, правильно ?
А радостная Танюшка поправляет дядю:
- Её зовут Зинаида Ефимовна ! Подводит вас память, дядя Гриша…
Да… Поговорили еще немного и успокоенная Таня пошла домой в надежде завтра получить деньги и закончить весь этот кошмар.
Утром пришла Танюшка на работу. Всё тихо и спокойно. И тут заходят в магазин два посетителя. Обоим лет по сорок, плотные такие, в одинаковых темных костюмах , при галстуках и в шляпах. Не спеша прошлись вдоль стеллажей с книгами, молча полистали какую-то брошюру и скрылись в кабинете заведующей. Через пару минут они вышли втроём. Впереди шла Зинаида Ефимовна. Цвет её лица и потолка были одинаковыми. Вышли они из магазина, сели в стоявшую белую “Волгу” и уехали, оставив девчат с разинутыми ртами от удивления.
Михаил Иванович выпивает таблетки и достав из под руки градусник, при тусклом и дрожащем свете керосиновой лампы долго вглядывается в его шкалу. Потом прячет термометр в специальный прозрачный чехольчик.
- Тридцать семь и четыре. Это нормально. Надо делать поправку на горячий чай. Это он и нагнал лишний градус…
- Так чем там дело закончилось, а, Михаил Иванович ? - спрашиваю я с нетерпением .
- Что? Ах, да… К обеду вернулась Зинаида Ефимовна. Закрыла магазин на профперерыв, собрала у себя девчат, стала посреди кабинета на колени, плачет вся и просит прощения у Тани. Ползает на коленях, хватает её за ноги и всё: прости да прости. Созналась, что это она, вроде бы, проверяла Танюшку. Вскочила, достала деньги из сейфа, кричит; вот они, эти проклятые деньги ! Короче говоря, только к вечеру успокоилась. Девчонки ей такси поймали - домой отправили... А через неделю она уволилась. Потом Таню вызывали в Облкниготорг - предлагали возглавить магазин, да та отказалась, куда там, говорит, мне…
А после работы Таня зашла на почту - получила деньги от дяди Гриши. Оттуда же позвонила ему,- чтобы поблагодарить, да сказать, что напрасно его беспокоила. А тот - веселый как всегда. Говорит:
- Это тебе подарок от нас . Купи себе что-нибудь… А о том, что у тебя там все обошлось - я знаю.
- Откуда? - удивилась та.
А дядя Гриша весело так говорит:
- Сорока на хвосте принесла…
Потом мы уже на свадьбе узнали, что дядя Гриша был заместителем начальника областного управления КГБ по Днепропетровской области. Он всего-то поднял трубку и прозвонил такому же заместителю в нашей области - своему хорошему знакомому еще по службе в СМЕРШе и попросил его вмешаться. Тот и вмешался… Умели работать… И польза от них была, не то, что сейчас…
Мы закуриваем. Каждый о чём-то своем задумываемся. Уже поздно и мне надо уезжать. Дед Мишка долго трясет мою руку и как-то потерянно говорит:
- Это ж надо в такую погоду заболеть… Сейчас самая рыбалка… Спасибо, Саша, за визит, за разговор наш дружеский. Здоровья тебе, дружище.
Он прижимается лицом к моему плечу. Его трясёт мелкой дрожью.
До дома мне ехать далеко. Я не спешу. Музыку не включаю. В голове метрономом стучат слова Чингиза Айтматова: тополёк мой, в красной косынке… Тополёк мой, в красной косынке...