Давно знакомы. Серьезный мужик, добрый. Занимает приличную должность в братстве банковского «офисного планктона».
Как-то расслабился он в баньке после парилки, загрустил да под пивко поделился грустной радостью: расстался с женой. Прожил с ней без малого тридцать лет.
- Перестала быть женщиной лет десять назад. Мужик в юбке. Грубая. Своенравная. Жадная. Нет, с мужиком я жить не согласный! – улыбнулся он грустно. - Хочется тепла, женственности, нежности, заботы. Ушел. Развелся.
- А повод? – спрашиваю. – Любовница?
- Нет.
- У нее любовник?
- Нет.
- А что?
- Кто! Мышь.
- Рассказывай.
Рассказал.
В квартире завелся крохотный мышонок. Шерстка серебристая. Глазки бусинками. Шуршал по ночам за плинтусом. Однажды нагло выбежал по время завтрака на середину кухни, осмотрелся, подвигал усиками и неторопливо ушел под кухонный стол.
Жена опомнилась от наглости мышА, озверела.
- Убей тварь! – потребовала она.
Тут же сходила в хозяйственный магазин, купила мышеловку.
Несколько дней отлынивал, не хотел мышонка убивать.
Какие-то уникальные он вдруг во мне открыл качества, каковых за собой не замечал давно: сентиментальность, нежность, способность любить. Захотелось кого-то приласкать, обнять, сказать доброе слово.
Детей нет. Всё хотели пожить для себя. Пожили, дожили до одиночества. Родители давно покинули этот мир.
Гренадера в мятом халате, в коего превратилась уже к пятидесяти годам располневшая, озверевшая супруга. Приласкать… Да что уж говорить?! Обнимать не хотелось.
Жена сама лазила на карачках по кухне, двигала мебель, нашла норку мышА. Меж бетонными плитами стен, видимо, щели после строительства остались. В уголке, между стыков плинтусов прогрыз мышон аккуратную арочку, по ночам на охоту выходил. Съестное добывать. И ведь не гадит, не мусорит, не грызет мешки с крУпами. Аккуратный мышец попался, деликатный.
Насыплешь, бывало, у норки пшена, покрошишь хлебушка. Утром, глядь, под столом у плинтуса чисто.
Жена плюнула, посетовала, мол, так и знала с самой свадьбы, что мужика в доме не будет. Сама начала мышеловку заряжать. Потренировалась. Зарядила. Ткнула карандашом. Шваркнула мышеловка пружиной с такой силой, - карандаш переломила.
Моя законная домашняя тварь успокоилась. Зарядила на ночь орудие убийства кусочком сыра. Уснула довольная.
Откуда в ней это? – думаю. – Страсть к убийству? Так и меня скоро удавит во сне или отравит.
Две ночи охотилась супруга на мышА. Бесполезно. Осторожный звереныш. Кусочек сыра в мышеловке оставался нетронутым.
На третью ночь, как женушка уснула, тихонько поднялся с супружеского ложа, босиком прокрался на кухню, блокиратор из канцелярской скрепки поставил на мышеловку, чтоб не сработала. Сыра накрошил, в норку тем же обломком карандаша глубже задвинул.
Пусть мышонок отъедается. Подрастет, приручится, поймаю, в подвал отнесу. Пусть живет. Жалко серенького. В подвале, правда, коты живут. Тоже твари. Тоже кушать хотят.
Не в зоопарк же нести мышастого?
Ладно, - думаю, - позже решим судьбу звереныша.
Утром пораньше поднимаюсь. Кусочка сыра в мышеловке нет. Убираю блокиратор. Жду реакцию супруги на «умного» мышА.
Супруга злится, отраву, ядохимикаты обещает поискать по хозмагазинам.
Вот, - думаю, - началось. Сущность свою проявила. Отравительница в действии.
Попытался убедить потенциальную мою будущую убийцу, когда будет мыть пол после рассыпанной отравы, сама потравится. Убеждения подействовали.
Неуемная охотница на ночь вновь зарядила мышеловку. Переживаю уже за мышку чрезвычайно. Вновь тайно поставил блокиратор из скрепки.
Утром куска сыра в мышеловке не оказалось. Жена вне себя от гнева.
Меня костерила, что я не мужик, а баба, не могу даже крохотного мышА убить.
Не могу, - соглашаюсь. Но про себя соглашаюсь, молча. Сам начинаю по-настоящему опасаться супруги.
Ходит она злобной фурией, как и мамаша ее, когда гостит у нее зять с дочерью.
Супруга готовила и так скверно. А тут полуфабрикаты просроченные начала таскать. Будто с помойки. Хотя в деньгах не нуждаемся. Машина новая. Квартира куплена лет пять назад, сделали евроремонт. А что плинтусы даже мышонок прогрыз, так жена сама захотела натуральные, деревянные.
Через неделю борьбы с мышем супруга и вовсе озверела, не спит по ночам, сидит, как сыч на табуретке в кухне, следит за сыром в мышеловке и за мышем.
Удивился. Выходит, мышь очень разумное животное. Распознал врага по запаху. Ни разу мышонок не выглянул, не высунулся из норки. На третью ночь женушка сломалась. Решила отоспаться.
Две ночи подкармливал мышА, засовывал крошки сыра в норку карандашиком. На всякий случай, ставил блокиратор на мышеловку.
Как-то утром выбросил меня из постели звериный вой супруги. Выяснилось, вошла она в кухню, кусочка сыра в мышеловке не увидела, подумала, устройство не работает, сунула палец, чтобы проверить. Мышеловка захлопнулась. Блокиратор в ту ночь я забыл поставить. Хитрый и осторожный мышец за ночь благополучно сожрал кусочек сыра.
Женин палец раздулся до теннисной ракетки. Для настольного тенниса.
Тут уж мне житья совсем не стало. Ни минуты покоя. Домашняя фурия окончательно сошла с ума, семейную жизнь отравила своими воплями, руганью, оскорблениями.
Чего ей не хватало тридцать, без малого, лет? Почему зверела потихоньку?
Тоже подумал: может, любовник завелся, и старый супруг стал ей не мил?
Нет же! На работе не задерживается. Подруг нет. Кроме мамаши. Да и к мамаше редко заезжает. Теща сама наведывается к дочуре. А та всё дома и дома, домоседка. С одной стороны, - хорошо. С другой...
Кто ж на такую озверевшую домосмотрительницу позарится?
Так что мышонок стал катализатором ее истинной сущности.
Ушел из дома. Собрал спортивную сумочку. И ушел. МышА выманить не удалось.
Думаю, без меня он к добрым соседям этажом ниже перебрался.
От бывшей супружницы сведений, что она прикончила мышь, не поступало.
Такие дела.
- А почему с такой грустью рассказываешь? – спрашиваю.
- Мышку жалко. Замечательный был дружок. Почти приручил. Ждал меня по ночам, сверкал глазками, чтоб я сыр покрошил и в норку засунул. Сдружились мы. Бывшая нам обоим жизнь отравила. Ладно, пойдем в парилку, что-то примерз я. Некому согреть. Хотя бы душевно.
