Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
Да уж... Снова мой друг будит во мне яркие воспоминания. Тот конкурс, когда мы стали настоящими знаменитостями в области, я не забуду вовек. Магадан — это был финальный этап. Ему предшествовала победа на районном смотре, где мы поразили публику собственной оригинальной версией известной песни Барыкина «Памяти Виктора Хара». В отличие от «Карнавала», мы сделали композицию по-настоящему хард-роковой. И зазвучала она, без ложной скромности, поистине феноменально. Не похожей ни на что, слышанное публикой ранее.
«Рожали» мы эту аранжировку совместно, в едином коллективном творческом порыве. Это был настоящий кайф — участвовать в создании чего-то такого тяжеловесного, почти материального, по значимости сравнимого со строительством моста или дороги. Ощущался такой творческий подъём, что мы забыли о еде и сне. Не выходили из репетиционной почти двое суток и не заметили, как пронеслось время. Зато этой своей работой я горд более всех других дел. И вершиной наслаждения от неё стал концерт в Магадане, в огромном зале, в каких нам до того выступать никогда не приходилось. И зал был набит битком. На балконах не протолкнуться, в проходах народ стоит, как в автобусе в час пик.
Мандраж был очень ощутимый не только у нас, но и у нашего «радиста», а официально — звукорежиссёра, по имени Рашид. Здоровенный татарин, весом около полутора центнеров, от волнения не рассчитал с дозировкой «микстуры» и принял вместо ста капель «Арарата» все пятьсот, наверное. Это стало причиной его халтурной работы в начале нашего выступления и одновременно явилось особой изюминкой, которая стала впоследствии нашей своеобразной визитной карточкой.
Дело в том, что Рашид занимался не только звуком, работая с микшерским пультом. Управление всем световым оборудованием на сцене также было в его ведении. И вот мы стоим перед разверзшейся пастью зала, где замерло более тысячи зрителей. Лось не успел дать отсчёт стуком барабанными палочками друг о друга для начала вступления, как вслед за залом и вся сцена погрузилась в непроницаемую темноту.
Рашид что-то намудрил. Но Лёха не растерялся, и в полной тишине и темноте весь зал отчётливо услышал четыре сухих щелчка заданного палочками ритма. Вместо пятого щелчка грянул скрежещущий «квадрат» — довольно замысловатая, но запоминающаяся музыкальная фраза, исполняемая всеми инструментами в унисон, создающая мощную звуковую и энергетическую волну тяжёлого рока.
И при первых нотах этого «квадрата» над каждым из музыкантов на сцене начали коротко вспыхивать софиты разного цвета. Получилось совершенно спонтанно, только благодаря тому, что Рашид выпил лишку дорогого армянского коньяка, но очень эффектно. Фигура каждого словно материализовалась во тьме на долю секунды, чтобы тут же исчезнуть, а вместо неё в другом месте сцены появлялась фигура другого музыканта.
И только когда первый «залп» тяжёлого рока сменился ритмичным, но тихим музыкальным рисунком, не лишённым, однако, особой жёсткости, и в пространстве загустел сипловатый низкий голос Лёни Романова, началось световое представление на сцене.
Чили...
Это был, увы, не сон.
Словно к звёздам,
Я к любимой шёл.
Чили…
Но кто-то крикнул: Стой!
Затвором щёлкнув за спиной...
Когда через пять минут отзвучал последний смачный пассаж соло-гитары, в зале повисла гробовая тишина. Включился яркий свет, и мы увидели сотни потрясённых лиц. На глазах у многих блестели слёзы, и это стало настоящим шоком для всех нас. Через полминуты, наверное, зал просто взорвался бешеным рёвом. Реакция была настолько бурной, что нас чуть не смело цунами зрительских эмоций. Мой мозг наполнился туманом, и в памяти сохранились только обрывки происходившего вокруг меня сумасшествия.
Осколки изображений лиц, искажённых экстазом, вращались, как в калейдоскопе, с бешеной скоростью, и... Безмерное, неописуемое ощущение счастья. Тот, кто хотя бы раз в жизни испытал чувство единения сцены и зала, никогда не забудет этого непередаваемого ощущения. Когда ты выложился на двести процентов и в ответ получил во сто крат больше, эта энергия способна взорвать тебя, как «Царь-бомба».
Познавший магию сцены заболевает ею навсегда. Одна «инъекция», подобная той, что мы получили тогда в Магадане, способна опрокинуть жизнь человека и превратить его в раба сцены, готового пахать на неё бесплатно, даже из своего кармана платить, лишь бы вновь и вновь получать свою дозу наркотика. Наркотика, появляющегося в результате работы артиста, способного зажечь души зрителей, чтобы затем напиться их благодарностью.
— Чё-то холодно, Лёх. Не кажется?
— Угу, — промычал Лось, уже похрапывая.